Операция «Катамаран». Падение. После похорон - Йожеф Габор. Страница 78

Если Бо Смедер и выкинул отца вниз, то только из-за денег. Так было заведено в той грязи, в которой оба сидели. Клейнер был убежден, что Бо Смедер смог бы на это пойти, если его сильно спровоцировать, то есть если б отец закрыл для него чековую книжку, а взамен этого на балконе в понедельник высказал свое мнение.

Чрезмерно сфокусированное внимание Анны Нильсен к Эгону Кратвигу можно объяснить ее увлечением психологической, интеллектуальной игрой, из которой самой трудно выпутаться.

Комиссар ставила знак равенства между собственной неуверенностью и отсутствием доказательств состава преступления. Наивно!

Кратвиг — просто учитель, пенсионер, не очень-то признающий общество, в котором живет. По крайней мере, честно играет. Бо Смедер — жалкий, тридцативосьмилетний мужик, уже показавший им двойное лицо. Клейнер решил снова послать в Оденсе Адольфсена из Колдинга.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В шестом часу Анна позвонила домой. Пер взял трубку. Она попросила его до половины шестого сходить за мясом для бифштексов. Сама не закончит работу раньше восьми. Пер обещал успеть к этому времени с ужином.

— Пер, я была сегодня у школьного психолога.

— Ну, — спросил мальчик.

— Мне очень жаль. И дело мое не ладится. Ты не откроешь к ужину бутылку красного вина? Нам нужно хоть чуть-чуть отдохнуть.

— Конечно, — согласился Пер, — бифштексы будут готовы к восьми.

Как всегда, Ингер не слишком радостно восприняла, что Франк должен быть к девяти вечера в «Зулубаре». По долгу службы, конечно! Еще он должен быстро поесть, чтоб успеть на вечерний матч между командами Эгесхавна и Копенгагена, которая самодержавно находилась во главе первой лиги, а Эгесхавн упорно боролся за место в середине.

Ингер знала мужа слишком хорошо, чтобы понять, что он должен успеть на оба тайма и что он все равно пошел бы, даже если бы над головой не висело это трудное дело. Она приготовила ужин к шести. Франк помог Вигго принять душ, пока Ингер убирала посуду. Это было обязательное ежедневное пятиминутное общение с мальчиком, уже начавшим ходить с отцом на футбол. Конечно, если матчи приходились на дневные часы воскресного дня. Матчи, которые начинались в вечерние часы, ему смотреть не разрешалось.

— Пап, ты думаешь, Эгесхавн победит?

— А если нет?

— Будем надеяться, что игра будет хорошей, — не по годам серьезно ответил мальчик.

Петер Франк мог быть доволен собой. Ему удалось воспитать в сыне отношение к спорту не только как к соперничеству, но и как к захватывающему зрелищу. Он полагал, что это поможет Вигго вырасти менее чувствительным к окружающей среде и неизменным поражениям. Сам он обязательно огорчится, если выиграет Копенгаген.

7800 зрителей являли собой прекрасную декорацию к замечательному спектаклю, во время которого Франк в течение полутора часов мог орать вместе со всеми и позволить себе отдохнуть. Все это пребывало в удивительном контрасте с ежедневно контролируемыми интонациями общения в семье и на службе. Так, по крайней мере, он охотно объяснял тем, кто предпочитал спортивным соревнованиям камерный концерт.

После футбольного матча он возвращался домой, полностью расслабленный, и если при этом выигрывала команда Эгесхавна, то настроение было особо прекрасным. Он освобождался от агрессивности, скованности и признавал это. В последние годы люди обсуждают само существование естественного инстинкта борьбы. Он не знал, чему должен верить, но был склонен считать себя очень естественным. У него инстинкт борьбы в своем лучшем проявлении, безусловно, существовал. Одновременно он пытался убедить сына, что не все определяется борьбой. Да, нелегко жить на свете.

Трудно сказать, есть ли большие переживания в жизни, чем рев, который пронесся над стадионом и над половиной города, когда команда Эгесхавна забила гол и результат стал 1:0.

Классический гол. Игра вдоль левого края площадки, когда с подачи левого защитника центральный нападающий сумел забросить мяч головой в ворота, прежде чем вперед выскочил вратарь команды Копенгагена.

Франк поднялся с места с громким криком и слился вместе с 7800 другими зрителями в общем восторге. Эта радость чуть позже в «Зулубаре» придала более тонкий вкус холодному пиву.

— Ты не считаешь себя слишком большим для поцелуя, сын? — спросила Анна, крепко прижимая к себе мальчика и с трудом сдерживая слезы. То, что она, как только вошла в дверь, повела себя таким образом, сразу разбило всю внешнюю скорлупу, и она почувствовала себя свободнее, чем до этого.

— Нет, — ответил сын, подставляя ей щеку. Он не очень-то привык к такого рода ласкам и сначала неуверенно, а потом решительно обнял мать.

Они пили красное вино и ели бифштексы. Они болтали, как в старое время, когда сидели за обеденным столом втроем, вместе с Йеппе. Йеппе и Анне было хорошо друг с другом, и все было подчинено радостям совместного общения. Пер тогда был так же счастлив, как потом истерзан, когда родители за тем же столом ссорились или вели «холодную войну», не говоря друг другу ни слова, а мальчик нервно жевал и не решался попросить их передать ему картофель.

Пер рассказал ей о своих переживаниях после переезда. Она дала ему возможность высказаться. Он не говорил прямо, что скучает без Йеппе, но это было так заметно из его рассказа, что мать спросила сама:

— Ты очень скучаешь без отца, Пер?

— Скучаю, — ответил мальчик. — Сначала я не думал о нем много. Я просто ходил к нему. Это было здорово. Тогда я не особо замечал, что вы не живете вместе.

Анна плакала и ждала, пока он выговорится. Он протянул ей руку, она тут же схватила ее. Он говорил дальше, как бы открываясь ей:

— А ты никогда со мной не говорила. Ты ни разу не была сама собой с тех пор, как мы переехали. Видно, что у вас на работе нет психолога для взрослого, вот тогда все было б нормально.

Ее слезы перешли в икающий смех. Она вытерла салфеткой глаза и спросила:

— Может, нам переехать обратно — в Копенгаген?

Мальчик крепко сжал губы перед тем, как ответить:

— Тебе бы этого не хотелось.

— Да, но я могу справиться. Ты знаешь, что меня отпустят и я могу вернуться на работу в Копенгаген.

— Но не как комиссар?

— Но человек ведь не может иметь все сразу. Работа еще не самое главное в жизни. Ты знаешь, что я довольна ею. Но сегодня днем я говорила с отцом, поэтому я и задержалась. Я купила тебе билет на самолет на субботу. Дальше все пойдет как ты захочешь. Ты сможешь ездить каждую субботу, а отец обещал, что приедет и навестит нас через две недели.

— Хорошо бы, — сказал долговязый мальчик глубоким, хриплым голосом. Он не преувеличивал. Он был счастлив.

Они болтали о школе, о товарищах и, казалось, многое поняли. По крайней мере, она поняла, что им надо переехать туда, где у него будут друзья. Мальчики из класса Пера жили в других районах. А их собственные ближайшие соседи с одной стороны — психиатрическое отделение детской больницы, с другой — пустая вилла «с привидениями», которая, как и их собственный дом, со дня на день жила в ожидании бульдозера.

Бармен в «Зулубаре» узнал Бо Смедера по фотографии. Он подтвердил, что тот приходил именно вечером в воскресенье, когда работал и сам бармен.

— Во сколько ты пришел в бар?

Они выпили пива за счет Франка или, точнее говоря, за счет полиции. Человека за стойкой звали Ивеном, и выяснилось, что в юные годы оба вместе играли в футбол в одной команде. Намного легче вступить в контакт, если ты родился и учился в том же городе, да еще занимался вместе спортом.

— Я появился где-то около девяти, но бар был почти пуст. Как и сейчас, а скоро десять. Это еще не много. Они только начинают появляться.

— В котором часу пришел он?

— Нетрудно вспомнить. Воскресенье — это не то, что другие дни, вечер спокойный.

Профессиональным движением Ивен быстро налил двойного виски со льдом одному из скучающих мужчин, с исходной позиции у стойки бара озирающемуся вокруг в поисках возможностей.