Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ) - Алексей Янов. Страница 65

Переправившись по мосту в Старый город, двигаясь по набережной, миновав запруженный народом Торг, наша кавалькада оказалась прямо перед княжеским детинцем. Караульные заметили нас ещё издали. Медленно открываясь, заскрипели створки ворот. Дежурившие у ворот дружинники при моём появлении, лениво позёвывая, нехотя кивнули головами, одновременно при этом здороваясь.

На княжьем подворье, как обычно, царил образцово–показательный беспорядок, по странному стечению обстоятельств только усилившийся с моим отъездом. По истоптанной, пожухлой траве, покрытой грязью вперемешку со снегом, бродили неприкаянные овцы с козами. Здесь же неподалёку, прямо на разведенных, на земле кострах запекались огромные части тушей кабанов, оленей, лосей и, возможно, каких–то ещё других обитателей леса. Дружинники со своих рейдов привозили не только призывников, но ещё и лесную живность. У амбаров с груженых телег пара челядинов стаскивали мешки с зерном. Один дружинник точил весь покоцанный в зазубринах меч о точильный камень.

– Нежка, – обратился я к нему, вспомнив его имя. – Чего мучаешься? Приходи ко мне на подворье, там тебе на точильном круге быстро меч заточат!

– Благодарствую, Владимир Изяславич! Зайду непременно! – при этих словах он вложил меч в ножны. – А то вишь как получилось, на охоте малеко побаловались, вот меч и подзатупился!

– Отца моего видел?

– В гриднице князь! Со вчерашнего вечера с «другими» своя пирует!

Десятник Твердила, плохо от выпитого держась на ногах, шатающейся походкой направился к сеновалу. Там, под навесом, зарывшись с головой в сене, спали какие–то люди.

Из распахнутых настежь окон дружинной избы пахло чем–то сивушным вперемешку с свежезажаренным мясом. Оттуда же доносились невнятные вопли, бабский заливистый визг, матерные крики, при этом при всём сильно разбавленные громким пьяным пением. Младшая дружина – рядовые «гридни», «детские» и «отроки» уже вовсю гуляли и веселились, как могли!

Княжеский терем в разгуле не сильно отставал от дружинной избы. В сенях на лавках валялись и храпели «сомлевшие» за ночь гридни с боярами. В самой гриднице стоял тот ещё духан! Дружина пребывала в разной степени опьянения – некоторые стояли на ногах и что–то громко обсуждали при этом, размахивая руками – наверное, вспоминают прошедшую «охоту». Другие сидели за столом и оживлённо обсуждали какие–то важные животрепещущие вопросы. Третьи тоже сидели за столом, но помалкивали, пьяно подперев голову руками. Четвёртая категория присутствующих просто и незатейливо валялась на полу, рядом с костями и прочими объедками, разбросанными повсюду.

– Сын явился!!!

Князь в изрядно засаленном и испачканном кафтане встретил меня с широко раскинутыми руками. Пришлось идти к нему обниматься и целоваться, при этом строя умилительную рожу и заодно старательно подавляя в себе чувство брезгливости.

Примерно через час князь отключился, как и большинство присутствующих к этому моменту. Две симпатичные, но слегка «наклюкавшиеся» челядинки, взяли князя «под белы рученьки» и повели в опочивальню. Воспользовавшись благоприятным моментом, я по–тихому сдёрнул к себе домой. Сильно напиться и опьянеть я не успел, поэтому у себя можно будет заняться какой–либо продуктивной, полезной деятельностью! Хотя сегодня как назло, скорее всего, будет не так–то просто уединиться и заняться повседневными делами.

Дело в том, что в ходе своих расспросов я установил, что именно с этого праздничного дня начинались традиционные вечерние девичьи посиделки. Причём их было два вида. На рабочих посиделках заготавливали продукты к зиме, шили, пряли, вязали. На посиделках с гулянием приглашались неженатые парни, и работы заканчивались угощением, пением песен, играми и танцами. С этого дня также брал старт осенний свадебный сезон. Боярские дочери, обычно собиравшиеся у вдовиц, устраивали аналогичные гулянья. Придётся как–то отмазываться от присутствия на подобных мероприятиях. Хоть какого–либо интереса принимать участие в этих подростковых сборищах у меня было аж ноль целых ноль десятых!

В тереме князя обнаружились три дворянина. С ними отправился назад в Ильинку.

На обратном пути миновать Торг просто так, без задержек, не получилось! К обеду выглянуло солнце, небо прояснилось, а народ потихоньку, что называется, разговелся. Казалось, что на рыночной площади собрался весь город – шумные толпы народа беспрерывно двигались и перемешивались. Моё внимание привлёк врытый в землю гладко ошкуренный столб облитый маслом. На его верхушки красовались сапоги, которые пытался достать взобравшийся на столб парень. Этот горе–добытчик резво сучил ногами, вызывая у собравшегося вокруг народа раскаты смеха, при этом, не продвигаясь вверх ни на сантиметр, а наоборот, плавно сползая вниз. Некоторое время и мы с дворянами верхом на конях постояли в этой толпе наблюдая за происходящем и хохоча вместе со всеми.

Владельцем этого платного конкурса (все желающие взобраться платили определённую таксу хозяину вкопанного бревна) был известный мне скоморох. Кроме того, саму идею этого довольно специфичного развлечения я сам ему пару недель назад подсказал, будучи в гостях у князя на очередной пирушки. Завидев меня, скоморох собрался было ко мне подойти, но я ему подал знак рукой оставаться на месте. Разговоры с ним разводить не было желания, просто хотелось постоять и посмеяться вместе со всеми зрителями.

Всё это время сбившиеся в отдельные группы молоденькие девицы наблюдали не столько за соревнующимися, сколько с интересом разглядывали нашу кавалькаду, строя глазки моим сопровождающим, да и мне, грешному. Дворяне, разгорячённые выпитым у князя, под их томными взглядами порывались принять участие в этом конкурсе, но я их быстро остудил, приказав всем ехать домой. Негоже моим дворянам становиться публичным посмешищем.

У Заднепровского терема, поджидая меня, отирались боярские отпрыски. С места в карьер, налетев словно вороны, они взялись меня агитировать, зазывая на вечерние гулянья–посиделки. Своих дворян, желающих принять участие в этих игрищах, я отпустил, но сам на увещевания и уговоры не поддавался, ссылаясь на занятость.

Зато, этим же вечером, моя аскетичная жизненная позиция нашла живой отклик у церковного клира. Церковь все эти языческие вертепы хоть официально и не запрещала, но уж точно не поддерживала и не одобряла. Поэтому, в то время как абсолютное большинство народа – «и стар и млад» угарно веселилась, я, без всякой лишней помпы, скромненько так, отметился присутствием на вечерней литургии в главном кафедральном храме города. Такой «самоотверженный» поступок заслужил безмолвное одобрение не только среди немногочисленной паствы молящихся, но, что не менее важно, моя персона враз набрала очков в глазах церковного клира во главе с епископом. К слову говоря, великий князь, на контрасте со мной, хорошенько проспавшись днём, весь остаток вечера и всю ночь напролёт шумно пировал в своём тереме вместе с дружиной, боярами и прочим, с точки зрения церкви, «нечестивым» людом, в лице скоморохов, гусляров и с другими такими же «безбожными язычниками».

В первых числах ноября берега Днепра уже покрылись ледяной коркой. Проходимой для лодей оставалась лишь относительно чистая стремнина. Ломая вёслами первый хрупкий лёд, мы спешили попасть из столицы княжества в Гнёздово.

Гнёздово встретило нас не прекращающейся ни на один день стройкой. Часть пополнения всё ещё ютилась в палатках и землянках. На всех просто не хватало выстроенных деревянных казарм–бараков. Совсем поникшие и промёрзшие от осеннего дождя призывники в срочном порядке возводили себе жильё – рубили и шкурили лес и под руководством опытных плотников сооружали длинные жилые клети казарм. Не просушенный лес, конечно, не самый лучший стройматериал, но продолжать жить в привычных им землянках была бы не самая удачная идея. Советской армией достоверно установлено, что сознание перестраивается на новый лад гораздо быстрее, когда бывшего крестьянина окружают совершенно непривычные и невиданные ранее бытовые условия. Скученные казармы для жителей весей состоящих из десятка домов–полуземлянок, это самый настоящий футур–шок! Поэтому я и стремился перед началом учёбы всех их обязательно расселить по казармам.