Хмурый Император (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 36

Но вот, наконец, это турне закончилось, и Император прибыл в Санкт-Петербург. И сразу же погрузился в пучину накопившихся дел. В частности, религиозных. Потому как в столицу таки прибыла большая делегация от Вселенского патриархата во главе с Иоакимом III, который вновь возглавил епархию.

— Итак, друзья, — произнес Император, усаживаясь во главе стола. — Я хочу начать с печального. Вера ушла из сердец людских. Истинная во всяком случае. Я прокатился по Европе и ужаснулся. Но и у нас не лучше. Людей охватывает одержимость бредовыми идеями, жажда крови… жажда разрушения. И это — страшно. Все выглядит так, словно мир летит в пропасть, словно сорвавшийся с моста локомотив.

— Истинно так, — согласился с ним Иоаким под одобрительное кивание остальных.

— И с этим нужно что-то делать. Главной проблемой, я считаю, сейчас становится ситуация, при которой человек оказывается вынужден выбирать — либо наука, либо религия. Поэтому, пока не будет устранено это противоречие, все будет только падать в пропасть. Причем не важно, в какую именно. Человек, отвергающий религию, лишен моральных ориентиров. Человек, отвергающий науку — занимает заведомо проигрышную позицию, ведь он не в состоянии идти в ногу со временем и научно-техническим прогрессом.

— Это очень сложный вопрос, Ваше Императорское Величество, — тяжело вздохнув, произнес Иоаким. — И, боюсь, неразрешимый.

— Отчего же? Дарвин заявляет, что человек произошел от обезьяны, а если быть точнее — разновидность обезьяны. Жуть? На первый взгляд вполне. Но ведь мы не знаем методов Всевышнего. Может быть он и использовал эволюцию для создания человека? Тем более, что сотворение из праха есть прямая аллегория на появление жизни из неорганических соединений.

— Но как же так?

— Я не навязываю, — примиряюще поднял руки Император. — Это просто предположение. Первое, что пришло в голову, дабы как-то устранить это противоречие.

— Но как же быть со днями творения? Эволюция требует тысяч лет. — Поинтересовался один из спутников Иоакима.

— Миллионов, — поправил его Император. — А иногда и сотен миллионов. Но тут нюанс. А вы знаете сколько длился день Бога? Столько же, сколько у человека? Если допустить, что пастух, внимающий голосу Всевышнего, понял его так, как мог понять на своем уровне развития, то варианты остаются.

— В ваших словах есть смысл, — несколько напряженно произнес Иоаким. — Но для достижения такой гармонии науки и веры потребуется пересматривать многие основы. Основы!

— Понимаю, что могу выглядеть смешным, но, как мне кажется, именно для этого богословие и нужно. Чтобы, сохраняя фундаментальные идеи, двигаться в ногу со временем. Вы разве не слышали, что злые языки поговаривают про веру? Дескать, ей давно пора на свалку истории. Дабы уступить место новым религиям, которые подаются под соусом философских и общественных течений. Либерализм там, коммунизм и прочее. И, судя по тому, как разгорается пламя национальной самости, не за горами те дни, когда человека будут убивать только по тому, что он русский или грек… или там цвет глаз не тот. Про священников и говорить не стоит — вы первые примете на себя удар этой безумной толпы.

— Вы думаете? — Несколько безучастно поинтересовался Иоаким. Это был странный разговор, который начал его утомлять. Не о том о ожидал беседу… и не в таком ключе. Впрочем, явно свое неудовольствие он не проявлял, понимая — это все — просто ритуальные предварительные ласки. И было бы странно, если бы Николай Александрович их обошел стороной. Да, они были странными и поданными в неожиданном ключе, но так и что?

— Посмотрите, что творилось во Франции в годы революции. А эпоха религиозных войн?

— Да, Ваше Императорское величество, — с некоторым нажимом произнес Иоаким. — С вами сложно не согласиться. Все так. Но как мы можем преодолеть столь губительные язвы общества? Мы молимся. Много и искренне молимся. Но, вероятно, это испытание, ниспосланное Всевышним для всех нас.

— Ну хорошо… — добродушно произнес наш герой и улыбнулся. — Не буду ходить вдоль да около и перейду к делу. Вижу — не по душе вам это. Что я хочу? Прежде всего, вернуть Русскую православную церковь в лоно Вселенского патриархата.

— Что? — Подавшись вперед, переспросил ошалевший от такого заявления патриарх Иоаким.

— Как показала практика, упразднение патриархата было ошибкой. Церковь за пару столетий совершенно деградировала, оказавшись недееспособной. Но возрождать патриархат было бы крайне сложно. В России сейчас нету единого авторитета, которого бы остальные приняли безоговорочно. Поэтому я вижу это решение только через возвращение Русской православной церкви в лоно Вселенского патриархата.

— Ох… ох… — только и выдал Иоаким, схватившись за сердце, для которого этого новость была шокирующей.

— Вам плохо?

— Нет-нет, — помахал он левой рукой, продолжая держаться за грудную клетку в районе сердца, — продолжайте. Это… все так неожиданно…

— Хорошо. Итак, Русская православная церковь переходит в лоно Вселенского патриархата. То есть, возвращается к своим истокам. Это было бы замечательно, но на пути этого решения стоят немалые препятствия. Прежде всего, нахождение Вселенского патриарха в плену у магометан. Иначе сложившееся положение и не назовешь. Я реалист и поэтому не вижу возможностей в ближайшие десять-двадцать лет отбить Константинополь. Поэтому я могу предложить вам только одно решение — переехать в Россию.

— В Россию? Но… — растерялся Иоаким, не зная, что ответить. Кусок был уж очень соблазнителен.

— Смотрите сами. Москва — третий Рим. Второй — оккупирован магометанами. Первый — под стопой католиков. Поэтому Москву я вам и отдам. Не всю, разумеется. Кремль. Он перейдет в полную собственность Вселенского патриархата. И я выделю средства для того, чтобы его перестроить надлежащим образом. Сделаем восточный Ватикан — сердце восточной Империи. А на Воробьевых горах — самой высокой точке, доминирующей над Москвой, возведем самым большой христианский храм в мире. В византийском стиле. Как вам такая идея? Через Москву-реку перебросим декоративный мост, от которого вверх, к храму будут располагаться ступени. А слева и справа ниспадать каскадами парк, украшенный декоративными деревьями, скульптурами и фонтанами.

— Это должно получить красиво… — неуверенно заметил Иоаким.

— Это шанс, друзья мои. И мы можем им воспользоваться, чтобы выдержать вызов наших дней. Будет ли он еще? Неизвестно. Мы все смертны, хуже того — внезапно смертны. На меня уже покушались и не раз. Будет ли мой сменщик готов к таким решительным поступкам — вопрос. Но я вас не тороплю. Езжайте в Москву. Осмотрите все. Подумайте. Потом езжайте к себе. Посоветуйтесь. Можете даже с коллегами из Пентархии это обсудить… исключая, пожалуй, Римский престол. Не могу сказать наверняка, но, предполагаю, он будет против. Ему усиление позиций православия не нужно.

— Благодарю, — коротко ответил патриарх. — Ваше предложение очень неожиданно и его действительно нужно обдумать.

— Ваше Императорское величество, — осторожно произнес один из спутников патриарха. — Переезд Вселенского патриарха в третий Рим очень значимый поступок. Фактически это будет означать возрождение Византии. Претензии на это.

— Об этом пока говорить преждевременно. Вот построим Святую Софию на Воробьевых горах — тогда и вернемся к этому разговору.

Иоаким скосился, встретившись с Николаем Александровичем взглядом. На приятном и достаточно открытом, тщательно выбритом лице с располагающей к себе улыбкой достаточно резко выделялся холодный, цепкий взгляд. Казалось, что в одном человеке сошлось сразу два. Тот, который был снаружи — вежливый, воспитанный и обходительный человек с высоким уровнем нравственности. И тот, что сидел внутри… безжалостная и расчетливая тварь. Странное впечатление. Очень странное. Из-за чего патриарх нервно дернул головой, пытаясь сбросить это наваждение.

— Что с вами? — Подался вперед Николай Александрович. — Снова сердце?