Случайные люди (СИ) - Кузнецова (Маркова) Агния Александровна. Страница 48

Он замолчал. Я почувствовала, что тоже сейчас чихну, растерла нос.

— Какая полезная оказалась сказка. Просто-таки практическое руководство.

— Эбрар впереди нас, — сказал Мастер, не обратив на меня внимания. — Он шел здесь, оставил пятую часть войска, чтобы добраться до старого дворца.

— И что это значит?

— Что нас встретят, — сказал он скучным голосом. Кашлянул, совсем другим тоном проговорил: — Мне рассказывал ее Мастер-распорядитель. Сказку. Когда я болел. Много чего еще рассказывал. — Он смотрел в костер, и лицо его сделалось совсем острое, как у рыбы. — Потом спрашивал, как я запомнил. Вы правы. Это руководство. Он знал много сказок. Редких, каких больше не знал никто. — Он зажмурился, потер глаза. — Очевидно, рассказывал не только мне.

— И в чем же мораль? — спросила я, просто чтобы что-то сказать и не повисло той тяжкой тишины, которая прибавляет в весе с каждой секундой и скоро становится неподъемной.

— А мораль, леди, в том, что не бывает ничего только для тебя. Даже проклятой сказки. — Он глянул на меня искоса. — Что уж говорить об остальном. Эльфах. Людях.

Люди не бывают чьи-то, хотела сказать я. Чьи-то бывают только вещи, и то только если государство охраняет частную собственность. И сказки… почему бы не делиться сказками?

— Я вас утомил, — сказал Мастер, поднялся с кряхтением, потер колени. — Нужно застать темноту и отдохнуть.

— Я вас чем-то обидела? — спросила я на всякий случай.

Мастер, на меня не глядя, отряхнул плащ.

— Ни в коей мере, леди. Вы ведь мне ничего не обещали.

Он развернулся, столкнулся нос к носу с сэром Эвином, у которого погас факел и он рвался к костру.

Ну и не надо, подумала я. Честное слово, не надо мне этого. Люди (и эльфы, очевидно), которым чего-то недодали — жадные и трудные, им постоянно надо, много, большими кусками. Умильно, но утомительно для того, кто должен им это выдавать. Тепло, заботу и внимание, или чего обычно недодают… сказки… И вообще, я тут не задержусь, напомнила я себе. Нечего связываться.

Мастер спал тихо-тихо, и я в дреме гадала, где же белка, спит ли на недвижном теле или ускакала за орехами.

Наутро королева произнесла речь.

— Соратники, — сказала она, и я продолжила трясти не успевшие высохнуть носки над углями, потому что соратники — это все остальные, но никак не я. Однако королева повторила настойчиво: — Соратники! — а Полла подошла, тронула меня за локоть. Я опустила носки, изобразила внимание. Королева подняла к небу четыре сложенных пальца. — Наша цель близка, наш поход благословило небо, и да не убоится никто из нас погибели, ибо мстящим праведно обещана сила на земле и легкая дорога под своды Четверых. Число наше мало, но отступить мы не вправе, ибо только мы стоим на пути скверны Эбрара и его нечистых порождений, и…

Дальше она заговорила сложным языком, Весенней, как я поняла речью. Остальные внимали, сэр Эвин даже покачивал головой в такт словам. Я быстро заскучала. Вдохновительные речи теряют весь эффект, если слушатели едва-едва знают одно слово из пяти, а окружающие не вопят от восторга. Если бы вопили — я б тоже присоединилась, а так… Странное, все-таки, дело — речи. От первых фраз королевы мне даже захотелось не испугаться, не отступить, не посрамить, а идти вперед назло врагам. Хотя враги — не мои. Жалко, конечно, убитых, там, в этом их Викерране, наверняка остались такие же мальчишки, каких я видела на холме. С другой стороны — орков тоже жалко. Я их совсем не знаю, но если у них есть сердце и разум — то уж наверняка не хочется помирать в войнах, и не в сражении даже, а чтобы военачальник расплатился тобою со сказочным чудищем. И становиться уродом с гнилыми глазами, чтобы вылезли волосы, а из мозга утек разум.

Чертовщина какая-то. Всех жалко. Кроме военачальников, которые это своему народу устраивают. Я посмотрела на королеву, которая делала красивые жесты, и отвела глаза. Ну да.

Себя жальче всего. Нет бы оказаться в приятном мирном месте, где мастера фейерверков употребляют магию на фейерверки, и леса — спокойные и тенистые, а не грозят выпустить на тебя всех выродков ада и засосать в любую лужу навечно.

Я слушала королеву, кивала и раздумывала, не пора ли начать молиться. Крестик, с которым меня крестили, я потеряла давным-давно, а тот, который подарила бабушка на двенадцать лет, лежит в шкатулке, я его не ношу, натыкаюсь только иногда, когда перебирают серьги.

Да и молиться надо тут, пожалуй, местным. Я подняла голову. Небо ровно затянуло серым. Мне на лоб упала капля. Ясно все с вами, Четверо. Не одобряете? Новая капля упала на веко. Я утерлась. Не одобряете. Ну и не надо. Только прекратите мучить этих людей… и эльфов, и орков, и всех живых. Хватит с них, с каждого. И без благословенных вами походов впятером против целой армии — хватит.

Вчетвером. Я не считаюсь. Не мое дело.

— Пойдемте со мною, — сказала королева Рихенза. Я очухалась. Она стояла передо мною, а остальные разошлись по утренним делам. Полла волокла седло, потом его отобрал сэр Эвин, подвинул зарывшегося в сумку Мастера с дороги. Я глупо улыбнулась и, поняв, что подмоги ждать не от кого, сказала кротко:

— С большим удовольствием.

Хотя какое уж тут удовольствие, морось зарядила холодная и нудная, лес шуршал, как школьник на первом уроке тетрадными листами. За окном серо, сосед по парте болеет, глаза закрываются и учение в голову не лезет. А впереди целый день.

Ушли мы недалеко, королева встала под раскидистым деревом, где почти не капало, и я пристроилась тут же, подавила зевоту.

Королева подцепила пальцем цепочку, вытянула из-под платья небольшой медальон. Показала мне.

— Мой супруг и господин преподнес мне эту вещицу по случаю рождения Гуаллтера.

— Красиво, — сказала я на всякий случай. Медальон был усыпан мелкими камешками.

— Мой супруг и господин не погребен, — сказала королева, — как и мой первенец.

Я смогла выдавить только дежурное "соболезную", пока она прятала украшение.

— Объединенным общею бедою следует пособлять друг другу.

Какой такой общей бедой, чуть не спросила я, но вовремя вспомнила собственную легенду. Мертвые родственники, разбежавшиеся слуги… я усиленно закивала. Королева долго мерила меня оценивающим взглядом, потом опустила глаза, сложила руки на платье и стала словно меньше ростом и тонкой, как одинокий уличный фонарь.

— Я не в том положении, моя дорогая, чтобы сулить вам награду, однако вы можете на нее рассчитывать.

— За… — я прочистила горло. — За что? Я ведь ничего…

— Силы наши малы, — сказала она в два раза тише, чем говорила перед всеми речь, — нас едва хватит, чтобы совершить должное. Четверо не назначают непосильных испытаний, но некоторые близки к таковым. — Она сделала сложный жест ладонью. — И именно потому я попрошу вас — не как иностранную подданную, но как добрую душу.

— Я… да! Пожалуйста, что угодно, я постараюсь…

— Мастер послушен вам, — сказала королева Рихенза спокойно. — Чародея следует сковать, подчинить, но на это не у всякого есть средства. Чародея можно привязать обещанием знаний, и так и было… пока стоял Викерран. Он слушается вас. Прикажите ему совершить то, что от него требует судьба.

— Я не могу ему приказывать, — выговорила я, справляясь с оторопью.

— Женщина, — сказала королева, на секунду прикрыв глаза, и я невольно отметила, какая она красивая, — может и должна приказывать мужчине, который ею очарован.

Вот трепло, подумала я, чувствуя, что лицо горит. Надо же было — проговориться королеве. Хотя когда он успел? Не успели мы разделить постель, как он стал белкой, а в таком виде особенно не пооткровенничаешь. Уф… да и зачем бы он?..

Королева задрала рукав платья. От локтя вверх тянулся, дергаясь вправо и влево, ломаный толстый шрам.

— Эта рана была получена в битве. Не знаю, как принято в ваших краях, но у нас плох тот король, который бегает от сражений. — Она одернула рукав, расправила кружево. — Я своими руками принесу смерть захватчикам и убийцам. От вас же ожидаю принять участие в судьбе тех, кто принял участие в вас в минуту нужды.