Невеста гнома (Жена гнома) (СИ) - Чигарина Георгия. Страница 21

 Урок языка все же состоялся. Только учителем в этот раз был Риль. С ним было сложнее. Он не только слова объяснял, но и действия. Это было сложно и при этом интересно. Риль в это время возился со своей поделкой. Большая иголка так и мелькала в его руках. Я смотрела за его работой и упорно пыталась соединить два слова, которые чуть ли не ломали мой язык.

 Не знаю, что у меня получилось в итоге сказать, но это вызвало смех Риля. Он покачал головой и по слогам произнес фразу. Слога. Буквенный набор, а не слога. Но за каждым буквенным набором стоял смысл, который мне очень хотелось узнать. Да, я хотела узнавать смысл фраз, которыми обменивались гномы. И это был не расчет, чтоб лучше приспособиться на новом месте, а было любопытство и вызов самой себе, который я не заметила, как приняла.

 Теперь я уже рассмеялась, произнося слова в пятый десяток раз и вновь с ошибкой. В итоге язык я не сломала, но устала так, что он почти перестал работать. После этого было решено урок свернуть. Хотелось спать. Мучила зевота. Он протянул мне полусапожки мехом внутрь, без жесткой подошвы. Своеобразные тапочки с красивыми мягкими завязками. Я растерянно смотрела на них. Посмотрела на Риля. Ответом был вопросительный взгляд. Он показал на мои валенки, в которых я все время ходила. Дома в них было неудобно работать, но и подарок принять... Хотя, может это плата за рубашку? Обмен? Решив, что спрошу об этом Гиля завтра, я взяла сапожки. Они пришлись впору. Словно под меня были сделаны. Хотя, так оно и было. После тяжелых валенок они казались чем-то невесомым.

 — Удобные, спасибо, — поблагодарила я. Ответом был довольный смешок. Он мне протянул коробочку с мятными конфетами. После того как я взяла одну конфету, мы какое-то время сидели рядом и молча смотрели на печку. Я задремала. Сама не поняла как. Вроде сидела спокойно, зевала, а потом меня выключило. Риль разбудил меня. Тогда я поняла, что в наглую голову ему на плечо положила и дремала. Безобразие и стыд. Но я не успела ничего сказать. Риль пошел будить другого гнома, который подкидывал бы дрова в печку и смотрел за скотиной, которая начала беспокоится.

 Риль повесил пояс с сумками на крюк. Куртки мы положили под голову. Спать в них было неудобно. Да и в кроватях было довольно тепло, чтоб заворачиваться еще и в куртки. Я все-таки сняла юбку и положила ее в ноги. Все-таки я в ней работала. Туда же отправились и мягкие ботинки. В этот момент ночную тишину пронзил вой. Близкий и страшный. Я тут же забралась под одеяло. Всегда казалось, что под одеялом все страхи пропадут. Но когда вой подхватывает еще несколько глоток и явно у этих глоток были зубастые пасти, то становится очень-очень страшно. Рядом лег Риль. Поверх моего одеяла накинул свое, а сам забралась ко мне. Ну это уж было совсем нагло. Только возражать я не стала. Какие возражения, когда кажется, что на дом нападут эти твари, которым место разве что в детских кошмарах, а не на яву.

 Рилю похоже тоже было страшно. Иначе с какого перепуга он обниматься полез? Крепко так обнял. К себе прижал, как я когда-то игрушку обнимала. А еще руки мои сжал своей рукой. Ладно, если ему так не страшно, то пусть обнимает. К тому же вдвоем бояться не так страшно. И определенно теплее, хотя и неправильно. Но пусть это останется нашей тайной, про которую никто не узнает. А завтра надо просто встать раньше всех. Никто и не узнает, что мы под одним одеялом боялись.

Прошло несколько дней. Я дошила рубашку для Риля и поступил заказ от другого гнома. Теперь его очередь настала меня языку учить. С Дилем болтать было весело. Он не затыкался в течение всего дня. Сидел рядом, пока я шила, и балаболил, на пальцах объясняя фразы. Кети занималась с нами. Ей понравилась идея выучить язык. Вскоре к нашей затей присоединились еще два гнома, которые выработали целый ряд упражнений, которые упростил бы понимание. Например, они подобрали слова по одинаковому звучанию, чтоб их легче было запомнить. Или сочинили что-то подобие стишка-скороговорки, чтоб запомнить названия цифр. Это все было забавно.

 Ночью, даже если я засыпала одна, то просыпалась в чьих-то объятиях. Это пугало, смущало и вызывало кучу ненужных мыслей. Все прояснилось, когда я проснулась в объятиях Гиля, который встретил новый день ворчанием.

 — С тобой спать невозможно. Целую ночь крутишься, как колесо у телеги. Дерешься, раскрываешься. Самое веселое, когда ты свое одеяло под себя утаскиваешь, а накрываешься моим! Всю ночь с тобой воевал. Пока не додумался тебя скрутить. Беспокойная ты девка.

 — Не знала, что я так сплю. С лавки вроде не падала, — чувствуя, как к щекам приливает кровь, сказала я.

 — А тут не лавка. Хорошо, что Риль додумался тебе шапку привязать, которую ты во сне стащить пытаешься. Холодно ведь. Уши заморозишь. Так тебе все равно. И себя морозишь и соседей. С девчонкой и то спать проще, хотя она ночью тоже любит раскрываться, но не крутится и не дерется. Ты чего дрожишь?

 — Ничего. Неловко как-то все вышло. Может мне лучше на лавке спать, чем вам беспокойство приносить?

 — Не глупи. Это я так... Не выспался, — он провел рукой по моим ладоням, продолжая обнимать. — Понятно, что страхи. Прошлая жизнь может снами напоминать. Мы это все проходили. Один раз девчонку одну подобрали, так она с криком и слезами просыпалась. Каждую ночь какие твари ее душу мучили во снах. Я потом сам долго среди ночи просыпался, думая, что она опять кричать будет. Уже в привычку вышло. У каждой из вас за плечами трудности были. Если бы их не было, то вы не согласились бы на наши условия.

 — Да у меня вроде и сильных страхов не было.

 — Чего же ты боишься собственной тени?

 — Не знаю. А с чего ты решил, что я боюсь?

 — Ты ходишь так, словно ожидаешь, что тебя кто-то ударит. Еще ты спишь плохо. И взгляд у тебя часто такой, боязливый. Но когда ты не боишься, то он добрым и спокойным становится. Хороший у тебя взгляд. И будущее у тебя хорошее будет. Ты только сердце свое под замок запрячь. А то Риль боится, что привяжешься еще к кому-нибудь, а ведь у каждого из нас свой путь. Потом переживать будешь, когда пути разойдутся.

 — Я понимаю.

 — А все равно предупредить мне надо. Иначе ты не так поймешь. Доброта — это нормально. И забота о более слабом — это тоже нормально. Вы же слабее нас. А у нас цель — довезти вас в целости и сохранности. Чтоб не заболели, не сбежали, чтоб в обычаях немного разобрались и не видели в нас врагов. Но это не повод кого-то выделять. Выделять надо того, у кого дом есть. Кто по возрасту готов семью создать. Кого не тянет больше дорога и путешествия. Сердце надо отдавать тому, кто уже может думать не только о себе и своих желаниях. Одно дело поиграться, повозиться с вами, а другое дело — это когда нужно жить. Кровь и кровать постоянно делить. Встречать неприятности и делить радости. Для каждого этапа жизни есть свое время.

 — Спасибо за разговор, но я пока никого не выделяю. Мне это сложно сделать. Я вас не знаю. Да и прошлое предостерегает. Не дает дальше жить.

 — Прошлое останется в прошлом, когда в горы вернемся. Пока все знакомо. Это напоминает. А там все будет новым. Тогда и забудешь, — ответил Гиль.

 Я не стала его разубеждать в этом. Для меня даже эта дорога была новым местом, а прошлое не отпускало. Но этот разговор заставил задуматься. Гиль говорил, что я могла рассматривать их как женихов, а я ни к кому ничего похожего как эмоциональная привязанность не испытывала. Не было даже намека на влюбленность. Чувства спали. Было только доверие в большей или меньшей степени. Может я и вовсе любить не могла? Даже жениха своего любила скорее потому, что это было нужно. И хотя Гиль был уверен в обратном, я так не думала.

  Морозы продержались довольно долго. Я успела сшить пять рубашек. Сносно могла объясниться на гномьем языке. Мне стали доступны простейшие фразы. И из общей речи я могла уже выделить отдельные слова. Я считала это хорошим продвижением вперед.