Карт-Бланш для Синей Бороды (СИ) - Лакомка Ната. Страница 51

Вамбри захлопала в ладоши.

Граф взял карты и развернул перед собой веером, как мы с Вамбри, с той лишь разницей, что когда ему нужно было биться, он укладывал карты крапом вверх и безошибочно выбирал нужную. Что-то неуловимо новое появилось в нем. Что-то мальчишеское, задорное. Я то и дело посматривала на его правую руку. Она не выглядела пораженной болезнью, но граф жаловался на ужасную боль. Что же это за боль, которую не может вытерпеть человек, закаленный в сражениях?

Игра затянулась на целый час. Вамбри позабыла о неприязни ко мне и издавала оглушительный боевой клич всякий раз, когда ей удавалось победить отца, хотя я сильно подозревала, что он поддается. Граф тоже казался довольным — посмеивался и даже шутил, посматривая на меня как-то особенно. Я сидела, словно на иголках, гадая, что бы означали эти взгляды. Узнал ли он о моем вторжении в тайную комнату, или…

— Ты выиграл все конфеты, — в конце концов рассердилась Вамбри, бросая карты. — И как играть дальше?!

— Согласен отдать их тебе, — расщедрился граф.

— Это будет милосердно с вашей стороны, — сказала я с улыбкой.

— Ты все равно не любишь сладкое, — с готовностью согласилась и Вамбри, протягивая руку, чтобы забрать шоколад.

Но отец проворно выхватил вазочку.

— Отдам, но с одним условием, — сказал он.

— С каким еще условием?! — возмутилась Вамбри.

— Я съем одну конфету…

— Конечно, забирай любую! — Вамбри опять протянула руку.

Но граф не отдал ей вазочку, а посмотрел на меня:

— Только пусть Бланш выберет ее для меня.

— Выбирай! — немедленно потребовала Вамбри.

— Возьмите ликерную, — посоветовала я. — В ней сладость шоколада уравновешена горечью вишневого ликера. Такие конфеты особенно нравятся мужчинам, потому что в них нет приторности.

— Какая из них с ликером? — спросил Ален. — Вот эта, круглая?

— Нет, вот эта, — я указала на конфету в виде ромба.

— Ну-ка, возьми ее, — велел граф.

— Разве вы сами не в силах взять? — удивилась я.

— Возьми, — повторил он. — Иначе не отдам остальные конфеты.

Вамбри возмущенно завопила, и я поспешила взять конфету с ликером, не понимая, что за странную игру затеял мой муж. После того, как конфета оказалась у меня в руках, Вамбри завладела заветной вазочкой и приступила к уничтожению сладостей.

— А я хочу получить свой выигрыш, — сказал граф, не сводя с меня глаз. — ну же, Бланш, отдай мою конфету.

— Возьмите, милорд, — я протянула ее на раскрытой ладони.

Граф наклонился и взял конфету губами, слегка задев мою ладонь.

Вамбри замерла, прекратив даже жевать — щеки у нее были раздуты, как у хомяка. Она переводила настороженный взгляд с меня на отца и обратно. Я тоже была поражена. Поражена, смущена, а по спине пробежал холодок. Вот так? Со мной? При дочери?..

— Пожалуй, я пойду, — я спрыгнула с кровати, краснея до ушей, — вспомнила, что мне надо заглянуть в кухню, ведь сегодня мы сами готовим себе ужин. Думаю, никто не возражает против холодного мяса и яблочного пирога?

— Это была самая вкусная конфета в моей жизни! — весело крикнул граф мне вслед, когда я убегала вон из комнаты с трусостью, достойной самого трусливого зайца, и настолько быстро, насколько могла после кувыркания по ступеням.

52

Напрасно я боялась, что граф будет искать со мной встреч после случая с конфетой. С самого утра следующего дня он занялся делами замка, и слуги летали, как пчелы, выполняя его приказания.

Воспользовавшись этим, я решила наведаться в Ренн, чтобы кое-кого повидать. Тем более что из Конмора отправились повозки, груженные бочками. Для меня приготовили легкие сани, и возница, весело насвистывая, направил их вслед за обозом. Так я могла не бояться козней Сильвани, и чувствовала себя увереннее.

Пока бочки выгружали возле графского дома, я приказала отвезти меня на ту улицу, где жила раньше с матушкой и сестрами. Но интересовал меня совсем не наш прежний дом.

— Подождите меня здесь, — попросила я возницу, указывая на дом Вильямины. — Я постараюсь долго не задерживаться.

— Как прикажете, миледи, — ответил слуга, послушно останавливая лошадей.

Вильямина явно ждала гостей. Она принарядилась, намотав вокруг головы алую ткань и выпустив один конец на плечо.

— Приехала? — хохотнула она. — Я же говорила, что приедешь!

— Вы были правы, госпожа, — ответила я вежливо. — И вы, наверняка, знаете, для чего я приехала. Что вы сказали милорду? Что может излечить его от болезни? Я видела браслет у него на руке…

— Браслет! — прорицательница покривилась. — Этому болвану непременно нужно какое-то средство, чтобы излечиться!

— И он его нашел. Только оно не спасает, а губит, и он это знает, но уже не может переносить боль. Откройте его тайну, я хочу помочь.

— Никакого средства от болезни нет, — сказала Вильямина поучительно.

— Нет?!

— Есть только человеческие страхи, — сказала она с досадой и постучала себя по лбу пальцем. — Человеческие страхи, пустившие корни.

— Я… не понимаю.

— Не заставляй меня думать, что ты такая же глупая, как этот болван! Никакое лекарство или средство его не излечит, потому что болезнь у него в голове. Это все его мысли, его терзания. Но он не хочет избавляться от них, а ищет средство! Безнадежный олух!

Несколько секунд я осмысливала то, что поведала старуха.

— Вы хотите сказать, — медленно проговорила я, — что на самом деле болезни нет…

— И не было, — поддакнула Вильямина.

— Он здоров, но наказывает себя за смерть, в которой невиновен…

— Он так благороден, — закатила глаза старуха. — Я не могла объяснить ему то, что ты поняла сейчас, поэтому дала браслет и сказала, что когда найдется та, которая добровольно и с радостью согласится взять на себя его боль, он вылечится.

— Вы солгали ему?

— Он ждал этой лжи, — старуха философски пожала плечами.

— Благодарю вас, — я положила на стол две золотые монеты, и Вильямина сцапала их, как синица червяка. — Теперь я знаю, что делать.

— Может, хочешь, чтобы я тебе погадала? — предложила прорицательница.

— Нет, благодарю, — поспешно отказалась я.

— Тогда прими совет, — она развалилась в кресле, в котором сидела подперев рукой голову и разглядывая меня, словно решая — какой совет из тысячи ей известных, мне подойдет. — Любовь — это прекрасная игра, но главное не заиграться в нее. А то можно и голову потерять. Трудновато будет жить без головы.

Кровь бросилась мне в лицо, и я, пробормотав слова прощания, вышла из дома гадалки.

В замок я возвращалась, как на крыльях. Возница подгонял лошадей, солнце заливало светом белоснежные равнины, и мне казалось, что при известном усердии можно преодолеть все трудности. А любовь… Что ж, не у всех всё складывается так, как желается. Можно обозлиться на весь мир, а можно попытаться сделать добро тому, кто недосягаем для тебя по каким-то причинам. Это я сейчас и собиралась претворить в жизнь.

Едва я вошла, сбивая с башмаков налипший снег, как услышала вопли и плач, и похолодела, представляя самое страшное, потому что плакала Вамбри. Я промчалась по великолепным коврам, даже не успев разуться и снять накидку, взлетела по лестнице. Навстречу мне попалась Барбетта с глазами, полными ужаса.

— Что случилось?! — я схватила ее за передник, останавливая, потому что она так и порывалась куда-то бежать. — Что-то с милордом?!

— И с милордом, и с бедняжкой Вамбри… Я за отцом Диланом…

Она собиралась бежать за священником! В моих мыслях тут же промелькнули тысяча самых страшных картин, и я бросилась мимо служанки в оружейную комнату, откуда доносились рыдания Вамбри. Воображение нарисовало мне умирающего Алена, и сама готова была закричать от отчаяния, что так поздно узнала о пагубном зелье, убившем его.

Дорогу мне преградил Пепе бледный, как смерть, и это еще больше уверило меня, что произошло несчастье.