Любовная косточка (СИ) - Лакомка Ната. Страница 15

Свое перо!

— Друг мой Любен, -

ответил Пьеро.

— Оно сломалось,

Мое перо.

К соседке Сисси

Ты постучи,

Перо у нее

Ты попроси.[1]

Дальше в песне говорилось, как любезный Любен постучал к соседке Сисси, но она не пожелала открыть и заявила, что не раздает свои перья, а если любезный Любен будет слишком настаивать, то поможет ему написать сонет кочергой на боках.

Клер пела с увлечением — ей нравились и мотив, и шутливый посыл песенки. Когда девушка принялась исполнять строки, которые принадлежали соседке Сисси, она усиленно грассировала, чем рассмешила Ренье, и сама не удержалась от смеха.

- Моя мать тоже пела, когда готовила, — сказал он, когда сковородка была плотно прикрыта крышкой, а Клер занялась гарниром. — Здесь так принято?

— Это не местная привычка, — сказала Клэр. — Мой дедушка пел эту песню, когда готовил мясо с овощами. Он говорил, что музыка приносит гармонию в мир. Когда ты поешь, готовя еду, твое сердце, твоя душа проникает в пищу. Именно это называется — готовить с душой. Наверное, твоя мама знала этот секрет. Вот, получите заказ, месье.

— Можно, я буду есть здесь? — спросил он, усаживаясь на трехногий табурет, за разделочный стол.

— Если хочешь, — Клер пожала плечами и поставила перед Ренье тарелку с мясом и нарезанные овощи и зелень.

— Пахнет божественно, — сказал он, вооружаясь ножом и вилкой. — М-м! И на вкус так же!

Клер снова засмеялась, глядя, как он ест — жадно, с аппетитом, словно и вправду не пробовал ничего вкуснее.

— Но все равно не понимаю, — сказала она, наливая в бокал вина и предлагая гостю, — почему ты хочешь именно мое кушанье? Ты был прав — мои блюда не так изысканны, как твои.

Ренье опустил вилку, рассматривая содержимое тарелки, а потом поднял глаза на Клэр. Она задрожала, когда синева глаз плеснулась на нее, как морская волна.

— Так получилось, — сказал Ренье медленно, будто подбирая слова, — что за последние годы я впервые почувствовал сытость, когда попробовал твои блюда. Почему-то я могу есть только их.

— Да ты пробовал только говядину-фламбэ!

— Я пробовал все, — сказал он. — Отправлял в твой бушон поваренка, и он приносил мне от каждого блюда понемногу.

— Что за бред… — только и смогла промолвить Клэр.

— Это не бред, — сказал Ренье необыкновенно мягко. — А теперь — разреши, я доем?

Клер оторопело кивнула, наблюдая, как он есть — сосредоточенно, молча, полузакрыв глаза, наслаждаясь каждым куском. Он доел все до последней крошки, промокнул губы салфеткой — все чинно, неторопливо, а потом лицо его дрогнуло, как будто… как будто он собирался заплакать!

Повинуясь необъяснимому порыву, Клер погладила мужчину по щеке. Он перехватил ее руку и прижался к ее ладони губами.

Время словно остановило свой бег.

Удивление, страх, волнение, радость — все это обрушилось на Клер с такой силой, что она забыла дышать. Что-то странное происходит между ней и этим человеком… что-то…

Он резко встал, высыпал на стол монеты и ушел, не попрощавшись.

Клер услышала, как хлопнула дверь, и опустилась на табуретку, дрожащими руками подбирая вилку, нож и тарелку.

[1] Вольный перевод французской народной песенки

Последний шанс

Клер никому не рассказала о том, что Рен Рейв, оказавшийся Ренье Равелем, приходил в бушон. Даже Жюлю она не открыла этой тайны.

Бушон пустовал, завсегдатаи теперь обходили его стороной. Первую неделю Клер еще готовила завтраки, поджидая хоть кого-то из посетителей, но потом бросила это безнадежное дело. Деньги следовало приберечь — ведь неизвестно, удастся ли возобновить работу бушона.

Она написала пару гневных писем месье Валену, не особенно надеясь на ответ, и каждый день видела Ренье, который выходил из ресторации с корзиной, отправляясь за покупками. Иногда его сопровождала Агнес, иногда — шеф Потофе, заменивший шефа Бонбона.

Вспоминая позднюю трапезу в бушоне, Клер гадала — был ли Ренье с ней искренним? Ей хотелось верить, что он говорил правду — что непричастен к козням, что ее еда и вправду ему нравится. И… неужели он не может есть ничего, кроме ее блюд? Сердце при этой мысли сладко замирало, и Клер краснела, и сама же смущалась оттого, что краснела.

Может, отправить ему рагу из говядины?..

Но от этого намерения Клер почти тут же и безоговорочно отказалась. Ренье Равель позволил себе проявить сентиментальность, вспомнив о матери. Позволил быть откровенным, рассказав, что никакой он не столичный-заграничный повар, а простой мальчишка из Вьенна. Возможно, сейчас он стыдится своего порыва, а возможно — боится, что Клер начнет спекулировать на этих знаниях. Нет уж, пусть Ренье Равель живет сам по себе, а она — сама по себе.

Но как забыть прикосновение его губ к ладони? И тот поцелуй под каштанами?

Клер совсем извелась от воспоминаний. Жюль жалел ее, считая, что она осунулась и побледнела из-за провала бушона. Сам-то он чувствовал себя превосходно, избавившись от кухонной работы, и вечерами напролет пропадал в центре города. Клер прятала деньги, опасаясь, что он спустит все их сбережения, если слишком увлечется. Но Жюль не требовал денег, и это казалось подозрительным.

Ото всех разговоров Жюль мастерски уходил, целовал сестру в щеку и улетал из дома, щебеча весело и звонко, как стриж.

Однажды вечером, когда Клер подметала полы в бушоне, хотя за день здесь ступали только ее башмаки, в дверь постучали. Сердце предательски заскакало. Клер пригладила волосы и скинула фартук, пока бежала до порога. Но ее ожидало разочарование — веснушчатая физиономия поваренка из «Пищи богов».

— Добрый вечер, мамзель! — весело приветствовал он Клер. — Хозяин велел передать вам! — и он с поклоном протянул конверт из дорогой белоснежной бумаги, на котором аккуратным и четким почерком было надписано имя Жюля.

— Что это? — спросила девушка, принимая и неуверенно поворачивая конверт. Он не был запечатан, а внутри лежала пригласительная карточка из твердого картона.

Поваренок помахал ей рукой и вприпрыжку побежал к ресторану, а Клер осторожно достала приглашение, понимая, что никогда больше не осмелится переступить порог «Пищи богов», пусть даже сам король позовет ее откушать.

Но это было совсем иное приглашение!

Золотым тиснением и красными чернилами в послании значилось приглашение на королевское состязание поваров.

Клер подскочила к свече, не веря собственным глазам.

«Антуан Форсетти, королевский уполномоченный по делам кухни и кулинарии, имеет честь пригласить месье Жана Лефера, как шефа бушона «У Лефера», к участию в первом состязании поваров на звание лучшего повара королевства, которое состоится во Вьенне, в мае, двадцатого числа этого года, — гласило послание. — Для подтверждения участия обратитесь в мэрию. Условия проведения состязания будут сообщены Вам после подтверждения участия».

Рухнув, как подкошенная, на стул, Клер приложила ладонь к пылающей щеке. Антуан Форсетти? Родственник невесты Ренье? Неужели он сам решил прислать приглашение на королевское состязание бушону, который был опозорен на всю страну?! Но поваренок сказал, что передать приглашение велел хозяин…

Клер вскочила и подошла к окну, глядя на яркие окна «Пищи богов». Ренье Равель совершил жест неслыханной щедрости и уговорил учредителей королевского конкурса направить приглашение в бушон, который он сам и его невеста считают недостойными высокой кухни? Ах, как же это понять?

Жюля, как нарочно, не было дома, и Клер извелась, поджидая его. Ближе к полуночи она вышла во двор, нетерпеливо меряя шагами дворик, и прислушиваясь к любому шороху — не возвращается ли брат.

Часы на площади пробили полночь, когда она услышала голос Жюля. Брат что-то говорил — ласково и приглушенно, и его голосу вторил женский мелодичный смех. Почему-то Жюль шел не по улице, а через заднюю калитку. Не подумав, что ее вмешательство окажется весьма нежелательно, Клер поспешила ему навстречу.