Контракт на эльфа (СИ) - "Ellari Rey". Страница 34
Комментарий к 9. Самый лучший фехтовальщик
Neen! Foile taedh! - Не может быть! (здесь) Безумный бард!
Ghoul y badraigh mal an cuach - страшное ругательство
Bloede dh’oine - чертовы люди
beanna - женщина
Vatt’ghern, a’baeth me aep arse - неприличное пожелание ведьмаку))
N’aen dearme? - не спится?
bloede foile beanna - чертова сумасшедшая баба
*почему-то на многих сайтах указано, что цитата принадлежит Весемиру, но в Саге диалог ведут Цири и Койон - после тренировки в Каэр Морхене.
______________________________________________
Автор осознает, что глава скатилась в какой-то сюр и лютый стеб, но спишем все на краснолюдский спирт. В конце концов, в суровой скоя’таэльской жизни должно быть место пьянкам и задушевным разговорам с ведьмаками, разве нет?)
========== 10. Проповедь Неравнодушного ==========
Говоришь, что тебя преследует чудовище. Чего ты боишься?
Если оно на тебя нападёт, скажи ему, что обожаешь чудовищ,
оберегаешь их и следишь за тем, чтобы ни один трупоедский ведьмак не нарушил их покоя.
Ну, а уж если и после этого чудовище выпотрошит тебя и сожрёт, значит,
оно чудовищно неблагодарное чудовище.
Геральт из Ривии
День не заладился с самого утра.
Эрика бестолково смотрела на измятую серую шелковую сорочку, на черный от копоти, тяжеленный чугунный утюг, на тлеющие в очаге алые угли, на особые щипцы для выкладывания углей в зубастое жерло утюга, и подумывала о найме горничной. Медный таз, в котором со вчерашнего дня кисла вода после чистки одежды от канализационной жижи, начинал подванивать. Яростно хотелось выплеснуть его в окно, чтобы не спускаться по лестнице на глазах у эльфа в обнимку с дурно пахнущей водицей.
Девушка распахнула ставни, впустив в комнату утреннюю прохладу. У соседнего здания, опершись кулаком в стену, уныло блевал полуголый мужик. На крыше, прямо над ним, отчаянно голосила красноклювая чайка.
— Доброго утречка, — мрачно поздоровалась сама с собой Эрика, выплескивая воду из окна. Блюющий у стены покосился на нее, исторг из себя длинный заковыристый мат, и, шатаясь, побрел в сторону канала. Чайка заткнулась.
В воздухе резко запахло свежестью — так сильно, что перебило весь новиградский смрад. Сплошной стеной хлынул дождь.
Безо всяких ветров, громов и молний, без предварительной мороси и духоты — просто ливанул изо всех сил, как будто мир перевернулся, обрушив реки, моря и океаны на высушенную летним зноем землю. А может, подумалось Эрике, это кара здешних богов за вылитый на двор таз? По мощеной узкой улочке мгновенно устремился мутный, бурный поток воды вперемешку с помоями, мусором, досками и трупиком крысы. Девушка отошла от окна, надеясь, что стихия не подтопит уютный «Шалфей и розмарин». Обернула руки плотными ухватками, вздохнув, взяла утюг, открыла протяжно скрипнувшую крышку, и положила в железное нутро несколько углей. Осторожно, для пробы, провела носиком утюга по серому льняному покрывалу. Хозяйственный инструмент, что большее напоминал пыточный, фыркал и скрежетал, коптил и испускал ощутимый жар. Стопка мятых рубашек, готовящихся к переезду из сундука в шкаф, ожидала своей участи.
И так же нежданно-негаданно вдруг закапало с потолка.
Эрика успела отскочить, не выпустив утюг из рук, в тот самый миг, когда из образовавшейся дыры в потолке с чердака плюхнуло водой. По выбеленной стене побежали серые струйки, сливаясь на полу в большую грязную лужу. Второй плюх застал девушку врасплох, окатив с головы до ног и заставив утюг зашипеть и подавиться горячим паром. Пальцы разжались сами собой, и чугунный монстр с потухшей пастью шлепнулся прямиком в медный таз, уже до краев полный серой воды.
— Что за напасть, — обреченно вздохнула девушка, делая еще один шаг назад, ближе к кровати, в сухую пока еще часть комнаты. Шелковые сорочки, купленные у Элихаля, — изумрудно-зеленая, винно-красная, серая, охряная и белоснежная, — смялись в мокрую груду тряпья под струями мутной воды. — Курва!
Дверь распахнулась, и на пороге застыл, раскрывши рот, Золтан.
— Сиськи Мелитэле! — всплеснул руками краснолюд. — Крыша течет!
— У кого? — хмуро возник позади него ведьмак. Из-за задушевной ночной пьянки с Иорветом он не выспался, и по помятому припухшему лицу явно было видать зарождающееся тяжкое похмелье.
Эрика ничего не ответила, только про себя попросила здешних богов избавить эту ситуацию от участия эльфа. Но они оказались слепы и глухи к мольбам, как и все божества всех ведомых и неведомых миров. Иорвет, придержав за плечо застывшего на месте Золтана, вошел в комнату, все еще покачиваясь, как баркас на волнах, и тоже замер, почему-то уставившись не на протекающую крышу, а на Эрику. Подозрительно было и то, что и ведьмак совершенно точно пялился на нее же. И только краснолюд, у которого уже прошло и опьянение, и похмелье, деловито схватил таз с утюгом, и, что-то бормоча себе под нос, ухмыляясь, удалился.
Девушка, переводя взгляд с ведьмака на эльфа, вдруг догадалась. Элихалева ночнушка, полупрозрачная, черная, украшенная нильфгаардским кружевом и едва прикрывающая бедра, совершенно намокла и сделалась еще прозрачнее. Не теряя между тем присутствия духа, Эрика уперла руки в бока и уставилась на двух мужчин, бестолково застывших в дверях.
— Вы что же, позвольте спросить, никогда голых баб не видели? — рявкнула она. — Два старых развратника! Один из борделей не вылазит, а второй… второй…
— Что же? — эльфу и впрямь не терпелось узнать, что же «второй».
— Эльфок трахает, — изрекла Эрика с таким выражением, словно речь шла о давленых гусеницах, а не о гордых представительницах Старшего народа.
Ответить Иорвет не успел — большой кусок штукатурки пошел трещинами, набух, обмяк и сверзился на мокрый пол, забрызгав девушку белой жижей. Эльф, не долго думая, подхватил Эрику на руки, забросил на плечо, и понес по лестнице, не слушая возмущений и ругательств. Горячая и сильная рука скоя’таэля скользнула будто бы невзначай со спины чуть ниже. Девушка про себя вознесла хвалу своей предусмотрительности — батистовые трусики как раз выглядели вполне целомудренно, и ей не пришлось сверкать голым задом перед всеми обитателями борделя.
Дождь барабанил в окна с такой силой, словно добрая сотня мальчишек швыряла в них камни. Стекла дрожали, норовя осыпаться на пол; под входной дверью стояла вода. Ард, не рискнувший выйти на двор в такую погоду, с интересом поглядывал в окно. Золтан носился по всему борделю с тазом и тряпками, но толку от этой суеты было слишком мало.
— Смирись, sell, — бесстрастно бросил Иорвет, проходя мимо краснолюда с полуголой девицей на плече. — Эту стихию не победить.
— Я тебе что, хер обвисший? — возмутился Золтан. — Я не позволю какому-то сраному косохлесту развалить Лютиков бордель!
Эльф свернул под лестницу, где, прикрытая гобеленом, скрывалась невысокая дверь. Иорвет толкнул ее ногой, свободным плечом подвинув гобелен с бахромой, изображавший золотого дракона, и вошел в темную тесную комнатушку, пахнущую почему-то мятликом и скошенной луговой травой.
Иорвет бросил свою ношу на жесткий тюфяк, зажег оплавившуюся свечку в деревянном стакане и, порывшись в рассохшемся сундуке, небрежно швырнул девушке свою рубашку.
Временное жилище эльфа, по-походному строгое, напоминало скорее кладовую или чулан. На стене висел, занимая ее почти что полностью, легендарный двойной зефар в черно-красном налучии; на быльце узкой, грубо сработанной деревянной кровати висела зеленая стеганка; над изголовьем — знаменитая перевязь с трофейными жетонами. Эрика уставилась на Иорвета, и почему-то только сейчас заметила, что тот стоит в одной рубахе и штанах, босиком и без повязки. Черные и блестящие, как вороново крыло, пряди падают ему на лоб, справа чуть более длинные, прикрывающие темный шрам. В груди что-то колыхнулось, и вдруг стало тяжело дышать, словно из легких выбили весь воздух.
Между тем Иорвет сел на табурет, строго напротив своей жертвы, и поглядел так, будто хотел по ремешку снять с нее кожу.