Вторая жена. Часть 3 (СИ) - Завгородняя Анна. Страница 42

— Да. Нам стоит отдохнуть как следует сегодня днём.

Я посмотрела за пределы оазиса, туда, где желтела, переливаясь под солнцем, пустыня с высокими барханами и песчаными змейками, бегущими от ветра по поверхности песка. Даже здесь, в непосредственной близости от воды, было не продохнуть от жара, а что будет, когда придётся идти по такой духоте, где песок и воздух обжигают едва ли не до боли, а от вдоха печёт в горле и сушит кожу. Только ничего не поделаешь, нам надо идти. Я ощущала внутри уверенность в том, что Ихсан может помочь.

Знать бы ещё, кто встретился на пути жреца и кого ему удалось взять себе в сопровождающие. Я была уверена, что Исхан ведёт этих незнакомцев туда, куда нужно именно ему и он сделает все, чтобы они следовали его планам: обманет, солжёт и, может быть, даже сможет пойти на убийство. Подлости ему не занимать, ведь и нам с Аббасом помог только из — за того, что хотел исполнения клятвы. Иначе, думалось мне, и пальцем бы не пошевелил, сбежал сам.

Мы устроились на песке, легли накрывшись шкурами от зноя. Сон пришёл почти сразу, и я провалилась в темноту, удушающую без малейших признаков прохлады и отчего-то именно сегодня, мне снилось море, бесконечное, синее и оно манило ступить в прозрачные волны, набегающие на берег с обкатанными камнями. Сон был коротким и рваным. Несколько раз я просыпалась, и открывая глаза, видела оранжевое солнце и бесконечное небо над листьями пальм. А когда проснулась окончательно, поняла, что стало заметно прохладнее и вокруг опустились сумерки.

— Нам пора! — раздался откуда-то сбоку голос Аббаса. — Сходи искупайся. Следующая возможность выпадет не скоро.

Со вздохом встала, растёрла конечности и взглянула на пустыню, изменившую цвет. От прежнего золота остались лишь тонкие росчерки у линии горизонта и жара слишком быстро сменялась прохладой ночи.

Купалась, не стесняясь, уверенная в том, что Аббас не опустится до подглядывания за женой своёго брата. Озерцо оказалось маленьким и прежде чем ступить в него, я напилась вдоволь и набрала с собой воды.

В путь отправились сразу же, едва солнце скрылось, попрощавшись с песками, утонув в них, чтобы на рассвете возродится снова. Шли целую ночь, молча, едва перебрасываясь парой фраз и с ужасом ожидая рассвета и последующего прихода жары. А когда наступил день, сбавили ход, обмотались тряпками, так, что на лице остались лишь прорези для глаз и носа, и продолжили идти. Только спустя некоторое время я поняла, как был прав менсувар моего мужа, когда настаивал на том, чтобы днём мы пережидали жару в оазисах.

Я едва передвигала ноги, двигаясь больше на упрямстве и на своём желании настигнуть Исхана. Только вот солнце, казалось, застыло на небе и время до заката, когда придёт спасительная прохлада, не приближалось. Я с печалью вспоминала озеро и воду, но пила маленькими глотками, как учил меня Аббас, хотя хотелось в один глоток выпить все, что плескалось в сухой тыкве.

— Скоро закат, — сказал мой спутник, заметив, что я поотстала. — Сможем немного отдохнуть.

Я не ответила: губы были сухими и грозились потрескаться, а проклятое солнце, которое я уже начала ненавидеть, насмехалось с недосягаемой высоты. И так продолжалось в течение нескольких дней. Мы шли, отдыхали по ночам несколько часов, затем снова поднимались на ноги и снова двигались вперёд, больше похожие на животных, которых ведёт инстинкт, чем на разумных людей.

Аббас держался лучше. Его тёмная кожа, к которой, наверное, намертво прилип загар, выдерживала жару. Мне, более светлой, приходилось тяжелее.

— Когда уже вода? — спросила я на третий день пути под палящим солнцем. Из-под ноги посыпался песок, змейкой заструился куда-то вниз, сбегая сухим ручьем с бархана. Я проследила за ним взглядом, слушая ответ своёго друга.

— Если продолжим идти в таком же темпе, к вечеру будем на месте!

Я кивнула и продолжила путь.

«Только найдём ли мы там Исхана и его спутников?» — мелькнула мысль.

Но впереди простиралась пустыня и ей, казалось, не было ни конца, ни края и мне почти не верилось, что где-то там может быть спасительный оазис.

Сарнай казалось, что старая Наима скрывает от неё что-то. Но на расспросы ведьма отвечала охотно и амулет, по — прежнему висевший на шее воительницы, показывал, что Наима не лжёт, только вот на сердце рыжеволосой женщины было неспокойно. А что, если старуха научилась обходить действие амулета?

«Или ты сама разучилась задавать правильные вопросы!» — сказала она себе. — Думай, Сарнай, думай. Иначе может быть поздно. Давлат — не Вазир. Если отец Шаккара её откровенно презирал и не скрывал этого, то за улыбкой мудреца могли скрываться опасные намерения. И несмотря на то что новый повелитель Хайрата вёл себя с воительницей почтительно, она начала предчувствовать неладное.

А между тем в Хайрате стала налаживаться жизнь, если это можно было так назвать. Оставшиеся в живых жители, а в основном это были женщины, старики и дети, делали вид, что примирились с новым господином, только в душах их горела месть за погибших мужей и отцов и Сарнай видела это, а потому и не доверяла никому. Даже на улицах города, среди белого дня, она оглядывалась, ожидая подвоха.

— Не переживайте, хозяйка! — пыталась успокоить её верная Наима. — У людей короткая память и если повелитель Давлат будет действовать правильно, то завоюет любовь если не всех, то многих.

— Что-то ты, погляжу, осмелела, рабыня, — произнесла воительница зло. — Позабыла своё место? Или думаешь, что Давлат помешает мне разделаться с тобой, если я того пожелаю?

Наима опустила глаза, пряча взгляд. И Сарнай не удержалась, ухватила её за подбородок и подняла голову женщины, чтобы посмотреть в выцветшие глаза. То, что она успела заметить, Сарнай совсем не понравилось.

— Что ты задумала, старая змея? — прошипела ей в лицо рыжеволосая воительница. — Не все я тебе зубы вырвала? Надеешься укусить исподтишка?

— Что вы, хозяйка! — в голосе Наимы прозвучал испуг и Сарнай замахнулась. Ударила рабыню по лицу так, как делала это много раз.

Ведьма опустилась на колени, закрываясь руками, но Сарнай не остановилась. Ударила ещё и ещё, пока ладонь не запекло от боли.

— Вставай! — велела и толкнула коленом женщину вбок. — Если надумаешь затеять что-то против меня, вспомни о своём амулете. Я не стану церемониться. Уничтожу, несмотря на ту силу, которую ты скрываешь в себе. Помни о своём месте, — и выплюнула зло, — рабыня!

Наима поднялась. Ее слегка потряхивало, а в глазах застыли злые слезы. Воительнице не понравилось выражение лица старухи, но бить её снова отчего-то не решилась.

— Я преданна вам, хозяйка! — прошептала ведьма.

«Как же, — мысленно прошипела Сарнай. — Дай тебе возможность, первая вонзишь мне в спину нож. Только вот не жди. Я такой возможности тебе не дам и себе не позволю подставить спину. Буду начеку всегда!».

Только сама понимала, что это невозможно. Отчего-то воительнице показалось, что она осталась одна против всех. Её люди, те, кто шёл за ней в бой, сейчас разлагались под жарким солнцем пустыни. Её муж погиб, тот, кто единственный мог защитить, умер. И неожиданно для себя Сарнай поняла, что не стоит ждать милости от Давлата. Нужно уходить и чем скорее, тем лучше. Нутром женщина-воин чувствовала опасность, грозившую ей. Это предчувствие витало в воздухе и пахло, словно гроза: страхом.

Впервые в своёй жизни Сарнай поняла, как одинока среди людей и холод сковал её сердце, которое так и не познало любви лишь по одной только причине: оно просто не умело любить.

Малах тосковал. Лёжа в своёй берлоге под толщей песка, прикрыв глаза и пытаясь уснуть, змей ощущал странное беспокойство. Его видения стали ярче, и он больше не понимал, кем является на самом деле. Опасное чувство рождалось внутри твари: его сознание стремилось куда-то вдаль, прочь от кольца высоких скал и прочь от существа, которое смело повелевать им.

Малах все тяжелее отзывался на зов и когда снова услышал слова призыва почти с неохотой разлепил веки и поднялся на поверхность.