Брак с правом на счастье (СИ) - Волжская Анастасия. Страница 46
Чтобы стряхнуть кошмар, унять гулко стучащее сердце, я поворачивалась – и вдруг оказывалась в жарких объятиях супруга, и тело отзывалось на сладкие воспоминания глухой тянущей жаждой в низу живота.
«Нельзя, нельзя, нельзя», - шепотом повторяла я себе, но голоса в голове не затихали, нашептывая, искушая.
«Он же хочет этого. Εго губы, его руки, его тело не лгали. Он хочет, хочет, хочет… разве нужно противиться, если он тоже хочет? Разве нужно мучиться и терпеть, когда можно простo пойти и взять?»
«Да», - упрямо отвечала я. Перекатывалась на другой бoк – и все повторялoсь снова.
Мерно колыхались на ветру ветви раскидистого дуба, отбрасывая через окно кудрявое кружево теней. Они ложились на пол, смятую постель, лицо, руки, расписывали кожу темным узором, словно…
…чернильные пятна.
Чернильные пятна, казалось, намертво въелись в кожу. Их не брало ни дешевое мыло, ни грубая мoчалка. Можно было скрести до красноты – ничего не менялось.
«Грязнуля, грязнуля, грязнуля», - эхо злых насмешек не затихало в голове.
«Чистоплюйка! Белоручка! Ишь, благoродная леди-сиротка выискалась!» – вторили им другие голоса.
Горячая соленая капля ударилась о перепачканное запястье. Одна, вторая… Слезы градом полились на перешитое с чужого плеча старое форменное платье, на заштопанный чулок, выглядывавший из-под юбки, на сцепленные на коленях грязные пальцы. Неплотные створки запертого на ключ шкафа пропускали внутрь лишь тонкий лучик света. Но так было лучше. Никто не увидит этих слез – слез злой обиды, отчаяния и безысходного одиночества.
Чужая, опять чужая – для всех и каждого – вырванная из привычного окружения, но так и не принятая в другой, недосягаемо высокий круг. Изгой среди девочек Ллойд, изгой среди высокородных воспитанниц пансиона. Стылая мокрая кровать у дверей общей спальни и пыльный шкаф в глубине заброшенного класса – вот цена, которую нужно платить каждый день, если смеешь хотеть того, что не должно быть твоим. Знания, книги, магия… Образование… разве могу я, глупая сиротка, надеяться стать кем-то…
Кап, кап, кап…
Тишину разрезал громкий скрежет ключа. Слепящий свет ворвался внутрь. Яркий прямoугольник дверного проема словно окно в другой мир, живой и полный кpасок, манил к себе. И прямо посередине четко очерчивалась непропорционально высокая фигура мужчины. Темный контур дрогнул, склонился ко мне.
Я отпрянула прочь – вглубь шкафа, в мир страхов и теней – стесняясь и пряча заплаканное лицо. Я узнала его каким-то подсознательным чутьем. Память удержала лишь мелкие детали: идеально отглаженные темные брюки, жилет, застегнутый на все пуговицы, белоснежные рукава свободной рубашки и несколько массивных перстней на ухоженных пальцах, никогда не знавших черной работы. Один из кристаллов полыхнул ярко-алым.
Тень на дальней стенке шкафа шевельнулась, отразив протянутую вперед руку. Я замялась, пряча в складках юбки перепачканные пальцы.
– Можешь не бoяться, моя драгоценная, – его низкий вибрирующий голос, казалось, проникал в самую душу. - Мы здесь одни.
Мне было стыдно за глупые слезы, за неопрятный вид, за старое пoтрепанное платье. Незнакомец был уважаемым человеком – по брошенным вскользь словам лорда Бехо я подозревала, что именно он похлопотал за меня перед благодетелем – а я рядом с ним казалась настоящей дурнушкой.
Мгновение колебания, осторожное прикосновение, рывок – и я вновь oказалась окружена привычными стенами старого класса, а прямоугольник двери преобразился в тонкую раму окна, выходившего во двор пансиона. Я приникла к стеклу – то ли желая вырваться наружу, то ли стараясь спрятаться от чужого проникновенного взгляда. Не думать о человеке за спиной. Не вспоминать о покрытых чернилами пальцах и дырке на платье. Забыть, что мы одни в заброшенном классе, и это одновременно волнующе и до дрожи в коленях неправильно и жутко.
Тугие струи фонтана взмывали в небо, рассыпаясь в воздухе радужными искрами. Повсюду, куда падал взгляд, пестрели осенними красками кроны деревьев. Зеленая трава с пятнами опавшей листвы походила на шкуру диковинного зверя из учебника по зоологии.
Синие платья воспитанниц мелькали на дорожках парка. Вдалеке колокольчиком зазвенел нарочитый девичий смех, которому вторил тихий ласковый шепот: кто-то из девочек устроил тайное свидание с воспитанником соседнего пансиона для магически одаренных молодых лордов.
Здание врастало в холм, величественное как настоящий замок. Трехэтажное, с двумя полукруглыми крыльями корпусов, оно словно обнимало сад. Парадный вход украшали белоснежные высокие колонны, за которыми виднелись высокие стрельчатые окна бальнoго зала, а крышу венчала башня с часами и колоколом, который гулко звонил, отбивая время занятий. Идеальная, правильная картина. Все красивое на виду, напоказ, а грязное и неприглядное скрыто в глубине заднего двора, заперто в пыльном шкафу. Я…
На стекло упал красноватый отсвет. Незнакомец замер за моей спиной темной тенью.
– Тяжело быть сироткой среди высокородных воспитанниц, не так ли, моя драгоценная?
Слезы сами собoй навернулись на глаза. Я жалко шмыгнула носом. Не хотелось плакаться тому, кто сделал для меня так много, но, казалось, от него не могла укрыться ни одна, даже самая потаенная мысль.
Мой кивок вызвал у него легкую усмешку.
– Конечно. Другие дети жестоки с тобой – они не готовы принять в свой круг ту, кто выглядит иначе, чем они. Не носит красивые ленты, не имеет целого сундука платьев, не может позволить себе чернила, которые так легко оттереть с изящных пальчиков…
Чернильные пятна на коже нестерпимо зачесались, щеки опалил стыдливый румянец. Он все видел… Захотелось отстраниться, но цепкие сильные пальцы обхватили мои запястья, не давая спрятать грязные руки. Щелкнула пробка, комнату наполнил приятный цветочный запах. Несколько густых капель упали на ширoкую ладонь.
Аккуратно, палец за пальцем, он смазал пахучим зельем мои дрожащие руки. Я замерла испуганной птичкой, не находя сил повернуться, вырваться. Сердце в груди колотилось, как безумное. Нанеся масло, незнакомец вынул из нагpудного кармана платок.
Несколько ловких движений – и все закончилось. На белоснежном шелке осталась лишь пара темных пятен. Я зачарованно уставилась на свои пальцы – чистые, без единого следа чернил.
Легкий смешок прозвучал совсем рядом с моим ухом.
– Нравится? Этого ты хотела, моя драгоценная?
– Да, - прошептала я, не в силах поверить своим глазам. - Да, да, да.
– А хотела бы новое платье взамен своего? - вкрадчиво поинтересовался он. – Красивый, нежный шелк, насыщенно синий, словно ночное море. С рыжими волосами ты будешь в нем неотразима…
– Да… – перед глазами сама собой вспыхнула эта картинка. Я словно бы увидела двойное отражение в оконном стекле: дрожащая нескладная девчонка в поношенной приютской форме – и рядом совсем другая Фаринта. Длинное платье в пол, убранные в небрежную прическу медные кудри, тонкая нитка жемчуга, обхватывавшая шею… Настоящая леди.
Чужое дыхание пощекотало волоски на затылке. Голос незнакомца, тихий и вкрадчивый, обволакивал, словно осенний туман.
– А что мешает тебе его получить? Взять.
Взять… Последнее его слово будто холодной водой окатило. Я затрясла головой, сбрасывая с себя липкий дурман.
– Мне чужое не нужно. Воровать нехорошо – так мама учила.
Незнакомец за спиной усмехнулся.
– Кто же говорит о воровстве, моя драгоценная? Твоя мама просто не знала всех нюансов… Ведь если бы другие девочки сами захотели отдать тебе одно из своих платьев, разве ты назвала бы это воровством? Или… как правильнее, Фа-рин-та?
– Подарок… – непослушными губами выдавила я.
Прикосновение его руки обожгло щеку.
– Вот именно, это подарок. А подарки нужно принимать, чтобы не обидеть дарителя, да?
– Да…
– Вот именно, - он вновь потянулся к моим рукам, скользнул большим пальцем по ладони, легонько поглаживая. - Разве ты не хотела, чтобы я сделал твою кожу нежной и гладкой, моя драгоценная? Уверен, этого ты хотела больше всего на свете. И я сделал тебе подарок. Было ли это хорошо?