Дракон должен умереть. Книга II (СИ) - Лейпек Дин. Страница 52

Смерть короля наступила неожиданно. Многие это обсуждали, многие кого-то осуждали — но Уорсингтон видел своими глазами, как король умер от сердечного приступа. Конечно, причины приступов могли быть разными... Но доказательств ни у кого не было. Зато была страна, попавшая в руки неуравновешенного мальчика, который мог сделать с ней все, что угодно.

До сих пор карьера Уорсингтона, при всей своей стремительности и головокружительном успехе, все-таки вписывалась в рамки возможного. Удивительное началось позже. Молодой король, придя к власти, первым делом отставил старых придворных и приближенных своего отца, поставив на их места либо не менее эксцентричных, чем он, друзей, либо и вовсе странных людей, явившихся ниоткуда и не гнушавшихся исчезнуть в никуда, как только дела пойдут не так гладко, как хотелось бы. Двор превратился в сборище непонятного сброда — и единственным светом разума и оплотом здравомыслия в этом хаосе оставались Эревард и Уорсингтон.

Почему Джон оставил лорда дознания, было понятно — даже такой сумасбродный король понимал, как важен на этом посту человек с налаженной сетью агентов и осведомителей. Но почему Джон оставил первого лорда, для многих до сих пор оставалось загадкой. Уорсингтон всегда неприкрыто осуждал поведение принца — и даже когда тот стал королем, не переставал высказывать свое недовольство его выходками. А король чем дальше, тем больше шел в разнос, в кратчайшие сроки уничтожая все то, что годами, десятилетиями, веками строили и создавали его предшественники. Уорсингтон был не способен в одиночку остановить эту разрушительную силу — но ему еще хватало влияния, чтобы изо всех сил стараться сохранить то, что уцелело, и надеяться, что рано или поздно из бережно оберегаемых им обломков удастся восстановить былое величие страны.

Случилось это даже раньше, чем он рассчитывал — вопреки всем мрачным прогнозам Уорсингтона, король не пережил его, скоропостижно скончавшись от лихорадки. Молодого короля тихо похоронили в Риверейне, в фамильном склепе, на похоронах присутствовали только его друзья. Вовсю шла война, принцесса, единственная наследница престола после старшего брата, бесследно пропала — всем было не до торжественных церемоний.

По закону Инландии в случае пресечения королевской династии первый лорд становился регентом до тех пор, пока совет лордов не выбирал нового короля. Официально, совет можно было созывать спустя три месяца после смерти предыдущего монарха. Однако события на западе не позволяли собрать всех лордов — а в неполном составе совет не имел силы. Уорсингтон не мог отступить от буквы закона — поэтому ему оставалось только наблюдать и ждать, чем все закончится.

Весть о том, что принцесса — а теперь королева, — жива, здорова и возглавляет войско, решила вопрос сама собой. Необходимость в совете лордов отпадала — теперь Уорсингтону оставалось только дождаться победы ее величества и прибытия королевы в столицу.

Его регентство подходило к концу.

***

Уорсингтон ждал Генри в небольшом кабинете, который занимал с самого начала своей придворной карьеры. Когда Теннесси вошел, регент нахмурился так сильно, что, казалось, его густые брови под высоким лбом сейчас спутаются между собой и больше не разойдутся никогда.

— Что случилось? — спросил Генри сухо, останавливаясь в дверях. Он был сейчас в несколько затруднительном положении — по происхождению лорд Теннесси был намного выше Уорсингтона и вполне мог требовать, чтобы тот стоял в его присутствии. Но сейчас перед ним был регент, исполняющий обязанности короля, верховный правитель. С этой точки зрения, стоять должен был как раз Генри.

Уорсингтон при виде него из-за стола не встал.

— Это пришло сегодня утром, — регент протянул ему распечатанное письмо. Генри подошел к столу и молча развернул свиток, мысленно ругаясь на себя за то, как при этом екнуло сердце. Но письмо было не от королевы.

— Двадцать тысяч? — наконец подал голос Генри, прочитав до конца.

— А что там написано? — угрюмо буркнул Уорсингтон.

— Двадцать тысяч.

— Ну значит двадцать тысяч и есть, — устало заключил регент. Генри невольно вздрогнул. Он никогда не видел Уорсингтона таким мрачным.

Но если письмо сообщало правду, и к столице действительно шла имперская армия в двадцать тысяч человек, у Уорсингтона были все причины быть мрачным. Очень и очень мрачным.

— И что вы собираетесь предпринять? — осторожно спросил Генри.

— А что я могу предпринять? — сухо заметил регент. — У меня есть здесь только ты, да еще... А, входи, Джеймс. Ты вовремя.

Генри обернулся на звук отворяемой двери — и замер. Потом быстро отвернулся, спешно приводя свое лицо в порядок. Ледяное спокойствие — это единственное, что могло его сейчас спасти.

— Теннесси? — прошипел высокий голос у него за спиной. Генри поморщился, украдкой вздохнул и повернулся к вошедшему.

— Лорд Гелленхорт, — поприветствовал он как можно спокойнее. Молодой человек скривился. Он был ниже Генри, худощав, с острыми чертами лица, крупным носом и очень тонкими губами, как будто специально созданными для того, чтобы складываться в презрительную, злобную гримасу. И самое обидное состояло в том, что Генри эту гримасу вполне заслужил.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Гелленхорт, по-прежнему шипя сквозь стиснутые зубы.

— Спокойнее, Джеймс, — слегка одернул его Уорсингтон. — Генри нужен здесь.

— Нужен?! Кому?

— Мне. Нам. Сейчас важна помощь каждого, кто может ее предложить.

— Да я скорее подохну, чем воспользуюсь его помощью!

— А я — нет, — отрезал Уорсингтон невозмутимо. — И поскольку я регент, то ты будешь слушаться меня. Понятно?

Гелленхорт поморщился и презрительно сплюнул. Генри медленно и глубоко вдохнул. Ледяное спокойствие. Только так и никак иначе.

— Генри, — повернулся к нему Уорсингтон, не обращая внимания на Джеймса, — мне нужны твои люди. Все, кто у тебя есть.

— Вы организуете оборону?

— Да. Это единственное, что я могу, имея под рукой двух пэров и два десятка дворян в окрестностях столицы.

— А как же Харли-Оксборн? Реккети? Монтгомери?

— Монтгомери уже два месяца как в Империи, — мрачно сообщил Уорсингтон. — У Чарльза, как ты знаешь, только титул — и два десятка всадников. Реккети сидит в своем замке и на мои письма не отвечает.

Генри снова вздохнул.

— Все, кто был на юге, или уже крутятся при дворе императора, либо скоро начнут. Северян ты знаешь не хуже меня — они вылезут из своих нор, только если дракон постучится к ним в двери. А все, что на западе — отрезано империей. Так что у меня остались только вы двое, — пробурчал Уорсингтон, окидывая обоих лордов мрачным взглядом. — Поэтому я очень прошу вас — без фокусов.

Лицо Гелленхорта скривилось еще сильнее. Лицо Генри было совершенно невозмутимым.

— Ну хорошо, — вздохнул наконец Уорсингтон, бросая на них еще один хмурый взгляд. — Идите. Только не подеритесь в коридоре.

***

Генри считал, что готов — но все равно невольно вздрогнул от ненависти, сконцентрированной, как едкая кислота, в голосе Гелленхорта.

— Ты знаешь, как я мечтаю тебя убить?

Они стояли в коридоре в нескольких шагах от кабинета регента. Генри глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

— Знаю.

— И ведь ты хитро устроился!

— Что ты имеешь в виду?

— Тебя ведь теперь нельзя вызвать! Ты, видите ли, дал обет!

— Ты знаешь, почему я его дал.

— Да! — почти взвизгнул Гелленхорт. — Но если ты думаешь, что твой обет отменяет тот факт, что ты — убийца, то глубоко ошибаешься!

— Джим, — пробормотал Генри как можно спокойнее. — Ты знаешь, что я убил твоего отца не специально. И ты знаешь, что с тех пор я дал обещание не брать в руки меч и не участвовать в турнирах.

— О, да! И считаешь, что поступил благородно!

— Это все, что я могу.

— Вот только из-за этого я не могу вызвать тебя и отомстить за отца!