Феникс (ЛП) - Рейн Энтони. Страница 6
Феникс, кажется, замечает, что я растерялась, и жалеет меня.
— Как зовут эту твою подругу?
— Гарриет. Теперь она мертва.
— Ты скучаешь по ней?
— Да. Я никогда ни к кому так не привязывалась. Никто еще не дорос до ее стандартов.
Ха! Будто в моей жизни было так много возможных друзей.
— Ты ведь не отсюда, да? — с любопытством спрашивает он.
— Ну да. Очевидно, я только что переехала, — говорю я, указывая на не распакованные коробки.
— Нет, я имею в виду твой акцент. Он другой.
— Верно. Я валлийка. Ты не узнал?
— Ах, точно. Уэльс. Прекрасный акцент. Мягкий и музыкальный. Приятно слушать.
От неожиданного комплимента я краснею.
— Спасибо. Должно быть, ты мало где был, если его не узнал?
— Так и есть, — невозмутимо заявляет он.
Я мягко смеюсь и признаю:
— Как и я.
На короткое мгновение мы посмотрели друг на друга с пониманием. Мы такие разные, и в то же время похожи.
— Я должен идти, — говорит он, поднимаясь со своего места.
— Хорошо, — отвечаю я. — Может, увидимся завтра?
Он печально смотрит на меня.
— Завтра я занят.
— Уверен? Можешь прийти на ужин.
Его взгляд смягчает симпатия. Мне нужно спроецировать свое одиночество мигающим знаком на лбу.
— Нет, дорогая. Я не могу.
— Я никого здесь не знаю! Буду рада компании, — говорю я в последней попытке. Мне внезапно перехотелось тратить все выходные на себя.
Он глубоко вздыхает и делает шаг ко мне.
— Знаешь, ты даже еще не сказала мне, как тебя зовут, — говорит он, протянув руку и заправив прядь волос за ухо. Его прикосновение — комфорт, в котором я нуждалась, хоть и не знала этого. И он слишком быстро исчезает. Я хочу, чтобы он снова меня коснулся.
Мое дыхание учащается.
— Ева. Меня зовут Ева.
Его веки опускаются, когда он сосредотачивает внимание на том, как поднимается и опускается моя грудь.
— Ты пытаешься соблазнить меня, Ева?
— Нет, — хрипло шепчу я. — Я просто хочу быть тебе другом.
— Я не завожу друзей.
Его руки снова касаются меня, в этот раз нежно двигаясь к основанию шеи. Подавляю желание застонать, наклоняясь к нему. Мое лицо уже практически на его каменной груди.
— Можешь сделать исключение? — говорю я на выдохе.
Теперь он поглаживает ключицу подушечками больших пальцев.
— Может быть. Ты хотела бы, чтобы я это сделал? — говорит он и затихает. Его пальцы движутся вниз к округлостям моей груди. Я всегда была хорошо сложена, но ни один мужчина, ни разу не касался меня там, из-за чего я готова потеряться.
— Да, — наконец удается выдать мне.
— Тогда ладно. Видеть, как ты краснеешь — это нечто, — хрипло говорит он. — Во сколько ты бы хотела поужинать?
— Мм, в шесть сойдет?
— Идеально. Увидимся завтра, Ева.
И он убирает руки. Кажется, сейчас я начну умолять его не делать этого, но останавливаюсь. Вместо этого стою и смотрю, как он выходит из дома. Жду не дождусь завтрашнего вечера.
Глава 5
На следующий день иду в бакалейную лавку. Грустно от того, насколько я взволнована моим первым свиданием за ужином. И Феникс… Я ворочалась всю ночь, пытаясь его понять. Не могу сказать, действительно ли я ему нравлюсь, или он жалеет меня, или находит немного раздражающей/забавной. В том, как он смотрит на меня, есть что-то такое сильное, из-за чего я дрожу, желая узнать, что скрывается за его внешностью.
Все это проносится в мыслях, пока я закупаюсь продуктами. Решила сделать тушеную курицу и лимонный чизкейк на десерт. В магазине сталкиваюсь с Маргарет, и она предлагает мне присоединиться к ним с ее мужем Томасом за субботним обедом завтра. Я отвечаю: с удовольствием.
Вернувшись домой, я готовлю рагу, а затем принимаю ванну. Несу стереосистему наверх и устанавливаю вне ванной, чтобы можно было слушать, как Леонард Коэн поет о гостинице “Челси”. Этот диск у меня уже три года, и все, что я когда-нибудь слушала, - эта песня на повторе. Есть в ней одна строка, которая меня всегда трогает.
“Говорила, что любишь ты статных парней, но ты сделала мне исключенье.”
Не уверена, почему, но это напоминает мне о Фениксе. Он самый привлекательный мужчина из всех, кого я встречала, но я чувствую тьму внутри него. Думаю, в ней он видит уродство.
Я обожаю возможность оставлять дверь открытой, когда я в ванной. Появляется так много места, которого у меня не было раньше. В том доме, где я выросла, постоянно кто-то кричал и шумел, вторгаясь в твое личное пространство. Даже не считая этого, в доме Паундов не существовало такого понятия, как личное пространство; эмоциональное — тоже.
О том, как со мной обращался Максвелл, я рассказывала только Гарриет. Мучительные издевательства, создавшие ту тревожную массу, которой я стала. Никто никогда не пытался его остановить. В моей семье было очень много детей, мои родители были слишком загружены, чтобы уделять внимание каждому. Их даже никогда не было днем дома.
Максвелл был старшим. А я — младшей. Ему было четырнадцать, а мне — семь или около того, когда он впервые начал издеваться надо мной. Все началось с малого, типа удар по животу ни за что, и выросло в запрет пользоваться ванной, когда мне было нужно. Если мне надо было куда-то идти в два часа, я не могу этого сделать, потому что не разрешал Максвелл. Шанс у меня появлялся только когда домой приходили родители — в семь-восемь часов вечера.
А это как минимум пять часов плена.
Несколько дней он не разрешал мне есть. А иногда мне не позволялось говорить, но, если я заговаривала, он ударял меня так сильно, что я теряла сознание.
Я пытаюсь вытолкнуть эти мысли из своей головы. Ничего хорошего из этого не выйдет. Из-за аппетитного запаха готовящегося внизу рагу чувствую себя лучше. Теперь я свободна от Максвелла и от своей семьи. Иногда мне приходится напоминать себе об этом, потому что бывают времена, когда я забываю. Например, когда встаю по утрам и не помню, что я в Корнуэлле, больше чем за сотню миль от дома. Максвелл понятия не имеет, где я. Для него я могу быть где угодно.
Выйдя из ванны, надеваю новый серебряный браслет на лодыжку. Не люблю носить туфли дома, поэтому иду босой. Годы обносков не по размеру развили мне фобию обуви.
Затем я надеваю простое черное платье без рукавов. Взглянув на часы, отмечаю, что Феникс должен был быть здесь еще пять минут назад. Я с замиранием сердца задаюсь вопросом: а если он решил не приходить? Будет очень одиноко.
Я спускаюсь и накрываю на стол. Около десяти минут спустя в дверь стучат. Грудь отпускает от облегчения. Я рада, что меня не обманули. Открыв дверь, понимаю, что Феникс одет в серую рубашку и брюки.
— Ева, — говорит он, осматривая мою одежду. — Ты выглядишь…
Хорошо или плохо? Я хочу спросить, но не решаюсь. Вместо этого я сглатываю и отхожу, чтобы он мог зайти.
— Я кое-что принес, — говорит он, передавая мне бутылку красного вина. — Это обычай для вечерних гостей, не так ли?
— Да, спасибо. Обычно я не пью, но за ужином пропущу стаканчик, — отвечаю я, забирая бутылку.
Я веду его на кухню и спрашиваю:
— Тебе наливать?
— Было бы неплохо, — отвечает он, усаживаясь за накрытый стол.
Я роюсь в шкафчике для посуды в поисках места, куда поставила винные бокалы. Отыскав их, хватаю штопор; пока я думаю, как им пользоваться, уходит еще некоторое время. У меня было вино раньше, но я, на самом деле, никогда не открывала бутылку сама. Слышу, как со своего места мягко усмехается Феникс. Я впервые узнаю, как он смеется, и из-за этого мое сердце глухо стучит безо всяких видимых причин.
— Хочешь, это сделаю я?
Я вздыхаю и бормочу:
— Если не возражаешь. Никогда не понимала, как открывать эти бутылки.
Поднявшись с места, он подходит и встает рядом со мной. Однако вместо того, чтобы просто открыть бутылку, он решает научить меня. Он медлит, возвышаясь надо мной, и на секунду мне кажется, что я слышу, как он вдыхает запах моих волос. Если я сдвинусь хотя бы на пару сантиметров, мы соприкоснемся, как прошлой ночью.