Любовная косточка (СИ) - Лакомка Ната. Страница 29

— Это торт «Хрусти-во-рту»,[1] — живо ответила Клер. — Он сделан из заварного теста, но в отличие от «любовных косточек» — не удлиненной формы, а круглой. Начинен кремом из голубики и украшен карамельной канителью.

— Он великолепен!.. — выдохнул месье Винсент. — Напоминает… корону!..

— Вы еще не пробовали его на вкус, — сказала Клер низким, бархатистым голосом. — Эклер нежен и мягок, но в этом десерте мы предлагаем вам новый вкус — нежность и хрусткую сладость. Уверена, этот дуэт приведет в восторг даже короля.

— Вы — прирожденная соблазнительница, — хмыкнул месье Бертран. — Теперь я понимаю, что произошло с Равелем.

— Лучше пробуйте, а не болтайте, — сказал Ренье.

— Мы пробуем, — пробормотал месье Ансельм и первым снял со сладкой башни шарик, оплетенный золотистыми нитями.

Сунув его в рот, он даже прикрыл глаза от удовольствия.

— Нежный и хрустящий, — подтвердил он. — Это настоящее волшебство! Он хрустит, едва оказывается во рту, но тут же превращается в мягкую сладость — карамель тает, а крем… — он взял второй профитроль и разломил его. Крем оказался нежно-голубым, как небо Вьенна, как море, омывающее берега города.

— Это словно пробовать на вкус солнце и ветер, — признал месье Винсент, поглощая один золотистый шарик за другим. — Остановиться просто невозможно. Как вам, Боне?

Месье Бертран что-то промычал — он как раз отправил в рот еще одно пирожное.

— Переработанный рецепт моего дедушки, — рассказала о десерте Клер, — эклеры с кремом из голубики. Голубика придает легкую кислинку крему и уравновешивает жирность заварного теста. Но «любовные косточки» весьма деликатны — они поливаются сверху шоколадной глазурью, и их не положишь друг на друга — они опадут и сомнутся. Поэтому я решила сделать их в виде шариков — так пирожные будут держать форму и на одном блюде можно подать столько эклеров, что хватит на целый город! Только возникала проблема… — она заговорщицки понизила голос, и судьи потянулись к ней, чтобы услышать все до последнего слова — как дети в канун Нового года, которым рассказывают захватывающую сказку. — Пирожные не желали лежать ровной горкой. Они все время соскальзывали! Что делать? Смазать их глазурью? Но от этого потеряется внешний вид, да и сами пирожные будут липкими со всех сторон. И тогда Ренье предложил гениальную идею — укрепить горку с эклерами карамельной канителью. Посмотрите — это сработало! Мы сделали канитель из светлого меда, чтобы она получилась не коричневатая, а золотистая, и опутали ей горку.

— Соединили традиции и новаторство! — засмеялся месье Ансельм, но тут же закашлялся и принял серьезный вид. — Мы удаляемся, сейчас десерты будут пробовать их величества.

— Они признали годными к пробе все три десерта, — изнывал Жюль за спиной Клер. — Мы не смогли обойти Живандо и «Пищу богов» даже на первой пробе!

— Они не могли поступить иначе, — заметил Ренье. Рука его снова сжала руку Клер, и они обменялись незаметными, но чрезвычайно нежными рукопожатиями. — Поступить иначе — означало бы обидеть королевского повара (а его услугами пользуются уже восемь лет), а также учредителя конкурса — ведь «Пища богов» принадлежит его дочери.

— Какие деликатные, — сказала Клер, углом рта. — Со мной они так не миндальничали. Сразу попросили пойти вон.

— Не сердись, — шепнул ей Ренье.

— А вдруг… они из подлости не признают десерт Клер первым? — подлил масла в огонь Жюль.

— Что бы они ни решили, — твердо сказал Ренье, — сегодня вечером у Клер не будет отбоя на заказ «любовных косточек».

— Это не «любовные косточки», а крокембуш, — строго поправила она.

— Их величества пробуют десерты! — провозгласил Форсетти.

Зрители и участники замерли, жадно наблюдая за королевской четой. Были попробованы крем и желе, и вот подана золотистая гора эклеров.

Король нахмурился, разглядывая блюдо, и вовсе не торопился брать пирожное.

— Ну же, что ты смотришь? — прошептала сквозь зубы Клер.

Королева же не стала ждать — с предложенного ей серебряного блюдечка, на котором лежали пирожные в облаке золотистой карамели, она взяла шарик эклера двумя пальцами, презрев ложку. Откусила кусочек, прожевала…

Ее бледное лицо вдруг окрасилось румянцем, а глаза заблестели, как звезды. Второй кусочек был тут же съеден, а за ним последовало другое пирожное.

— Попробуйте, — услышали все ее голос, обращенный к королю, — это, действительно, божественно вкусно!

Но его величество только выше вздернул подбородок и ответил:

— Достаточно того, что вы попробовали, моя дорогая. Я не стану есть пищу, приготовленную непрофессиональным поваром… Женщиной…

— Пустите-ка меня! — сказала вдруг Клер, и Ренье не успел ее удержать.

Широким шагом она прошла к королевской ложе и остановилась перед королем, точно так же упрямо вскинув подбородок.

— Вы не верите в мой профессионализм, ваше величество? — сказала она смело, не обращая на знаки, которые делал ей месье Ансельм, умоляя молчать. — А по-моему, вы просто боитесь.

— Боюсь? Чего же мадемуазель… мадам? — насмешливо спросил король.

— Вы боитесь, — произнесла Клер очень четко и громко, — что попробовав, не сможете не признать, что были не правы. Потому что и женские руки могут создавать шедевры!

— Шедевры! — хмыкнул его величество, но помимо воли скользнул взглядом по торту «Хрусти-во-рту». Он сиял так соблазнительно, и источал тонкий аромат свежести и сладости — лесных ягод и меда.

— Да, шедевры! — не собиралась сдаваться Клер. — Попробуйте! Даю слово — это разрушит ваш узкий, закоснелый мирок.

Придворные ахнули, Форсетти возмущенно требовал вывести смутьянку, но трое судей хранили молчание.

— Нахалка! — король вдруг так же, как его супруга, взял эклер двумя пальцами и сунул его в рот с такой отчаянной яростью, словно пробовал смертельно опасный яд.

Над площадью повисла напряженная тишина, во время которой его величество сосредоточенно жевал.

Прошло две минуты, три, но король хранил молчание.

— Вам понравилось? — спросила королева, осторожно кладя руку на плечо мужа.

Король посмотрел на нее, посмотрел на Клер и вдруг хлопнул ладонью по столу — да так, что все вздрогнули:

— Она великолепна, черт побери!

Ее величество спряталась за веер, а ее муж, смущенный вырвавшейся грубостью, поспешил извиниться. Клер стояла очень прямо, но краска так и заливала ей лицо. Колени дрожали, и после душевного напряжения она ощутила опустошение и слабость.

— А ты и правда великолепна, черт побери, — сказал ей на ухо Ренье, оказываясь рядом и уводя к столу.

После недолгого совещания, месье Ансельм вышел вперед, помахав рукой и требуя тишины.

— Победа в третьем туре присуждается, — произнес он, намеренно растягивая слова, — присуждается… Клер Равель!

— Боже, я думал, что оглохну! — заливался соловьем Жюль, подавая бокалы с вином сестре, ее мужу и Дельфине. — Они так принялись орать, когда объявили о победе Клерити!

— Громче всех орал Форсетти, — сказал Ренье, поднимая бокал.

— Но по другой причине, — расхохотался Жюль. — Он единственный был страшно недоволен.

— Не единственный, — заметил Ренье. — Бонбон с Живандо тоже заметно скисли.

— Как вам не надоело сплетничать? — покачала головой Клер. — Сколько можно уже об этом говорить?

— Но вы победили, мадам! — глаза Дельфины горели самым настоящим огнем восторга. — Вы победили!

— Всего-то приготовила пирожные, — ответила Клер. — Что тут такого?

— Пирожные? Э-э, нет, — не согласился с ней брат. — Боюсь, ты подала дурной пример всем жителям Вьенна…

— Дурной?!

— Теперь они все захотят стать шеф-поварами! — воскликнул Жюль с комичным ужасом.

— И пожарными! — добавил Ренье.

— И адвокатами!

— А потом они попросятся в армию!

— Идиоты — устало вздохнула Клер.

— Согласна, — поддержала ее Дельфина. — Надо привести в порядок кухню и замариновать цыплят. Уверена, завтра утром в наш бушон повалит толпа народу.