Недостреленный (АИ) - Читатель Константин. Страница 22

— В подвалах домов ледники устраивали. В некоторых дворах общий погреб на дом ставили. В ледники, знаешь, даже лёд с Невы зимой заготавливали и развозили, — поделилась сведениями девушка.

А я, удовлетворив любопытство, приступил к удовлетворению более насущного чувства, голода. Лиза приготовила вкуснющий ужин — накормила меня вареной картошечкой с маслицем, и к картошке была селедка. Изголодавщись за день, я ел эту вкуснотищу чуть ли не урча, а она сидела рядом за столом, подперев голову ладошкой, и улыбалась, глядя на мою довольную физиономию. К чаю был ситный белый хлеб, и Лиза взяла себе кусочек сахару — как она сказала, у нас сегодня и воскресенье, и праздник — переезд и новоселье на новом месте, и новая работа. И я, говоря ей слова благодарности, был с ней полностью согласен — даже в такое трудное время должны быть у людей маленькие семейные радости.

После позднего ужина меня начало клонить в сон. Набегавшись и находившись весь день голодным по морозу, после еды уже ничего не хотелось, только положить голову на подушку. Но по Лизе было заметно, что молодая женщина ждёт от меня внимания и продолжения общения. Пришлось сходить в ванную комнату, облиться водой, прогнать сон и обмыться, и лишь потом ложиться с Лизой в постель. Мой молодой организм напомнил мне, что я правильно всё сделал, и что поспать всегда успеется, о чем в скором времени я совершенно не пожалел, раза три.

Пробуждение было трудным. Пришлось хорошенько умыться холодной водой, но спать всё еще хотелось. Никакого, однако, сожаления об упущенных вчера часах сна, конечно, не было. Даже наоборот, очень приятно было видеть радостную Лизу, или, проходя рядом, невзначай коснуться её, или ловить её улыбающийся взгляд. Мы вышли вместе, и Лиза сразу же взяла меня под руку и не отпускала до самых дверей службы. Там, проводя её до канцелярии, я поцеловал девушку, и она упорхнула в отдел, оглянувшись на меня перед дверью сияющими глазами. Створка двери за ней закрылась, а еще несколько секунд стоял, глядя на дверь и глупо улыбаясь, потом опомнился и поспешил на разбор дел и утреннее совещание.

События, к сожалению, не стояли на месте. За прошедшее время были отмечены новые совершенные преступления. На место одного из них были направлены и мы с Никитиным. Бандиты в немалом количестве среди бела дня подъехали на грузовике к богатому дому на Мясницкой и методично обошли все квартиры, грабя жильцов и вынося из квартир ценные вещи. После чего преспокойно уехали на своём загруженном транспортном средстве. По поводу вчерашнего мы, большей частью Павел, получили нахлобучку:

— То, что нашли продавцов и проследили, это вы отлично справились, — сказал Розенталь. — И то, что тайник обнаружили с деньгами и документами, тоже молодцы. А вот за то, что задержать вдвоем одного не сумели, за это вам пролетарское порицание. Учись стрелять, Никитин! Надо, чтобы каждый выстрел точно в цель. Вот как Кузнецов, раз, раз — и точка!.. Хотя нет, на него не смотри, — опомнился Розенталь. — А ты, Кузнецов, запомни — надо живьём брать…

"…демонов," — мысленно закончил я, вспомнив старую комедию.

— Чего ты улыбаешься, Кузнецов? — повернулся ко мне Розенталь, — К порученному делу относиться со всей рабоче-крестьянской сознательностью! Нам нужны только проверенные товарищи, — и закончил уже ни к кому не обращаясь. — Набрали сопляков. Один стрелять не умеет, другой на фронте только и научился, что в расход пускать… Задерживать живыми, понятно говорю?! — это снова к нам.

— Понятно… — вразнобой ответили мы.

Выехали с Никитиным на место "механизированного" ограбления и провозились там почти весь световой день. Обходили все квартиры пострадавших, составляли списки пропавших ценностей, брали описания налётчиков. Особым личным успехом я считал мой опрос дворовых мальчишек об использованном грабителями грузовике. Их наблюдательные и прилипчивые к любой технической диковинке глаза заметили множество деталей, и после наводящих вопросов и выяснения противоречий в их многоголосых рассказах у меня было подробное описание этого чуда передвижения с предположительным регистрационным номером и его водителя. Особенно меня поразила открытая кабина грузовика, и это зимой!

Вернувшись на Знаменский переулок, мы доложились начальству и высказали убеждение, что грузовиков в Москве не так много, а у этого предположительно известен номер, и с таким подробным описанием можно узнать владельца. В свою очередь нас приятно обрадовал Маршалк, сказав, что одни документы убитого продавца краденой ткани новые и "чистые", а вот старая паспортная книжка и плакатный паспорт выписан на имя имеющегося в картотеке бывшей сыскной милиции лица. Им оказался еще при царе судимый мещанин, у которого был брат, тоже фигурировавший в старом деле. И, что замечательно, имеется адрес этого брата, жившего на самой окраине Москвы. Мы с Никитиным взялись съездить и посмотреть на месте этот адрес.

— Сегодня поедем? — спросил я.

— А чего тянуть? — пожал плечами Павел. — Я знаю, где. Это за окружной железкой, в Филях, в той стороне завод "Руссо-Балт" поставили. Часа за три обернёмся, если извозчика возьмем.

Оказалось, что в эти годы границы Москвы очерчивались окружной железной дорогой, и всё, что было вне железнодорожных путей, были уже предместья и отдельные сёла: Фили, Кунцево, Воробьевы горы.

Мы забежали в столовую, и, пообедав жиденьким рыбным супом и кашей из гороха, вышли и потопали по бульварному кольцу в западном направлении и вскоре остановили проезжавшего мимо извозчика на простых деревенских санях. Договорившись, мы уселись в сани и меньше чем через час, проехав через замерзшую Москву-реку по Бородинскому мосту, были уже на месте. Наступили сумерки. Отпустив извозчика и наметив приблизительное расположение дома, мы с Никитиным пошли в ту сторону по улице, застроенной деревенскими одноэтажными домами.

Пройдя мимо дома со сплошным дощатым забором вокруг и закрытыми воротами, мы дошли до поворота, свернули на поперечный переулок, посмотрели на участок с тем домом с обратной стороны. Там были задние дворы, огороды, забор и пустырь. Развернувшись, повернули обратно на улицу.

— Что, зайдём, спросим про братца, — предложил Никитин.

— Ну, давай, — протянул я. — А как спрашивать будем? Вдруг они сообщники, чтобы не спугнуть.

— Ну, как — спросим, когда виделись да говорили. Если увидим, что начал юлить — возьмём за жабры.

— Как-то неправильно это, — сомневаясь, сказал я, но предложить ничего путного не мог.

Мы шли вдоль уличных заборов, а навстречу нам с другого конца улицы показались сани. У нужного нам дома сани остановились, с них слез человек и застучал в ворота.

— Слышь, Паш, а ты этого мужика с саней раньше не видел? — шепотом спросил я.

— Точно! Это ж тот самый, кто ткань на Сухаревку подвозил! — тихо ответил Павел. — Будем брать? — возбужденно прошептал он.

— Ага, щаз! — прошипел я. — Мало нам одного нагоняя! Посмотрим вначале.

Через какое-то время ворота открылись. За ними стоял человек с цигаркой в зубах, в накинутом на плечи полушубке, а из-за поясом видна была рукоятка револьвера. Мужик с саней взял лошадь под уздцы и стал заводить повозку во двор. Мы поравнялись с распахнутыми воротами и бросили быстрые взгляды в сторону дома. Окна дома светились тусклым желтоватым светом, на фоне которого мелькали тени. Во дворе стояли еще одни сани, без лошади, которая, возможно, находилась в строении, видневшемся на задворках. Подвода заехала во двор, ворота закрылись, мы продолжили идти по улице.

— Да, прав ты был, чтоб осмотреться, — проговорил Павел, — их тут многовато. Влипли бы, как пить дать.

— Это ты по теням за окнами понял? — спросил я.

— И по ним тоже. И по окнам — они ж в доме все, понимаешь, светились, в каждой комнате. Если б никого в них не было, не стали бы зазря керосин в лампах жечь.

Дойдя до деревенского перекрестка, мы выбрали приблизительно направление и потопали в сгущающейся темноте в сторону Москвы-реки и моста, по которому недавно сюда проезжали. Прошли мимо недавно построенного здания Брянского вокзала, который скоро станет называться Киевским, мимо огромного дебаркадера над платформами, от которых буквально на днях, в феврале 1918 года, отошли первые поезда.