Верховный Главнокомандующий (СИ) - Зеленин Сергей. Страница 117
— ФФФРРР!!! ФФФРРР!!! ФФФРРР!!!
«У них, что? Ручных гранат нет?!», — мелькнула мысль, когда я перестреливался с отдалённым немецким пулемётом.
Накаркал…
— БОМБА!!!
Только подавил тот пулемёт, как влетевшая было граната с длиной ручкой, ударилась об кроватную сетку — прибитую на высоте человеческого роста на дверях и отпружинив назад, разорвалась среди трупов. Следующая, влетев весьма настильно, до нашей баррикады не долетела и рванула на середине храма — обрушив хрустальную люстру и, добавив пыли и дыма… Успели укрыться за баррикадой, но всё равно — как со всего размаха валенком с насыпанным песком, прилично ударило взрывной волной по затылку, а со стен посыпались подсвечники, иконы, штукатурка… Пара осколков задела пулемёт пошевелив его — к моей огромной радости, не пробив кожух.
— Стреляйте, стреляйте, Ваше Величество! — вдруг заорал Спиридович, послав из ружья заряд картечи в дверной проём, — СТРЕЛЯЙТЕ!!!
— ФФФРРР!!! — на полленты очередь, — что случилось?
— Этот мудак, палашом хотел сетку перерубить!
Третья граната, взорвавшись в самых дверях, бросила оземь двух жандармов. Сначала думал, просто залегли, потом вижу — один не шевелится, а другой пополз куда-то в сторону, оставляя за собой тёмную полосу… Вскоре, затих и он.
Кончилась лента…
— Заряжай! — кричу денщику, схватив дробовик.
Ворвалось сразу, драгун — как бы не двадцать!
Разрядив дуплетом ружьё, выхватываю из кобуры «наган» и чуть ли не очередью, разряжаю его в сторону двери, ничего не видя от дыма и оглохнув от выстрелов — своих и чужих. Акустика, знаете ли, в церквях — веками отрабатывалась! Чувствуешь себя внутри огромного колокола, по которому изо всех сил лупят кувалдой…
— Готово! — кричит денщик.
— Заряжай! — швыряю ему револьвер, сажусь за пулемёт, — ФФФРРР!!! ФФФРРР!!! ФФФРРР!!!
Отбились! В этот раз, отбились…
Не стреляю. Куда стрелять не видно — мешает дым, пыль… И никаких звуков не слышно, кроме выстрелов снаружи.
Сквозь дым и пыль, как сквозь туман, неожиданно влетает человек десять или больше. Их тут же «скосили» — как перезрелую рожь косит жнец-косарь, но один — огромного вида драгун, что-то нечленораздельное по-бычьи ревя, скачками несётся к баррикаде — на бегу передёргивая затвор своего «Маузера»…
СТРАХ!!!
Страх, парализует — не одного меня! Все наши стреляют в него…
МИМО, МИМО, МИМО!!!
Я, лихорадочно дёргаю рукоятку долбанного «Шварцлозе»…
ЗАДЕРЖКА!!!
Бросаю пулемёт, тянусь за револьвером за пазуху… Он выпадает из моих трясущихся пальцев… Из-за широкого плеча денщика — неведомо как прикрывшего меня своим телом, не отрываясь взглядом от молниеносно приближающей смерти, шарю по полу — с парализующим душу ужасом, понимаю:
НЕ УСПЕВАЮ!!!
Спиридович, раз за разом нажимает на спуск разряженного уже пистолета — потом выбросив стрелянную, тянется в карман за запасной обоймой…
НЕ УСПЕЕТ!!!
Уже совсем рядом — в двух-трёх шагах… Чёрный зрачок дула его винтовки — дующий смертным холодком, прямиком в мою — трепещую ужасом душу…
— КУДА, Ё…Б ТВОЮ МАТЬ?!
За спиной громадного драгуна, как привидение возникла другая — не менее громадная фигура нашего жандарма (скорее всего, у страха глаза велики!), замахнувшаяся для удара штыком.
— ИИИ!!!
Неожиданно, по-заячьи тонко и пронизывающе жалобно заверещал драгун, с какой-то детской обидой недоумённо хлопая ресницами — когда «отвёртка» штыка русской винтовки, тускло блеснув свежей кровью, с противным хрустом вышла из-под его рёбер слева.
— Ыыых…
Резко — с выдохом выдернув штык, жандарм мгновенно «дубиной» перехватил винтовку и, прикладом размозжил всё ещё стоящему на ногах немцу, череп:
— КРАААК!!!
Человеческие мозги — жидкие, как студень с кровью… Страшно… Противно… Блюю…
Вдруг, жандарма самого — как ломом в спину ударили, бросив его труп на труп поверженного им драгуна: ливень пуль ударил по нашей баррикаде — дырявя мешки и выбивая из них фонтанчики сухой земляной пыли. Мгновенно, все мы оказались на полу, инстинктивно прикрыв руками головы.
Спиридович, левой рукой обхватив меня поперёк туловища, поволок меня куда-то, правой рукой стреляя куда-то в сторону входа из трофейного «Парабеллума».
Еле вырвался из его медвежьих «объятий»:
— Что Вы меня — как девку лапаете и, к алтарю тащите, господин генерал?!
— Пулемёт подтащили к самим дверям! — кричит, в самое ухо Спиридович, — уходить надо!
— Куда? Куда уходить?!
— За алтарь!
— А потом, куда?
— На колокольню!
— Потом — на небеса?!
— Можно и, «на небеса», — провёл тот по закопчённому лицу, грязной пятернёй, — с таким количеством «попутчиков»…
Генерал перекрестился и поклонился сидя, изрешечёнными пулями образам — валяющимися дровами на полу:
— Прости меня, Господи — я сделал всё, что смог…
— Уходите, я прикрою! — мой денщик подполз к пулемёту и, не высовывая голову из-за бруствера, нажал гашетку.
Оба пулемёта ссадили вслепую сквозь дым и пыль и, к нашему счастью, немецкий пулемётчик — сперва взявший по случайности верный прицел, стал стрелять куда-то выше, затем куда-то в сторону, затем вовсе замолчал… В нашем «Шварцлозе», тоже кончилась лента — Иван перезарядил его предпоследней лентой.
— Не стреляй! — крикнул ему, — береги патроны.
Снаружи, послышались лающие команды на немецком, беспорядочные удаляющиеся выстрелы. Минут десять, пятнадцать или может быть больше и, наступила тишина…
Пару минут посидев, с удивлением переглядываясь, мы не верили своим ушам.
— Корнеев! — позвал Спиридович старшего из своих жандармов, — ты жив?
— Корнеев убит, ваше Высокоблагородие, — раздалось от дверей, — остались мы с Зиминым.
— Гляньте, что снаружи творится, — приказал генерал и тут же добавил с тревогой, — только осторожно — не вздумайте только лоб под пули подставить!
— Иван, — обратился я к денщику, — будь так добр — сбегай на колокольню и просмотри, что за обстановка в селе и вокруг… Только, одна нога здесь — другая там и, так же быстро — в обратной последовательности!
— Ага… Я мигом!
— Стой! Вот — мой бинокль возьми. Хорошенько, всё вокруг посмотри…
Пока то — да сё, забрав у убитого штабного офицера патроны, перезарядил оба моих нагана… Большого запаса револьверных патронов, я с собой не носил.
— Вроде, никого не видно, — раздалось от дверей, — а сколько немчуры навалено… Страх Господень!
— Так, «вроде» или никого нет? — переспросил Спиридович.
— Из немцев никого — живого нет, а наши мужики — дурак-дураками, почему-то все ходят по селу с поднятыми руками… Интересно, почему?!
Колокола молчали…
— ХАХАХА!!! — зашёлся, в несколько истеричном смехе я.
— ХАХАХА!!!
Присоединились ко мне мои боевые товарищи — генерал Спиридович, полковник Нагаев, последний — из оставшихся в живых штабной офицер и два солдата-телефониста.
Переступая через трупы, ступая по ним же или по лужам крови, выходим из церкви на паперть… Мать моя, родная!
— Да, где ж я вас всех, хоронить то буду?!
Кроме трупов, были и живые… Действительно, рядом и поодаль — как потерянные, блуждали наши доблестные воины, не всегда в уставном одеянии, с нелепо поднятыми вверх руками и, как идиоты — переглядывались меж собой и, настороженно посматривали в сторону церкви. Было их на удивление (после такой то, ожесточённой резни!), достаточно много.
Однако, мужик наш зело смышлён и поняв, что сдаваться — кроме немецких трупов больше некому, руки как по команде были опущены и начался великий шмон… Ну, что ж? Немного радостей есть у солдата на войне и, мародёрство поверженных собственной рукой врагов — одна из них.
— Господа, есть чем горло смочить?
Прополоскав рот вином из фляжки Спиридовича, я заорал я во всю свою дурь, своим — сконфузившимся было воинам: