Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ) - Алексей Янов. Страница 107
Но всё же, через пару минут десятка два дружинников, понукая животных, всё же смогли прорваться к линии щитов. Ещё несколько десятков пеших, бросивших своих коней, сумели проползти под копьями, то и дело, получая увесистые удары древками. Остальная половина дружины – ушибленная и зашибленная (позднее выяснилось, что около десятка человек получили вывихи и переломы) лезть на рожон не стала. Они благоразумно предпочли уйти сами и отвезти подальше с линии обстрела своих коней (позднее три коняги, получивших переломы ног пришлось забить на мясо). Вовремя сообразили, что им в атаке ничего не светит, а люлей, ни за х …вост собачий, можно получить знатных.
Глядя на эту картину я вслух высказал очевидную всем присутствующим на НП мысль.
– Если бы это был настоящий бой, никто живой не смог бы приблизится к щитам пикинеров.
– Сам вижу, – зло бросил князь, – пол дружины моей полегло бы, к чертям собачим! А второй половине, чтобы спастись пришлось бы утекать, что есть сил подальше.
– Это у меня конницы нет, а то недалеко бы они у тебя утекли, разве что до ближайшей скудельницы, – заявил я с плещущимся через край самодовольством.
– Ну–ну, – хмыкнул князь. – Коней строем ходить хочешь научить, зажав им промеж зубов мечи? – и он громко, нервно рассмеялся.
Я промолчал, подумав лишь про себя, что при желании можно и коней научить строем скакать. Но дешевле и лучше завести вооружённых пистолями рейтаров, они, в своё время, сокрушали ходящую строем рыцарскую конницу. С рейтарами получалось дёшево и сердито, так как особых строевых качеств к коням не выдвигалось, а пуля, в отличие от копья, сможет пробить любой доспех.
В это время несколько десятков самых настырных дружинников, зло размахивая деревянными мечами–палками, добрались до пикинеров. Тут же прозвучала новая команда, пикинеры всех трёх батальонов сразу отбросили бесполезные в ближнем бою копья. Затем они дружно встали, перевооружившись такими же деревянными мечами, как и у дружинников, а стоящие за их спинами первые шеренги стрелков, отбросив луки, взялись за бердыши. Точнее в данном учебном бое стрелки вместо бердышей вооружились длинными дубинками, повесив, при этом, свои пока не нужные ранцы за спину.
И пошла потеха: первые две шеренги начали бить «мечами» разрозненно лезущих к ним противников. В это время стоящие в глубине построения шеренги стрелков принялись сверху, из–за спин первых двух шеренг, дубасить дружинников по головам, благо длина учебного бердыша позволяла это делать.
Раздалась новая команда. Стоявшие батальоны дружно двинулись вперёд, тесня своей массой княжескую рать. И всё это действо происходило под мерные звуки барабанов и активные, в такт барабанов, выпадов вперёд пикинеров щитами. Даже одни лишь одновременные удары щитов всей шеренгой, без применения оружия, сносили дружинников, опрокидывая их наземь. Выпад вперёд щитом и последующий удар «мечом» происходили практически одновременно, строго под бой барабанов. И задние шеренги слегка подталкивали вперёд передние шеренги, придавая, тем самым, им дополнительный силовой импульс.
В итоге, дорвавшиеся до обидчиков дружинники были опрокинуты наземь, иногда вместе со своими лошадьми буквально за несколько минут. А пешие дружинники продержались и того меньше, сразу же словив удары «по шапке», рукам, ногам и рёбрам. При всём при том, что пешцы, натасканные во многих учебных боях, били своих оппонентов в неполную силу, иначе трупаков получилось бы не меньше, чем пол дружины! Полегли бы все, кто на свою голову, сумел дорваться до ненавистных «лапотников»! Я был искренне счастлив!
После случившихся «Фермопил», чтобы хоть как–то примирить дружинников и отвлечь их мысли от позорного поражения, понесённого от каких–то сиволапых мужиков, мне пришлось организовать грандиозный пир. Примерно такой результат противостояния я заранее предчувствовал, исподволь готовился к нему, закупая впрок продовольствие. А в этот день, с самого раннего утра казарменные кухни были загружены профильной работой – готовкой пищи.
Столы я накрыл не только в своём скромном тереме для княжей дружины, но и, чуть более скромные, для всей моей пехоты, в военном городке. Вдобавок к этому, от пехотинцев я пригласил на княжий пир всех в звании от взводного и выше. Посадив их за стол поблизости от себя, компактной группой. Ситуацию от мордобития спасало лишь то, что большинство ротных были переведены в пехоту из дружины. А потому представители двух родов войск друг друга знали, и тлеющие огоньки недовольства в костёр открытого конфликта так и не переросли.
Было заметно и невооружённым глазом, что боевой дух дружинников заметно упал, их залихватская удаль куда–то испарилась, как не было. Перед возвращением в Смоленск даже несколько гридней попросили Изяслава Мстиславича перевести их ко мне в пехоту. Сейчас как раз начинался новый осенний набор, поэтому я с радостью согласился их принять, пополнение профессионалов придётся как раз кстати. Чтобы подсластить посрамлённой кавалерии горькую пилюлю поражения я специально для этой цели слегка подкорректировал одну песню и исполнил её на начавшемся пиру. После первых здравниц за князя, княжича, воевод, гридей, я дождался удобного момента, вооружившись "эрзац–гитарой" встал и громко произнёс.
– Сейчас, други мои, я вам спою новую песню! Про великую битву, что произошла одиннадцать лет назад в междуречье Днепра и Дона, на реке Калка. Мой дед и отец нашего князя Изяслава Мстиславича погиб в той страшной сече. Слушайте и запоминайте!
Как на тихий берег, как на Днепровский берег,
Выгнали монголы двадцать тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим князем не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим князем не приходится тужить.
А первая стрела, а первая стрела,
А первая стрела в ногу ранила коня.
А вторая стрела, а вторая стрела,
А вторая стрела в сердце ранила меня.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим князем не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим князем не приходится тужить.
Князь знает, кого выбирает–
Сотники по коням да оставили меня.
Им досталась воля да сурова доля,
Мне ж осталась матушка родимая земля.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим князем не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим князем не приходится тужить.
Жинка погорюет, выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только воли во широком поле,
Матушку старушку да буланого коня.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим князем не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить.
С нашим князем не приходится тужить.
Пришлось исполнить песню несколько раз к ряду, пока её не заучили присутствующие на пиру гусляры. Затем новый хит на все лады и все голоса перепевали луженые глотки дружинников до самого утра. Даже хмурной Изяслав Мстиславич от песни воспрял духом. У меня аж от сердца отлегло, боялся, как бы он не отнял у меня мой пехотный полк. Очень уж он недобро смотрел на своих гридней, зато с задумчивым интересом рассматривал моих взводных. Рецепт избежать несчастья прост – хорошая кавалерийская песня, да выпитая под неё водка. Оба эти ингредиента в особо крупных дозах всё–таки сумели приподнять в глазах князя, пошатнувшийся было авторитет конной дружины.
А чтобы закрепить успех в умонастроении князя и окончательно загладить свою вину перед кавалерией, я исполнил ещё одну песню. Начавший было затухать пир, разгорелся с новой силой.
Выйду ночью в поле с конём,
Ночкой тёмной тихо пойдём,
Мы пойдём с конем по полю вдвоём,
Мы пойдём с конем по полю вдвоём.