Любовная косточка (СИ) - Лакомка Ната. Страница 27

Ренье не вмешивался в разговор брата и сестры, но и никуда не уходил — стоял рядом с Клер, сразу за ней, и она чувствовала его поддержку вернее, чем если бы он держал ее за локоток со столичной учтивостью.

Повисло тягостное молчание. Жюль виновато опустил голову, а Клер скрестила руки на груди, меряя его взглядом.

— Ты не представляешь, как я испугался, — сказал Жюль. — Особенно когда понял, что тебя нет дома, а в бушоне горит свеча. Кому понадобилось запирать тебя там? И почему все загорелось?

— Вернись ты в другое время — я бы тебя поколотила, — сказала Клер веско. — Но сейчас… я рада. Жюль! Я так испугалась! — и она расплакалась уже по-настоящему, стыдясь слез и закрывая лицо локтем.

Ренье и Жюль бросились ее утешат, но она оттолкнула их с шутливым гневом:

— Не подходите ко мне, огромные и глупые мужчины! Дайте женщине спокойно поплакать…

— Пойду, посмотрю, что с бушоном и продуктами, — тут же подхватился Жюль и умчался.

Ренье тоже отошел на несколько шагов. Вдруг он наклонился и поднял что-то с земли.

— Посмотри-ка, — позвал он Клер, и та поспешно вытерла лицо подолом рубашки и обернулась.

В руках Ренье держал пустую бутыль из-под оливкового масла.

— Валялась у самого крыльца, — сказал он. — Готов поклясться, при помощи него и разожгли огонь.

Клер осмотрела бутылку и тихо спросила:

— Ты знаешь, кто это мог сделать?

— Конечно, — он пожал плечами. — Это Агнес мстит. Вполне в ее стиле. Она не любит делиться тем, что считает своим.

— То есть тобой? — Клер поставила бутылку на землю. — И что будем делать? Заявим в полицию?

Подумав, Ренье покачал головой:

— Нет, я сам поговорю с ней. Я тоже виноват. Но ты не волнуйся. Она тебя больше не потревожит. А тебе надо готовиться к соревнованию.

Соревнование! Клер успела уже и позабыть о нем!

— О чем ты?! — возмутилась она. — Ты наплел людям, что король будет пробовать мое блюдо, но он ничего не будет пробовать, потому что победителем объявлен ты!

— Замолчи и слушай, — Ренье обнял Клер и притянул к себе. — Сосредоточься на блюде, которое подашь сегодня королю, а остальное — не твоя забота. Ведь я теперь твой повар? Да? Да, Клер? — он спрашивал до тех пор, пока она не засмеялась. — Вот и отлично. Поэтому предоставь грязную и скучную работу своему подчиненному. Твое дело — создать шедевр. Что бы ты хотела приготовить?

— Не знаю, — с сомнением произнесла девушка. — Мои десерты — домашние. Тяжелое тесто, много сладости… Вряд ли королю они придутся по вкусу…

— Просто приготовь, как всегда. С душой. И тогда блюдо не сможет не понравиться.

— Ой, ну о чем ты…

— Твоя еда — душевная, она наполнена волшебством, которое идет от сердца.

— Я просто готовлю, — возразила Клер.

— Готовишь, вкладывая душу, поэтому блюда и производит такое впечатление, — не унимался Ренье.

Клер посмотрела на него, что-то мысленно прикидывая.

— Знаешь, а ты прав, — сказала она задумчиво. — Почему-то всегда мое настроение передается к тем, кто ест. Дедушка шутил, что гости едят повара, но я думала, что это именно шутка. Помнишь, когда мы с тобой поссорились из-за скорпены?

— Когда ты чуть не сбросила меня в море?

— Да. Тогда я была ужасно рассерженна…

Ренье взял ее за подбородок, заставляя поднять голову и скользя взглядом по нежным девичьим губам:

— И поэтому твой ру был такой яростно-огненный?

— Странно, правда? Но когда ты… поцеловал меня под каштанами, я была сама не своя. И обижена, и… страшно взволнована. Твой поцелуй — он захватил меня, я могла думать только о нем, и все наши посетители, попробовав крокеты из бычьих хвостов, начали вспоминать свою любовь — никогда не слышала такой сентиментальной болтовни от месье Пражена и месье Баллока, — она тихо засмеялась. — Неужели и правда — я тому причиной?

— А когда ты готовила говядину-фламбе, — сказал Ренье, — ты вся горела от негодования, от желания показать себя. Просто пылала. И на вкус говядина получилась такой же — поражающей вкусом, пламенной. Этот вкус воспламенил и меня. Ты словно колдунья, волшебница. И если тебе удалось очаровать самого Ренье Равеля, у которого божественный вкус, то что для тебя значит покорить своей готовкой какого-то там короля?

— Если только король соблаговолит ее попробовать! — засмеялась Клер.

— Он попробует, — спокойно сказал Ренье. — Ему придется это сделать. Поэтому подумай, что бы ты хотела сказать его величеству и вырази это через свое блюдо.

Клер задумалась, тыча пальцем в нижнюю губу.

— Знаю, что я приготовлю, — произнесла она, наконец.

— Что же?

— Любовные косточки, — сказала она решительно, а потом смущенно засмеялась. — Вряд ли сейчас я смогу приготовить что-то другое. Ведь меня… так и переполняет любовь…

Последние слова она произнесла совсем тихо, но Ренье услышал.

— Так давай поборемся за нее вместе, — сказал он.

— Внутри почти все цело, только сажи — хоть мешками выноси, — Жюль появился на пороге, замер, и тут же скрылся в бушоне вновь, чтобы не мешать влюбленной парочке страстно целоваться.

Корона для лучшего повара

Казалось, в этот день на площади собрался весь город. Клер нервничала. Пока они с Ренье шли к королевской ложе — в сопровождении Жюля, который катил перед собой закрытую тележку, на них глазели, как на золотые статуи.

— Король просто прогонит нас, — шепнула Клер. — Он даже разговаривать со мной не станет.

— Все будет хорошо, — безмятежно ответил Ренье. — Это лучший десерт, что я видел в своей жизни. Никакой королевский повар с тобой не сравнится.

Клер покраснела от удовольствия, выслушав похвалу, но честно напомнила:

— Карамель придумал ты.

— Но основная идея была твоя, — улыбнулся Ренье. — И исполнение.

— Только потому, что у тебя обожжена рука!

— Все, — он ободряюще подмигнул ей. — Прекратим состязание учтивости и перейдем к состязанию кулинарному.

Они уже находились в пределах видимости королевской четы и поклонились, остановившись прямо перед креслами их величеств. Судья, а также месье Форсетти (с весьма недовольной физиономией), стояли тут же. Клер от беспокойства не находила себе места. У нее ужасно зачесались пятки, и она не знала, куда деть руки — они мешали ей, словно были чужими. Как и вчера, на площадь выставили два стола для конкурсантов. Один занимал незнакомый ей повар — в очень высоком, просто огромном колпаке, похожем на гору взбитых сливок. На колпаке красовалось золотистое павлинье перо, и Клер догадалась, что это и есть месье Живандо — знаменитый королевский повар, удостоенный чести готовить для короля и его супруги. А ко второму столу… ко второму столу подошел и расположился там месье Бонбон! Он-то тут что делает?! Клер оглянулась на него раз, второй — казалось, месье Бонбон преисполнился такой важности, что надулся, как индюк, и вот-вот лопнет.

В это время Ренье сжал руку Клер, и девушка глубоко вздохнула, призывая себя к спокойствию.

— Добрый день, — приветствовал их месье Ансельм. — У нас много вопросов, месье Рейв…

— Равель, — поправил его Ренье очень учтиво. — Так получилось, что со вчерашнего дня я решил отказаться от своего кулинарного псевдонима и предстать перед их величествами, — он еще раз поклонился королю и королеве, — под своим настоящим именем. Ренье Равель к вашим услугам.

— Это не меняет дела, — вступил в разговор месье Форсетти. — Я только что сообщил уважаемым судьям и их величествам, что вы не можете участвовать в третьем туре — вчера вы уволились из ресторана «Пища богов». Вы больше не в составе персонала, поэтому потрудитесь исчезнуть. Ресторан представляет месье Бонбон.

Клер ахнула от такой несправедливости, зрители тоже заволновались. Передние ряды передавали стоящим сзади, что говорят у королевской ложи — естественно, нещадно перевирая смысл, потому что что-то недослышали, а что-то тут же придумали.

Но Ренье ничуть не смутился, а продолжал еще любезнее: