1917: Вперед, Империя! (СИ) - Бабкин Владимир Викторович. Страница 56

Я хмуро откинулся на спинку кресла. Овальный зал, служивший мне официальным кабинетом, давно не видел меня. Да, давно уже Марфино стало мне вторым домом и тот, куда более невзрачный и небольшой кабинет, для меня более привычен и мил, чем весь этот строгий официоз, который окружал меня в Доме Империи. Хорошо еще, что из Большого Кремлевского дворца удалось сбежать, а то сидел бы там, словно в золотой клетке.

М-да. Три дома и словно три разных мира.

Большой Кремлевский Императорский дворец – символ царской роскоши и величия государства. Помпезный, сверкающий и демонстративно богатый дворцовый комплекс. Все эти корпуса и залы, все эти коридоры и лестницы, наполненные угодливыми лакеями в дворцовых ливреях. Тронный зал и сам Престол Всероссийский.

Дом Империи — строгий официоз, наполненный холодной милитарной эстетикой имперской власти. Штаб, где встретить человека в дворцовой ливрее можно лишь в случае, если этот человек гражданский министр, прибывший ко мне на совещание. Всем остальным заправляли офицеры и генералы. Разве что Евстратий, да фрейлины и прислуга принцессы выбивались из этого ряда.

Был еще Петровский Путевой дворец, но я его воспринимал скорее, как комфортабельную гостиницу и выездной офис рядом с аэродромом и железнодорожной станцией, но никак не как свой дом.

Ну, и Марфино – тихая, уютная усадьба на берегу прекрасного пруда, окруженная лесом, надежно отсекающим меня от звуков, дымов и запахов большого города. И мне очень нравилось, что дом в Марфино — это отнюдь не Александровский дворец в Царском Селе, а именно загородное имение, где нет вот этой всей гнетущей дворцовой атмосферы.

Откровенно говоря, я бы здесь вообще не сидел ни одной лишней минуты, но Кремль был самым близким местом к Марфо-Мариинской обители, где под руководством моей тетки Великой Княгини Елизаветы Федоровны сейчас готовилась к переходу в православие Иоланда. И не то, чтобы я чего-то опасался и находился в готовности рвануть через два моста ей на выручку, но все равно, предпочитал был ближе к месту событий. Вот и приходилось коптить потолок Овального зала своим присутствием, разгребая накопившиеся бумаги и изучая свежие отчеты.

Вздохнув, вновь пододвигаю к себе стопку бумаг.

Итак, отчет господина Суворина. Анализ общественного мнения, реакция масс на Двинск и Болгарию, на наступление в Румынии. Смакую фразу «…под командованием Его Величества Фердинанда I Румынского…» Это да, под командованием, так под командованием, ничего не скажешь. Особенно с учетом того, что мой царственный румынский собрат после приятного во всех отношениях вечера в Большом театре, наутро соизволил пожелать отправиться на охоту, что я и повелел ему немедля организовать. Так что я даже не уверен в том, что он вообще в курсе того, что фронт, которым он формально командует, сейчас ведет наступление. Не думаю, что генерал Щербачев так уж сильно расстроится из-за того, что ему придется толикой славы поделиться с коронованным начальником. Лишь бы тот у генерала под ногами не путался и не источал во все стороны идиотские ценные указания. Так что пусть. Кесарю кесарево, а генералу генералово. После победы повешу царственному собрату очередную медальку и пусть гордится. Уверен, что он Щербачеву вручит какой-нибудь орден на радостях.

Наступление меж тем продолжается и в Румынии, и в Месопотамии, где войска Юденича упорно продвигаются навстречу застрявшим британцам. Уверен, что я еще услышу от моего британского собрата призывы соблюдать оговоренные на Петроградской конференции зоны разграничения, которые мы пока с успехом игнорируем. Удастся ли нам расширить итоговые зоны оккупации? Трудно пока сказать, но, в любом случае, разговор с позиции силы более эффективен, чем разговор с позиции просителя, не так ли?

А Двинск, не взирая на подвиг британцев, мы потеряли, чем осложнили себе жизнь на всем участке, включая потерю возможности перебрасывать войска вдоль фронта по железной дороге. 38-я дивизия пока держится, но ясно, что деблокировать мы ее пока не можем, а надолго их не хватит. Впрочем, они действительно оттягивают на себя значительные силы немцев, которых германцам возможно и не хватило в том бою с британским бронедивизионом.

Просмотрев бегло отчет Минвооружений об испытаниях на полигоне двух образов танков Рыбинского завода, я скептически поморщился. Нет, с одной стороны, лучше такие танки, чем никаких, но с другой стороны, эти бронированные вагоны, наступающие задним ходом на вражеские позиции, были бы весьма полезны именно сейчас, ну, вот хотя бы под тем же Двинском, а по факту армия их сможет получить разве что в следующем году, когда надобность в них будет весьма сомнительной.

На рисунке: предполагаемый вид танка Рыбинского завода.

Разумеется, иметь товарное количество танков прорыва, вооруженных 107 и 75 миллиметровыми орудиями, всегда приятно, но, во-первых, я-то прекрасно знал всю ублюдочность этой компоновки и ее конечную бесперспективность, во-вторых, я надеялся на получение в следующем году нескольких сотен легких танков, известных мне по моей истории, как FT-17, ну, а, в-третьих, спрогнозировать потребности в подобных танках в 1918 году я вообще не мог. Возможно и весьма вероятно, что к тому времени вся война и закончится, а в послевоенном мире танкам Рыбинского завода вообще не будет места.

Впрочем, в качестве практики для русских инженеров, конструкторов и прочих мастеров эта затея была однозначно полезной, позволяя им нарабатывать опыт и получать практические навыки танкостроения. Так что пусть играются.

Да, в воздухе явно пахло окончанием войны. Это понимали все — и противники, и союзники. Еще не вступили в действие основные силы Южного фронта, еще Румынский фронт не развил свое наступление, но уже все всем было понятно. А со сменой правительства в Болгарии последние иллюзии исчезли даже у самых твердолобых политиков и генералов обеих противоборствующих группировок.

В дверь постучали и на пороге возник один из моих адъютантов.

— Ваше Императорское Величество! Оперативная сводка от генерала Кутепова и в приемной ожидает его высокопревосходительство Министр иностранных дел господин Свербеев.

Принимаю из рук полковника Абакановича папку с докладом.

– Хорошо, Николай Николаевич. Просите господина Свербеева ко мне в кабинет через пять минут.

— Слушаюсь, Государь!

Адъютант бесшумно исчезает, а я бегло изучаю короткую сводку. В общем, ничего пока страшного не произошло за истекший час, так что можно заниматься и иностранными делами.

Вообще же, насколько я мог судить, Кутепова несколько угнетала необходимость сиднем сидеть в кабинете. Как говорится, ему бы на коня, да на линию огня, а не торчать тут в центре гигантской паутины, которую я плел, и которая с каждым днем становилась все сложнее и обширнее.

И я его понимал. Там, далеко, творилась история. Шли в бой полки, неслись вперед эскадроны, взмывали в небо сигнальные ракеты и неслись средь облаков аэропланы. Там, именно там была настоящая жизнь для истинного военного. Кутепову же приходилось выполнять штабную работу, в основном кабинетную, держа в своих руках нити от всего происходящего в Империи.

Вряд ли это именно та служба, о которой мечтал Кутепов. Я видел, как он смотрел сегодня на Слащева. Но и отпустить генерала на фронт я не мог. Лишиться фактического командующего Императорской Главной Квартирой, да еще в такой острый момент, я просто не имел права. Я и так уже отпустил новоиспеченного генерала Свиты Дроздовского, принявшего командование над 4-й стрелковой «Железной» бригадой. Отпустил полковника Каппеля, возглавившего 1-й Особый конно-пулеметный полк. Генерал Марков держит оборону под Двинском, да и тот же полковник Шапошников наступает сейчас на Кавказском фронте во главе 16-го Мингрельского гренадерского полка.

Я фактически лишился более половины своего окружения. Как я могу в таких условиях отпустить Кутепова? Возможно, я к нему и несправедлив в этом плане, но, как говорится, кто-то же должен оставаться в лавке?