Земля в иллюминаторе (СИ) - Кин Румит. Страница 123

Он утомленно присел с края постели. Тави стоял у окна. Казалось, между ними тянутся струны невидимого напряжения. Чуть поодаль, вдоволь пользуясь простором пустой комнаты, кружился Ашайта.

— Я закончил, — переступая порог, сообщил Хинта. — Еще сутки дверь и шлюз будут открываться старым кодом, а потом перейдут в новый режим. За это время надо изготовить соответствующий цифровой ключ.

— Спасибо, — поблагодарил его Ивара. — Это я сказал Тави, чтобы он попросил тебя принести инструменты…

— Да, знаю. Эрника…

— Дело не только в этом. Как видишь, омар здесь. Я хочу, чтобы он рассказал нам свою историю.

Хинта неуверенно повел плечами.

— Криминальная экспертиза?

— Такая экспертиза необходима, и она будет. Но все сложнее. С той самой минуты, как мы увидели тела на дне, я знал, что впереди нас ждет несколько этапов огласки. Эти этапы я продумал за прошедшую ночь, и все они не случайны. Сначала я свяжусь с оставшимися у меня знакомыми из университета Кафтала. Это необходимо, чтобы гарантировать сохранность обнаруженных нами научных данных. Потом я свяжусь с родными моих погибших друзей. Простые дети в Дадра не учились; все мои друзья происходили из среды богачей, политиков и аристократов. Их семьи обладают большим влиянием. С их помощью я попробую заново открыть для себя некоторые пути и возможности. Я надеюсь, что, пока эти люди будут во мне заинтересованы, они не дадут меня в обиду другим представителям власти. Этот момент я использую, чтобы связаться со средствами массовой информации Литтаплампа. Если у меня все получится, то о наших открытиях за несколько дней узнает каждый обитатель ойкумены. И тогда сюда приедут все: команды водолазов и криминальных экспертов, историки и мастера золотого уровня, археологи и инженеры, журналисты и авантюристы. И когда они все сюда приедут, может оказаться так, что меня отодвинут в сторону. Наше дело превратится в огромный проект, которым будут заниматься совсем другие люди.

— Это было бы несправедливо, — сказал Хинта.

— Нет, это положительное событие. Более того, это самый лучший из возможных сценариев. Другие варианты намного хуже.

— Почему?

— Только тогда наше открытие начнет жить. Вся ойкумена узнает об Аджелика Рахна и об артефактах на дне океана. Смерть моих друзей перестанет быть напрасной…

— …А ты сам обретешь заслуженную славу, и, наверное, получишь возможность уехать обратно в Литтапламп, — добавил Тави. На последних словах его голос дрогнул. Ивара это заметил.

— Жизнь нашего открытия и появление новых исследовательских ресурсов — это единственные положительные моменты огласки. Я бы никогда не назвал смерть моих друзей бессмысленной, но и оправданной я бы ее тоже не назвал. Возвращение тел родственникам — просто дело долга. Но потерянные годы не будут возвращены, а за славой я никогда не гнался. Я уже сказал тебе сегодня утром, что не знаю, какой станет моя жизнь после. Это не отговорка; я не вижу свое будущее, не могу представить, чем смогу занять разум и руки. Что же касается плохих вариантов, тех, что не предполагают огласки… Надо понимать, что все может сорваться. Ойкуменой правит элита. Это всего несколько сот человек. Десяток из них меня поддержат, и то лишь на полпути. Все же остальные от начала и до конца будут против меня. Все они очень неплохо живут. Их устраивает, что человеческий мир сузился, стал закрытым. Именно таким маленьким миром они привыкли править. Они это умеют, им это удобно. А наш научный проект — это попытка шагнуть далеко за границы привычного и дозволенного. Ковчег во все века был символом некой неясной надежды. Властям ойкумены очень не понравится, что о нем снова кто-то стал говорить.

— И для этого нужны все этапы предосторожностей, — понял Хинта, — чтобы открытое нами сохранилось хотя бы у кого-то.

— Да. Но все будет очень сложно. Главным образом, я рассчитываю на эффект неожиданности; надо, чтобы некоторые влиятельные люди помогли мне до того, как они осознают масштабы нашего открытия и предугадают мои дальнейшие планы. На каждом этапе этого пути у меня будут появляться новые друзья и новые враги. И те, и другие будут чего-то от меня хотеть. Все они будут опасны и попытаются в своих интересах исказить истину. Но как бы хорошо или плохо все ни обернулось, огласка будет означать огромные перемены. И в любом случае, она сделает невозможным продолжение нашей работы в ее нынешней форме. Поэтому я хочу отложить момент огласки на несколько дней, или даже недель, а если повезет — месяцев. До того, как я отдам все нами найденное человечеству, я хочу как можно больше узнать сам. Чтобы иметь потом при себе свою правду.

— Понятно. А я надеялся, мы устроим подводную экспедицию.

— Нет, Хинта. Я не стану обращаться с телами мертвых людей так же, как обошелся с телом этого омара, не стану заворачивать их в рухлядь и вывозить на дроне. Погружение под воду должны производить профессионалы, которые сделают все аккуратно. К тому же, после извлечения тела могут быть опасны. Их придется переместить в специальную лабораторию. А потом, в присутствии родственников, их предадут льду и огню. Это будет большое дело. Оно займет много времени и ресурсов, и в нем будут участвовать десятки людей. Вопрос сейчас в том, какие вещи мы действительно можем сделать сами, своими силами? Погружение под воду, криминальная экспертиза — все это за пределами наших возможностей. Но омар — у нас, и кое-что мы действительно можем попытаться с ним сделать. Я предлагаю заставить его поделиться с нами информацией о том, что происходило в ту ночь. При жизни омар был киборгом. Время и тендра-газ превратили его плоть в прах, но его электромеханическое нутро уцелело. И я подумал, почему бы нам не поработать с ним так же, как мы работали с Аджелика Рахна, так же, как ты работал с любым другим робо?

— Оживить его? — шокированно спросил Хинта.

— Если бы это было возможно, я бы спросил с него за убийство моих друзей. Но нет. К сожалению, жизни в нем уже никогда не будет.

Хинта сглотнул. Учитель по-своему понял его выражение лица.

— Это будет грязное дело. Весь металл в окислах. Детали воняют. В некоторых углублениях еще осталась гниющая плоть. Поэтому я пойму, если ты откажешься. Тави чуть не стошнило, когда он вчера попробовал просто разложить тело. А тебе придется лезть внутрь.

Хинта переглянулся с Тави. Он знал, что они оба помнят одно и то же. Ивара не был на том гумпрайме, где толпа избивала труп омара, не гулял потом с ними, когда они случайно увидели тот же самый труп, окончательно изувеченный и подвешенный на крюках: жалкое и отвратительное зрелище попранной смерти. Жители Шарту потрошили своих врагов из чистой ненависти. Хинта знал, что Ивара другой, но ему все равно сделалось не по себе.

— Нет, дело не в гнили… — медленно произнес он.

— …а в том, чтобы не быть как те, для кого их тела — трофей, — закончил за него Тави, — или повод заняться некросадизмом.

— Да, — горячо подтвердил Хинта. Он подумал, что это как с Вечным Компасом. Любой мальчик в Шарту мечтал бы иметь такой компас. Но Тави его отдал. Любой мальчик в Шарту мечтал бы, чтобы его родители уехали, и чтобы в их пустой комнате лежали старые останки загадочного омара. Но Тави вовсе не был рад. И Хинта ощущал, что на этот раз полностью единодушен с ним. Он не знал, как ему подступиться к этому телу. Он не боялся запачкать руки; ему казалось, что, копаясь в мертвом монстре, он может испачкать саму свою душу.

— Это вопрос намерений, — ответил Ивара. — Каждый день мы берем в руки вещи, которыми можно кого-то ранить, говорим слова, которыми можно кого-то обидеть. Разве это делает нас злодеями? Нет. Только если мы не начнем специально направлять нашу волю, слова и дела во зло. Ты ненавидишь этого омара?

— Думаю, что в определенной мере, да, — осторожно сказал Хинта.

— Джифой бы сейчас не колебался. В этом разница между ним и тобой, и этой разницы достаточно. Того, что ты не хочешь показаться самому себе одним из тех, кто глумится над телами омаров, уже достаточно, чтобы ты не был одним из них. Понимаешь?