Болтливой избы хозяйка 2 (СИ) - Шкот НатАша. Страница 25

Ее долго рвало в раритетный унитаз. Даже когда в желудке ничего не осталось, спазмы не утихали. В ушах звенело так, словно голова сейчас треснет, а в груди жгло и распирало. «Боже, что ж мне так плохо, а я не умираю?» — сформировалась в голове первая мысль.

Потихоньку стала различать звуки. Где-то на заднем плане голосила Лукерья, что-то выкрикивал Егорыч, кажется спорил с Петром Ильичом, не пуская того в ванную.

Степка села на пол, обхватила колени руками и затряслась в ознобе. Трясло, зуб на зуб не попадал. Пережитое, казалось, обнажило нервы наголо. Больно было думать, дышать и шевелиться. Хотелось заплакать, но не получалось. Ей бы крикнуть, да горло сдавило тисками.

— Степушка! — дверь таки распахнулась и перед ней на колени рухнул сосед. Его голос был каким-то чужим, а руки тряслись, как и у нее. Он попытался обнять ее, но она дернулась и застонала, — милая моя, родная, скажи мне, что произошло? Господи, как же ты меня перепугала!

— Хозяюшка, ты только ответь, чем обидел тебя, сквернодей эдакий? — ныла на ухо Лукерья, — в миг яво Конопатка расквасить!

— Да ничего я не делал! — гаркнул сосед, от чего Степка сжалась в клубочек и зажала уши руками, — я же сказал, ей стало плохо и она потеряла сознание! Сюда принес, думал во помочь сможете!

— Н-не… кричите… пожалуйста, — простонала она, — мне плохо…

— Степушка, что мне сделать, как спасти тебя? Ты скажи только, я все сделаю! Вызвать скорую? Или Матильду?

— Н-нет… не хочу ничего, оставь… оставь меня… — слова давались с трудом, болело все тело и вместе с ним душа.

— Н-но… нет, не проси, я не уйду! Где болит? Я ведь чувствую все, с тобой произошло что-то плохое!

— Не могу… говорить сейчас… — от усилия из глаз выступили слезы и голова разболелась еще больше.

— На Поляну ей надобно! — заявила Лукерья, — неси ее, черт веревошный, на Поляну, токмо там полегчает!

Петру два раза повторять не пришлось. Он подхватил женщину на руки, завернул в тот же плед и вышел из дому. Его колотило от страха. Да он впервые в жизни подобный ужас испытал, а в ней довелось повидать всякое. От волнения шептал какую-то ерунду, уткнувшись носом в макушку.

— Все хорошо будет, как я сразу про Поляну не подумал, ведь слышал, что это ваша священная зона… Ох, Степушка, что же ты так пугаешь меня? Мне показалось, ты умерла!

— Так… и было…

— Что? — он даже остановился, решив, что послышалось.

— П-потом, Петя… потом расскажу все…

— Бред какой-то, ничего не понимаю. У тебя телефон трезвонил, я краем глаза видел, все наши один за одним наяривали… О, а вот и они!

И вправду, навстречу Петру бежал Никита. Спортивная куртка расстегнута, волосы взлохмачены, в глазах тревога. За ним, сталкиваясь друг с другом плечами, скользя на заледеневшей дорожке, спешили Грозный и участковый. Славик вообще был в одной форме, где-то по пути потеряв верхнюю одежду. Видимо они подъехали на машинах, но не найдя ее дома, обогнув село с другого боку, спешили на встречу со стороны реки.

— Что с ней? — выкрикнул мэр и попытался забрать Слагалицу из рук военного. Петр прижал крепче к себе и грубовато ответил:

— Не знаю я! Внезапно потеряла сознание, билась в агонии, кричала. А когда пришла в себя, закрылась в ванной. Кажется, ее рвало. Теперь говорить не может. Доможилы сказали, нужно на Поляну срочно нести…

— Давай мне! — велел Никита, — я понесу!

— Я и сам могу понести! Отойди! — отрезал Петр.

— Ты сам уже дел наворотил! — напал на него Антон, тяжело дыша после перенесенной болезни.

— Петр Ильич, — подключился Славик, — правда, устал, отдай нам, мы донесем!

— А ну прочь с дороги, щенки! — рявкнул сосед, выйдя из себя. Оттолкнул плечом Никиту и поспешил вниз, к речке.

— М-мальчики, — слабым голосом промолвила Степка, — Петр… ни в чем… не виноват…

Добрались до Поляны быстро. Никита, Антон и Славик, больше не делали попыток забрать у Петра его ношу, но злобно пыхтели в спину, сверля колючим взглядом. У старого дуба сосед бережно опустил женщину на ноги, подоткнув одеяло. Дальше ей пришлось самой. Слагалица собрала жалкие остатки силы, облокотилась спиной на дерево и посмотрела на мужчин. Выглядели они плохо. Так, словно только что вернулись с ее похорон.

— М-мальчики… я… вернусь и объясню… но… не волнуйтесь вы… это просто видение было…

— Амазонка, я с тобой пойду! — заявил Грозный и даже за руку схватил. Степка отдернула ее. Хотелось как можно меньше прикосновений к ноющему телу.

— Нельзя, Антон! — задержал его Никита, — туда не ходят. Она сама должна.

Три круга вокруг дуба показались ей вечностью, а шаги свинцовыми. Оказавшись на родимой Полянке, она позволила себе рухнуть в теплую, влажную траву и наконец разрыдалась. Навзрыд, захлебываясь болью и горем. Плакала некрасиво, подвывая, и закашливаясь. Царапала пальцами землю, вырывая траву с корнем. Пережитое в чужом теле, никак не хотело утихать, разрывая изнутри когтями. Небольшими порциями оно выплескивалось из нее со слезами и стонами. Она повернулась на спину, лицом к яркому небу и закричала на всю силу своих легких.

Наверное она отключилась, потому, что когда пришла в себя, на улице была ночь. Доползла до ручья, зачерпнула воды, сделала несколько глотков и снова отключилась.

Приходила в себя еще несколько раз. Вокруг была то ночь, то день, то опять ночь. Она пила воду и проваливалась в сны без сновидений.

Когда проснулась в очередной раз, почувствовала себя лучше. Вокруг ярко светило солнце, с чего она решила, что сейчас где-то полдень. Мысли стали ясными и воспоминания о случившемся больше не рвали изнутри. В груди осталась ноющая боль и пустота.

«Пора возвращаться, — сказала она себе, — парни наверное извелись там, да и Лукерья, с Егорычем. Перепугала я их…» Думать о настоящем было легко, а о случившемся совершенно не хотелось. Она решила дать себе немного времени, прежде чем попытаться разобраться.

Разделась, сложила одежду на берегу и вошла в ручей. Умылась, пополоскала рот, попила. А когда легла на илистое дно, окунувшись с головой, вода вокруг зашипела, запузырилась и завертелась вокруг нее водоворотом. Степка взвизгнула, подскочила на ноги, но убежать не успела. Воронка ухватила за лодыжки, затем за бедра и талию и утянула под воду.

Не успела она понять, что происходит, как почувствовала твердый пол под ногами. Колени подогнулись, едва устояла. С колотящимся сердцем оглянулась и опешила, узнав спальню Мити. Сам водяник обнаружился скорчившимся на полу в позе эмбриона, издавая сдавленные стоны.

— Митя! — крикнула она, падая рядом, позабыв о собственной наготе, — Митенька, родной мой, что с тобой?

Мужчина был обнажен почти так же, как и она, лишь бедра скрывали узкие плавки. А по его телу, расползаясь быстро, в прямом смысле на глазах, «росли» волдыри, как от ожогов. Тут же лопали, истекая прозрачной жидкостью. Кожа посерела, приобретая землистый оттенок. Степка застыла с протянутыми руками, так и не посмев коснуться.

— О, Боже… — выдохнула, почувствовав, как очередная волна ужаса сжала голосовые связки, — нет, нет, Митенька… — всхлипнула, поняв, что случилось что-то по-настоящему кошмарное. Страх парализовал руки, ноги и даже разум. Какое-то время она тупо смотрела на него, а по щекам катились слезы.

Но потом отмерла, вскочила на ноги, озираясь по сторонам, пытаясь отыскать взглядом хоть что-то, что подсказало бы как ему помочь. Что делать с ожогами она не знала. Разве что смазать пантенолом и срочно звонить в скорую. Но пантенола у нее не было, а о том, как вызвать скорую в сородичный мир и думать было нечего. Позвать Матильду? Тоже не вариант, как? Вода! Ей нужна вода из источника на Поляне. Но опять же, как туда попасть?

С зарождающимся отчаянием вновь рухнула на колени, склонившись над любимым. Страх за него стрелой пронзил сердце, причиняя муки посильнее физических. Ему было больно. Очень больно. Митя слабо стонал, находясь на границе сознания и беспамятства и не шевелился.