Девочка. Арифметика жизни (СИ) - Марр Риа. Страница 57

— Иди на х*й, — кричу, вою в ярости, глядя на Каримова в упор:

— Боже, какой же ты упертый, черт побери! Что я тебе сделала, отстань от меня, наконец, — отпихиваю его и неуклюже ковыляя на пораненных ногах, опять иду к двери, теперь уже окончательно. Разговор вышел на удивление коротким, все, что нужно знать, мне понятно, дальнейший спектакль неуместен.

Я сильная, благодаря танцам, смогу дойти до гримерки, прекратив этот ненужный никому разговор, стоивший многих душевных сил и работы. Плевать на все, работа здесь закончена, все равно теперь пинками выгонят. Ничего, самый быстрый в жизни способ привести себя в порядок: снять с ушей лапшу, с души — камень, с шеи — охреневших людей. Всё! Я в идеальной форме! Буду обязательно…, через некоторое время. А рубцов на сердце никто не видит, но это не значит, что их там нет, но это только мои проблемы.

— Что это, — ахает Кэт, и я оглядываюсь, видя, что ее глаза, как и всех в кабинете, прикованы к цепочке отчетливых кровавых следов, остающихся за мной на чистом полу. — Лиза, что с твоими ногами, девочка? Тебе же помощь нужна.

— Нет, — остановила я ее и она застыла у дивана, на котором только что сидела. — Не надо беспокоиться, я справлюсь, это лишь небольшая ранка.

Он ворвался без стука, когда я уже натянула одежду и задрав ноги в шортах, второй раз перекисью обрабатывала ранки на ногах под молчаливыми взглядами девчонок. По*ех, меня не волновало, что они там себе думают, больше с ними не увижусь, значит и переживать не о чем. Ликуй, Светка, ты выиграла и доказательством тому, на моем столике лежит заявление об уходе из клуба. Сейчас зайду к Юле его отдать, заодно поинтересуюсь выплатами. Вот в этом никак не могу позволить себе капризничать, теперь деньги понадобятся как никогда. Финита ля комедия, фиговая из меня получилась стриптизерша!

Лицо Макса не выражает никаких эмоций, когда он внимательно рассматривает мои задранные ноги, пузырек с перекисью и ватные диски, кучкой лежащие рядом.

Плавно сокращает расстояние между нами, и резко подхватывает меня на руки, кидая вошедшему вслед охраннику:

— Сумку ее возьми и босоножки тоже!

На мой возмущенный вскрик Макс никак не реагирует, выходя в распахнутую дверь и направляясь сначала к служебному входу, а потом и на стоянку, видимо неся к своему автомобилю. У машины кивает охраннику и тот спешно бросает под ноги, неизвестно откуда взявшееся, широкое махровое полотенце, на которое Макс меня и ставит.

Рывком открывает дверь со стороны пассажира, берет за талию, легко сажая в машину. Закрыв дверь, также молча и решительно, садится за руль, и выезжает со стоянки. В салоне прохладно, кондиционер работает на полную мощность. Из колонок грохочет басами рок-музыка, что-то незнакомое, давящее на уши, жесткое и тяжелое. У меня и так до сих пор болит голова, а музыка заставляет ее еще и кружиться, от чего на висках выступают капли пота. Хочется заорать, закрыть уши руками, но я не двигаюсь, упорно вглядываясь в лобовое окно застывшим взглядом. Я боюсь оторваться от выбранной точки на стекле, боюсь повернуться и взглянуть на Макса, боюсь давящей на нервы тишины между нами и сгущающейся напряженности вокруг.

Чувствую, как резко Макс ведет машину под звуки тяжелого металла, от которого словно вибрирует салон. Зачем же так громко, кажется, что музыка слышна каждому водителю на трассе, она словно подчеркивает мощь этого автомобиля, его высокую скорость. Я смотрю на приборную панель, на ней уже 140 км в час, а Макс все наращивает скорость, стрелка стремится все дальше, заставляя мое сердце сжиматься от ужаса. Это он так наказывает? А если мы разобьемся? Закрываю глаза, когда проскакиваем перекресток на красный свет, едва не столкнувшись с другой машиной. Кажется, я поняла выражение «волосы встали дыбом». Или это неизвестно откуда взявшийся ветер растрепал их?

Этот автомобиль стоит огромных бабок, а он не боится его разбить, пренебрегая и нашей безопасностью. И вдруг Макс резко тормозит, съезжая на обочину, я чуть не врезаюсь головой в стекло, потому что меня по инерции бросает вперед. Он поворачивается ко мне, сильно хватая за плечи и разворачивая, отчего ремень безопасности, больно врезается в солнечное сплетение, заставляя судорожно вдыхать воздух короткими рывками. Я пытаюсь вырваться:

— Отпусти, Макс, что на тебя нашло?

— Нет.

— Я плохо себя чувствую, пожалуйста, голова болит.

— А у меня сердце, — рычит Макс, и от него это звучит страшно. Я вижу, как двигается его челюсть, и понимаю, что он отчетливо скрипит зубами, тем самым пугая меня еще больше.

— Лизка, в кого ты такая дура, как ввязалась, затем тебе это было надо? Ты хоть представляешь, что я испытал, когда увидел на сцене, среди всех похотливых самцов, которых, при виде тебя, разрывало от похоти и затапливало реками вонючих слюней? Могла так влипнуть, что я бы не смог вытащить! Это взрослые игры девочка, про которые ты ничего не знаешь.

— Поэтому и осудил меня, даже не дав слова сказать? В чем перед тобой виновата, что обращаешься со мной сейчас, как с грязной девкой? Какие табу нарушила, что брезгливая двуличность выползла из тебя наружу? Ты же хозяин этого заведения и не коробит, никоим способом не нарушает твой статус, им можно по-прежнему гордиться. А те девочки, которые выходят танцевать на сцену клуба, сразу падают в самый низ социальной лестницы и становятся дрянями? Ничего, не привыкать, приходилось сталкиваться с пренебрежением, помнишь, небось, как меня с первого взгляда твои дружки в шалавы и проститутки записали. А тут работает стриптизершей, так что церемониться, можно и гнев свой показать, стерпит. И неважно, что за все время моей работы никто ко мне и пальцем не прикоснулся. Ты немного потрудись, расспроси Кэт, может она скажет, у нас с ней была договоренность, что я раздеваюсь только до купальника и на приват не выхожу. Миллионы женщин больше века в купальниках все лето пляжи оккупируют, и никто на них пальцем не показывает, в порядочных ходят. А я, значит — шлюха?

— Да как ты не понимаешь, что дело совсем не в этом…

— А в чем? Что я пыталась только заработать своим трудом, кстати, достаточно нелегким, чтобы просто выжить? Что нигде не брали, потому что, после психушки на всю жизнь в списке неблагонадежных? Я поняла, ты злишься, что после многих попыток самостоятельно найти работу, не приползла к тебе, как побитый щенок за помощью? Господи, и не знала, что меня взяли именно в твой клуб, радовалась, как дура, что могу себя сносно обеспечить и кого волнует, каких душевных сил мне это стоило. Выйти на сцену под все эти, как ты говоришь — слюни. Сумела, вышла и что? Теперь на мне печать стоит на лбу?

Да, я прекрасно знала что в каждом ночном клубе, даже класса люкс, есть особые девочки стриптизерши, которые согласны на выезд и секс с гостями. Та же Светка вряд ли бы отказала Самвелу, но на добровольной основе. Может еще кто, при наличии некоторого количества денег станцует на живом «шесте» лично. Но причем здесь я? И видимо Макс об этом прекрасно был осведомлен. Я застыла от осознания. Он что, предположил, что я могла и этим заниматься?

Надо же, а Макс оказывается, еще тот лицемер. Человек, которому я верила, как никому другому, тоже оказался со своими тараканами. Не могу больше, просто не могу ничего говорить, все мои слова разбиваются о пустоту. Я словно мёртвая изнутри. И надеяться на понимание уже больше не могу. Нет сил. Даже слёз уже нет. В горле пересохло, мой недавний пыл сменился вялой апатией. Тихо попросила: