Дракон должен умереть. Книга II (СИ) - Лейпек Дин. Страница 54

— Разумеется, ваша светлость, — согласился он, опуская голову и отводя свои мертвые глаза. Генри украдкой вздохнул и расслабил пальцы, которые тут же налились неприятным разочарованием, покалывающим, как застоявшаяся кровь. Он поспешил заглушить его, и потому быстро сказал, стараясь быстро и незаметно перейти обратно на деловой тон, с которым он начинал этот разговор:

— Мы собирались обсуждать расстановку сил на стенах. Давайте наконец перейдем к делу.

Бургомистр снова покорно склонил голову, лицо Хадсона слегка разгладилось, расправилось, как крылья птицы, поймавшей наконец поток воздуха. Начальник королевских стрелков гордо выпятил грудь, как бы поясняя, на чьей территории они находятся и чье мнение должно быть решающим:

— Отсюда до Рейнгарской башни будет стоять половина моих ребят — это самая удобная позиция для обстрела нападающих — они, скорее всего, будут пытаться подойти с юга от Уэйдских ворот, там, где стена пониже. Ваших людей, милорд, следует поставить от Башни на север — там, скорее всего, атакующих почти не будет, но они могут попробовать застать нас врасплох...

Хадсон глухо хмыкнул в усы.

— Стоило гнать нас в такую даль, чтобы прикрывать тылы. На это и сын сапожника с ведром помоев сгодится.

Начальник королевских стрелков насупился:

— Я всего лишь трезво оцениваю имеющиеся в моем распоряжении силы...

— Да? И с каких это пор мы поступили в ваше распоряжение?

— Я — начальник королевских стрелков!

— А я — предводитель Тенгейлских стрелков!

— Тише, — спокойно и вежливо сказал Генри, и оба начальника тут же замолчали. — Будьте добры, поясните, — обратился он к главному королевскому стрелку, — почему вы решили, что моих людей стоит разместить на наименее опасных участках?

Начальник королевских стрелков фыркнул.

— Так вы посмотрите на их луки, — он с презрением махнул рукой на оружие горцев. — На таком расстоянии они не то, что доспех не пробьют, но даже кольчугу вряд ли поцарапают. Какой от них толк?

Хадсон слегка прищурился. Генри спокойно посмотрел на тяжелые луки городских стрелков, которые были почти в два раза больше горских. Потом так же спокойно посмотрел вдаль, чуть поверх шпилей Уэйдских ворот.

— Хадсон, — попросил он тихо, не поворачиваясь и протягивая руку. Седой горец усмехнулся и дал Генри свой лук, затем вытащил из колчана стрелу. Генри точным движением наложил ее на тетиву, по-прежнему не отводя взгляда от шпилей, над которыми носились ласточки. Медленно вдохнул, быстро натянул лук и вместе с выдохом мягко отпустил тетиву. Раздался короткий свист, и одна из птиц упала снаружи городских стен.

Генри протянул лук обратно Хадсону, затем медленно обернулся к бургомистру и начальнику королевских стрелков.

— Если стрелять точно, совершенно не обязательно пробивать доспех, — заметил он спокойно. — Насколько я помню, в имперских доспехах всегда открыта нижняя половина лица.

Хадсон снова усмехнулся. Горские лучники были невозмутимы. Начальник стрелков выглядел растерянно, Клейн старался больше не встречаться с Генри взглядом.

— Здесь больше сотни шагов, — недоверчиво буркнул один из королевских лучников. — С такого расстояния нельзя попасть в ласточку. Это просто везение.

— Я могу повторить, — предложил Генри тихо. Мужчина на секунду глянул на него — и встретился с пронзительно-серыми глазами лорда Теннесси.

— Не надо, — быстро сказал Клейн. — Мы верим.

Генри спокойно кивнул.

— Мои люди, — сказал он, — будут стоять там, где сами посчитают нужным, и будут выбирать цели и задачи, советуясь с Хадсоном и мной. А я буду решать, как с учетом этого расставить ваших людей, чтобы это было максимально эффективно. У вас еще есть ко мне вопросы?

Бургомистр и начальник королевских стрелков молчали. Его подчиненные хмуро поглядывали на Генри. Наконец Клейн, лучше других владевший искусством сохранять лицо даже при самом худшем исходе, вежливо склонил голову:

— Думаю, нет, ваша светлость. Все предельно ясно.

Генри только кивнул, пропуская мимо ушей легкую насмешку, сквозившую в словах бургомистра, после чего развернулся и махнул рукой Хадсону и остальным, приглашая их за собой. Они спустились со стен и пошли по узкому сырому проулку.

— Это было везением, — заметил Хадсон, когда они отошли достаточно далеко.

— Разумеется, — согласился Генри.

— И чтобы ты сделал, если бы не попал?

— Птиц было много. Уж в одну-то я должен был попасть.

— А все-таки? — не сдавался Хадсон. Генри слегка пожал плечами.

— Набил бы Клейну морду, наверное. В качестве неоспоримого аргумента.

Хадсон весело фыркнул.

— Со мной творится что-то не то, — пожаловался Генри старому горцу, задумчиво пиная в сторону что-то, одинаково похожее на булыжник, огрызок и кусок деревяшки. — Я начал часто срываться на мерзких типов. Едва ли количество мерзких типов вокруг меня резко увеличилось — так что, вероятно, что-то случилось с моим терпением.

Хадсон погладил усы и усмехнулся под ладонью, но скорее грустно, чем насмешливо.

— Боюсь, тут дело не в терпении, — заметил он.

— Да? А в чем тогда?

— Во внимании.

— Не понял, — нахмурился Генри. Лучник вздохнул.

— Видишь ли, Генри, раньше ты просто мог позволить себе никого не замечать. Твоя жизнь протекала в совершенно иной реальности, где можно было оставаться терпеливым и невозмутимым. Но такая жизнь, по правде сказать — большая роскошь. Далеко не все могут ее себе позволить.

— Ты хочешь сказать, что я мог позволить себе не замечать тех, кто мне неприятен?

— Я хочу сказать, что ты позволял себе никогда не замечать то, что было тебе неинтересно. Сейчас это вдруг пропало — не знаю, что послужило тому причиной, могу только сказать, что это должно пойти тебе на пользу. Иногда нужно видеть то, что не хочется видеть. Расширяет кругозор.

***

Генри лежал под дубом в королевском саду — возможно, в последний раз за долгое, неизвестно долгое время. Вчера они увидели на горизонте облако пыли. Облако улеглось ближе к вечеру, но сегодня утром появилось снова. Оно двигалось беззвучно, медленно и неотвратимо, четко обозначая расположение армии, которая ее поднимала. Генри смотрел на это облако все утро и наконец пошел сюда, в сад. Он лежал на траве, сама текстура которой, ее цвет, запах, мягкая влажность тонких стеблей — все противопоставляло себя мутной желтой пыли, поглощавшей, как губка, яркое солнце. Генри чувствовал сквозь рубашку прохладную землю, шершавую путаницу растений, щекочущую и колющую кожу через тонкое полотно. Королевский сад стоял невозмутимо, как будто отказываясь верить в существование пыли и армии под ней. Пыль могла лежать только на посыпанных песком дорожках. Единственной армией были муравьи, кропотливо прокладывающие невидимую тропинку через эти дорожки. Все остальное не имело значения — и, следовательно, не существовало. Сад считал именно так — дуб подтверждал это глубоким шуршанием тяжелой листвы, как будто стиравшей с солнца яркий свет и нестерпимый зной.

Генри глубоко вздохнул, закрыл глаза — и стал вспоминать.

Звенят цикады. Это резкий, плотный звук, как и запах разогретой на солнце травы и камней, как цвет неба, невыносимо синий и одновременно яркий, раскаленный от жгучих белых лучей. От всего этого кружится голова — что очень некстати, потому что именно сейчас Генри нужно сосредоточиться и как следует подумать.

Он встряхивает головой, щурясь от солнца, поворачивается — и вдалеке видит фигуру, идущую к нему. Она машет рукой — он знает, кто это. Он узнает эти движения всегда и везде, он будет видеть ее во сне так часто, что это в конце концов должно было бы перестать его удивлять — и все равно удивляет. Он удивляется каждый раз, когда видит ее.

Она идет к нему — очень быстро и при этом так плавно, будто это ветер, выбивающий из травы резкий запах и прерывающий порой звон цикад, несет ее к нему. Когда она подходит, то останавливается мгновенным, точным движением, как если бы на земле рядом с ним обозначена точка, в которой она в конце концов должна была оказаться.