Тайна смерти Рудольфа Гесса (Дневник надзирателя Межсоюзной тюрьмы Шпандау) - Плотников Андрей Николаевич. Страница 21

— Шахматы?

Мы расставляем фигуры. В наших международных баталиях важен не результат партии, хотя выигрыш, безусловно, тешит самолюбие, а возможность спокойного общения с умными людьми. Я глубже постигаю доселе неизвестный мне западный мир, партнеры, надеюсь, узнают что-то полезное о жизни в СССР. Но как только речь заходит о политике или идеологии, так сразу обнаруживаются большие противоречия во взглядах, разное видение одних и тех же событий и фактов. Некоторых иностранцев вообще пугает известие о том, что я — коммунист.

Но сегодня мы не спорим о политике, мы играем в шахматы. В какой еще другой обстановке, кроме шахматной партии за чашкой кофе во время совместного ночного дежурства, американец и русский могут спокойно побеседовать о жизни. Я осторожно интересуюсь его взаимоотношениями с «Дедом». Джордан несколько смущается, замыкается в себе и не хочет говорить на эту тему, но постепенно отходит и рассказывает, что «Дед» считает его за прислугу, при этом часто оскорбляет, когда они остаются вдвоем рядом. Недавно на прогулке «Дед» пытался препятствовать Джордану зайти в садовый домик, несмотря на то что на улице начался дождь. Американский директор знает о всех подобных случаях, но обычно господин Кин ограничивается «прочтением лекции» заключенному о недопустимости таких действий.

Нет никакой тайны среди союзного персонала МТШ, что заключенный до сих пор остается расистом по убеждениям. А может быть, направление Джордана на работу в МТШ было одним из способов американской стороны как можно больше «насолить» бывшему «заместителю фюрера»? А может, американцы сами стали заложниками своей «самой демократической системы в мире» и не могут ничего изменить, даже поняв, что ошиблись? В любом случае страдает от сложившейся ситуации конкретный человек — хороший американский парень Джордан.

В майском номере мюнхенского журнала «Винер» (Wiener) опубликованы рассказы британских солдат, несущих службу в карауле по охране Шпандау. Автор утверждает, что все рассказано в берлинской пивной, соответственно, верить сказанному можно с натяжкой. Однако интересно же знать мнение сторонних людей о своем рабочем месте и его окрестностях! Пусть даже преувеличенное.

Больше всего рассказов часовых с вышки № 3. Это та самая вышка, которая находится в саду тюрьмы и недалеко от которой заключенный вместе с надзирателем гуляет почти каждый день. Эта вышка стоит вне поля зрения других вышек, часовой находится как бы в зрительной изоляции от своих сослуживцев, поэтому, наверное, и такие настроения солдат.

«Я служил в Северной Ирландии. Но в Белфасте мне не было так страшно, как в Шпандау. Если сержант проверяет бдительность часового на вышке № 3, то он сначала предупредит его по телефону, чтобы не быть застреленным своим же нервозным товарищем. Бывали случаи, когда часового находили забившимся в угол с винтовкой наизготовку».

«Вышка № 3 — заколдованное место. Внизу зарыты останки убитых евреев, там до сих ничего не растет. Один французский солдат выбросился с этой вышки, а британец повесился. Никто из нас не хочет стоять на вышке № 3».

«В прошлом году один мой товарищ сделал двадцать выстрелов. Он дрожал всем телом и сказал, что перед окном сторожевой вышки видел какое-то бледное видение».

«Как-то раз ночью что-то как начало сыпаться и греметь!

А что это было? Да Рудольф придумал — хотел нас напугать и загремел посудой, как сумасшедший. Ему это нравится, ему смешно от этого. Один солдат чуть не наделал в штаны от ужаса. Да и у нас остальных вспотели руки».

«Поднимаешься ты на вышку по каменной винтовой лестнице, как в фильме ужасов. Идешь, а по сырой винтовой лестнице и по булыжнику слышится — скрип, скрип. А потом наверху стоишь и ждешь, что снова раздастся этот „скрип, скрип“ и что-нибудь пройдет внизу. Жуткое напряжение. Лучше всего встать спиной в угол, винтовка наизготовку, так спокойнее».

Почитаешь такие рассказы, и не совсем понятно: караул охраняет тюрьму или надо охранять караул от приведений? Среди рассказов есть и философские, с точно подмеченной изюминкой МТШ.

«Это сумасшествие. Ты заходишь с ротой охраны в большие ворота, и пошла машина времени — раз! — и ты маршируешь уже здесь, внутри, а там, снаружи, остался 1986 год. Тут все пусто и разбито, стены закопченные, окна такие, как, наверное, после войны, в 1945–1947 годах. Вот ты входишь в этот двор и оказываешься сорок лет назад. Даже не можешь себе представить, что это значит. Но внутри чувствуешь себя совсем по-другому, и все здесь странно и не так, как там, снаружи. А ты стоишь наверху, на вышке, как на границе между 1986 и 1947 годами».

Глава 4

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ МИРОТВОРЕЦ

(Лето 1986 года)

Я заступил на вечернее дежурство, но мой коллега Олег Заднипровский, завершивший смену в блоке, не торопится уезжать домой. Все четыре директора тюрьмы находятся тоже в МТШ, идет совещание. Сегодня «заключенного № 7» посещал пастор Габель. Обычный вроде бы визит. Но после завершения общения пастора с заключенным Олег предложил пастору показать содержимое небольшого пасторского портфеля. Оказалось, что пастор Габель, забыв божью заповедь «Не обмани» и несмотря на капитанские погоны союзной французской армии под сутаной, является связником заключенного с внешним миром. В портфеле пастора помимо Библии нашлись ряд писем и записок, написанных «заключенным № 7» для людей за стенами тюрьмы. Кроме того, пастор пытался вынести несколько листов с записями, сделанными «номером семь», судя по всему, специально для передачи во внешний мир. Все записи, естественно, конфискованы, пастор отправлен восвояси, директора решают теперь, что делать в такой ситуации.

Желаю Олегу хорошего отдыха после трудного дня и приступаю к работе. Заключенный пока не подозревает о провале пастора-связника, поэтому спокойно читает газету, сидя на кровати. На дежурстве возле камеры американец Пайец. Он уже знает о сегодняшнем инциденте, поэтому предельно внимателен. Все идет своим чередом.

Записка Рудольфа Гесса пастору Габелю с указаниями о дальнейших действиях.

Среди изъятых у пастора Габеля бумаг есть несколько записок.

Первая записка, адресованная пастору Габелю, содержала следующий текст:

«Дорогой господин пастор,

Снова одна просьба:

Отправьте прилагаемое мастеру, а в то время, как Вы будете в пути, бросьте в почтовый ящик письмо, однако ни в коем случае не в Берлине.

Благодарный Вам Р. Гесс».

Кто скрывается под именем «мастер» (Meister), пока остается загадкой.

Вторая записка адресована неизвестному господину У.:

«Глубокоуважаемый господин У.

Большое Вам спасибо за то, что Вы согласились.

Будьте добры, прибавьте еще прилагаемые дополнения.

С наилучшим приветом

Искренне Ваш Рудольф Гесс».

Записка Рудольфа Гесса неизвестному господину У.

Как понятно из этих двух записок, у «заключенного № 7» был налажен хороший контакт с внешним миром через пастора Габеля. Послания за стены тюрьмы, а может быть, и назад, передавалась не один раз. А вот что должен сделать с получаемыми материалами загадочный господин У.? Опубликовать их для мировой общественности? Или, наоборот, спрятать в надежное место до определенного срока? Ответ на этот вопрос пока не получен.

После долгих дебатов директора МТШ приняли единогласное решение:

1. Пастора Габеля в тюрьму больше не пускать, французской стороне необходимо подобрать ему замену.

2. Секретариату наладить более жесткий учет за выдачей и возвращением в канцелярию писчей бумаги для заключенного.