Болтливой избы хозяйка 2 (СИ) - Шкот НатАша. Страница 129
— А правда, почему ты не умер? — пробормотала Степка, — ты же сгорел от моей воды.
— От твоей воды только Огненный Змей и мог сгореть, дура! А я слишком многое затеял, чтоб так тупо подохнуть!
— Хватит, деятель! Отзатевался уже, — простонал Никита, тоже поднимаясь на ноги. У него было обожжено плечо, часть лица и нога.
— Да начал только! — оскалился огневик и вдруг одним прыжком поднялся на ноги, — что вылупились, салаги! Думали побороли? Кого, МЕНЯ?! Вы вообще знаете, сколько мне лет? Сколько я знаний за всю жизнь накопил?! Мошки, жалкие мошки! — он размял шею и шагнул вперед. Никита с Гором попытались загородись Степку собой.
Но не успели. По щелчку пальцев, из ладоней Николая выскочила огненная плеть и обхватив Степкино запястье, рванула. Степка закричала и упала. Огневик еще раз щелкнул пальцами и ее потащило вперед, словно на аркане.
Мгновение и она в руках огневика. Николай схватил ее за горло и близко-близко подтащил к своему лицу.
— Ну что, Домовиточка, пора?
— Что… — прохрипела Степка не в силах пошевелиться.
— Целку-то хоть сберегла? А хотя что это я, — ударил себя свободной рукой по лбу, словно не замечая порезов от когтей медведя, — свадьба бы не сложилась.
А потом развернул ее, махнув рукой в сторону бывших женихов.
— А с братьями даже лучше получилось, а? Они ж теперь за тебя на смерть пойдут, да, сосунки? Я верно говорю?
Степанида, превозмогая боль, медленно повернула голову. Мужчины застыли с перекошенными лицами.
— Слушаем мою команду, маль-чи-ки, — процедил огневик, — спокойно идете за мной, выполняете, что скажу. А я не обижу вашу сес-трич-ку, — ехидный смешок, — а если… хоть одна попытка… — прищуренный взгляд, — гореть будет медленно, а кричать громко! Усекли?
«У черта и жена ведьма»
И вот истинно жаль, что нельзя свалиться в обморок по желанию-хотению. Так шмякнулся, дождался, когда все плохое завершится само собою, а ты потом такая — хлоп, «Ля-ля, мне уже лучше. А что было-то?»
Да никак. Все приходилось переживать бедной Степаниде наяву. «И я жаловалась, что меня выбора лишили, одиннадцать лет жизни словно во сне провела? Да тут бы… просто выжить»
Оказалось, жить очень хотелось. Даже несмотря на случившееся, да кто бы осудил? Особо явственно прочувствовала, когда огненная удавка на шейке лебединой затянулась. Страшно стало, впору о пощаде взмолиться. Даже зубы сцепила, дабы мольбами не опозориться.
Только одна мысль — дожить до завтра. А со всем остальным справится. И с долей Слагалицы, и с женихами, которые стали братьями. Главное выжить. И… и отомстить. За Апгрейда, за них всех! От этой мысли и силы появились и злость в сердце зажглась. «Ну все, Коленька, пень трухлявый! Только повернись ко мне спиной и огонь отзови… я уж не упущу момент, в горлянку твою вцеплюсь и грызть стану, пока до хребта не доберусь!» И пусть глупые это мысли, самоуверенные через чур, да только они дарили надежду, когда иного не осталось.
Место, куда их привел Николай было незнакомым. Лес с высокими соснами, на островке голой земли избушка деревянная, дряхлая, покосившаяся, да сараюшка какая-то подле избы.
Огневик подтащил Слагалицу к гладкому столбу, вкопанному метрах в семи подле того сарайчика и похоже, столб — единственное, что было здесь нового. Привязал все тем же огненным кнутом, скрутив руки за спиной. Отступил на шаг, полюбовавшись, даже поцокал языком довольно. Не оборачиваясь к стоящим позади шестерым мужчинам, произнес:
— Чтобы сберечь ваши силы, мое время и жизнь Домовитки, говорю один единственный раз! — медленный поворот, — убить меня не получится. Попытаетесь, она — труп! Мужики, вот в натуре, не храбрюсь. Нихрена вы против не сделаете, хоть поодиночке, хоть толпой, — и голос такой, почти дружеский, — я к этому дню готовился две тысячи лет. Вы столько не жили, сколько я видел и знаю, — и даже вздохнул снисходительно, — предлагаю не ссориться! Выполните мою просьбу — валите на все четыре стороны!
— Сам-то веришь в то, что сказал? — первым подал голос Антон. Он сейчас сам на себя похож не был, а впрочем кто из них был? Краше только в гроб кладут. Голос сухой, усталый, а в глазах тьма. Губы поджаты, как у старика жизнью побитого.
— Можно, конечно и по-плохому, — покивал Николай, будто о погоде рассуждая, — ей будет больно. Орать станет, м-м-м, до печенок проберет. Продемонстрировать? — вроде и не сделал ничего, как Степанида закричала во весь голос. Пламя, яркое, жгучее, как от огромного костра, на котором в старину сжигали ведьм, окружило кольцом и стало быстро подбираться к ногам. Она в ужасе задергалась на путах, но лишь обожгла запястья и сорвала голос. Язык пламени лизнул лицо, опалил ресницы и исчез, как не бывало.
— Это я так, чтоб товарный видок не потерять. Но если хотите…
— Нет! — рявкнули Петр и Митя одновременно. Сосед придерживал водяника и они вместе дернулись в сторону привязанной Степки.
— Ну, нет так нет! — огневик примирительно поднял руки, — слушать будете, или подумаете еще?
— Мать где? — вместо ответа прорычал Гор. Лесник был сер лицом, но зол глазами. Сдерживаемая злость, казалось прорвется в любую секунду и он едва сдерживается. Страха в очах не было, а вот замаскированного отчаяния — в избытке.
— Узнал, да? — Николай махнул головой в сторону избушки и подмигнул леснику, — надо же, молодца…
— Здесь бабуля? — голос Никиты тоже с трудом узнавался. А Степка все стояла с зажмуренными глазами и после пережитого ужаса даже дышать боялась, — откуда ты…
— Это курья, — ответил Гор сыну, — мать здесь раньше все время свое проводила. Пока…
— Пока не потеряла силу Ягини, — закончил мысль огневик, — как видишь, она снова при ней.
— Сила при ней? Намекаешь, бабуля снова?
— Да, внучек! — раздался радостный голос от дверей избы, — я снова Ягиня! Поцелуешь бабушку? И ты, сын, здравствуй!
Появление Матильды вышло фееричным. Уж думали, злодей известен и ничего более невероятного не станется. А нет, еще и сообщница нарисовалась. Осоловели все. Даже Степка, превозмогая боль в запястья, повернулась в ее сторону.
Ведьма была при параде, впрочем, как всегда. Черное вязанное платье до пят, замшевые лиловые ботиночки с квадратным носком, на голове повязка точно такого же лилового оттенка и висячие аж до груди сережки из перьев и крупных бусин. Лиловая помада, лиловые тени, громадные кольца на каждом пальце.
— Твою мать! Мать… — простонал Гор, — как ты могла?!
— Ба? — прохрипел Никита, — почему?!
— Что именно «почему», родной? — ведьма спустилась по старым ступеням и легкой походкой направилась к мужчинам, — вышла замуж? Стала счастливой?
— Ты з-замуж вышла? — крякнул лесник и покачнулся.
— За кого? — Никита с брезгливым выражением лица повернулся к огневику, — за… этого?
— Нет! — Степке казалось, она закричала, а на самом деле едва слышно прошептала, — нет, черт! Нет! Вот почему! Вот почему! — она посмотрела на Антона и по ее, перепачканной сажей щеке покатилась слеза, — Антош… все сорвалось из-за этой… старой дуры!
— Что ты, Амазонка? — Грозный шагнул было к ней, да вовремя замер, поймав предостерегающий взгляд Николая.
— В песне Гамаюн сказано было! — уже громче захрипела Степка, — вспомни:
«… в оба смотри, судьбе не пеняй! Да знай берегись от коварства Огня! Четвертый раз мужем не должен он быть, ведь после он сможет проход отворить» Мы-то думали, он на мне жениться хотел, а потом он сгорел и мы забыли! А он на ней женился… — она сбивчиво шептала, пытаясь собрать хаотично пляшущие мысли, в попытке уловить главное. Но главное ускользало, как грязь сквозь пальцы.
— Браво! — захлопал в ладоши огневик, — ну наконец ты мозги включила.
— Чтоб ты сдох! — Степка плюнула в его сторону и окатила презрением, сцепив зубы, чтоб вновь не заревать.
— Фи, деточка! — поцокала языком Матильда, — что за манеры?!
— Мать! — оборвал ведьму Гор, — ты предала сына и внука ради… ради этого? Мать, как ты могла?