Два мужа для ведьмы (СИ) - Сладкая Любовь. Страница 21

Когда сильная струя ударила мне в рот, я чуть было ею не захлебнулась, но ни на секунду не замешкалась — глотая раз за разом и наслаждаясь тем, что происходило со мной, вчера еще скромной девственницей. Так уж получилось, что у меня вышло довериться мужчине сполна — хоть знала я его всего неделю.

Когда, совершенно обессиленная всем этим, я упала прямо на пол, барон Экберт, склонясь, поднял меня на руки и уложил в постель. Потом он лег рядом и бережно укрыл меня мягким одеялом.

— Спите, дорогая Милена, — прошептал он, нежно целуя меня в ушко. — Можете быть спокойны: я сберегу для вас супружескую верность — но только до утра.

Утром же, едва открыв глаза, я поняла, что муж мой давно отсутствует, потому что даже то место, где он лежал, было холодным. Но, как я узнала потом, это было давно уже не утро. Потянувшись, я вспомнила все то, что произошло давеча в этой спальне, и снова покраснела, рухнув на подушку и зарывшись в ней лицом.

"И как же мне посмотреть теперь в глаза барону? — думала я, тяжело дыша. — Хотя… и не глупая ли я? Право… я же исполняла волю своего мужа, а она — священна".

Так успокоившись, я протянула руку и, нащупав шнурок, дернула за него. Тут же в комнату вошла девица — та, которую я определила себе за главную.

— Доброе утро, госпожа баронесса, — улыбаясь во весь рот, поприветствовала меня Леонида. — Смею вас спросить: как спалось?

— Хорошо спалось… Леня, — вспомнила я странное имя девушки. — Где барон?

— Господин барон находится вместе с гостями, поздний завтрак, — пояснила мне служанка.

— Завтрак? — удивилась я, и, подтянувшись повыше на подушки, села. — А как же я?

— Господин барон, ваш муж, приказал вас не тревожить, вот, мы все поэтому на цыпочках тут ходим, и стол накрыли в дальнем крыле — за галереей.

— Ого, — удивилась я, улыбаясь, искренне радуясь такой заботе. — А давно ли уже едят?

— Больше часа.

— Тогда… Леонида, быстро неси мне платье. А я пока сбегаю кое-куда.

Подпрыгнув на кровати, я было сорвалась с нее бежать, но потом сразу же и села обратно — ощутив, как рубашка липнет к ногам, а там ведь…

— Ах, госпожа баронесса, право, не смущайтесь, — предупредила мой порыв служанка, — все хорошо. У вас кровь? И еще, возможно, вы запачкали свою рубашку в мужских выделениях, в семенной жидкости мужа? Ничего страшного, вставайте.

— Хорошо… — просипела я, хоть и понимая, что все так и должно быть, и что не мне смущаться в присутствии прислуги. Но все-таки это был мой самый первый подобный опыт, поэтому я чувствовала себя как бы не в своей тарелке.

— Стефания. Катти, — как только я стала на ковер, позвала служанка, и в комнату вошли еще две девушки. Одна из них сразу же бросилась к кровати и принялась там хозяйничать. Другая последовала за мной в туалетную комнату, и пока я сидела на ночной вазе, наполняла ванну водой. Потому девушка помогла мне помыться, набросила на плечи халат.

Когда я возвратилась обратно в спальню, там уже вовсю хозяйничала Леонида, которую я опрометчиво назначила камеристкой, раскладывая по безупречно застеленной кровати предметы гардероба — белье, чулки и платья.

Облачившись в бежевый бархат, позволив соорудить на голове высокую прическу и обувшись в темно-вишневые туфельки на золотом каблучке, я вышла в коридор. Вслед за мной, указывая мне дорогу, двинулась моя свита, состоящая из четырех служанок (одна сторожила за дверью).

После несколько утомительного своей продолжительностью завтрака (все женщины на меня почему-то пялились), проводив гостей, я возвратилась в свою спальню, желая отдохнуть. Посмотреть замок, утопающие в цветущих розах сады и прелестные лужайки я планировала только завтра. Но мой муж решил все за меня. Поэтому, как только я переоделась в удобное платье и, решив вздремнуть, улеглась на постель (взяв в руки книгу, чтобы прежде немного почитать), войдя в дверь, он только ухмыльнулся.

— Что, Милена, — сказал барон Экберт, — разве тебе не хочется посмотреть на свои владения?

— Хочется, конечно, — вздохнула я, — но как же послеобеденный отдых?

— А моя женушка совсем не похожа на свою матушку, — что-то странное сказал мой муж.

— С чего вы это взяли? И… по чем именно судите?

— Просто, графиня Мария-Паулина, ваша маменька, соизволила тут же укатить в свой новый Синий дворец у озера, как только получила дарственную — она более любопытна, нежели вы, Милена.

(Так уж повелось между аристократами, что общаясь между собой, мы переходили то на "ты", то на "вы" — в зависимости от обстоятельств и характера беседы).

— Это ее право, — улыбнулась я. — А что, она поехала туда вместе с Сержем?

— Конечно же, — хитро сощурился барон. — Ну так что, идемте? Вы готовы исполнить свой долг супруги, или…

— И все-таки я попрошу вас повременить с этим… — прошептала я, чувствуя, как от усталости мои веки просто слипаются, а голова словно наливается свинцом.

— Хорошо, тогда оставляю вас наедине, Милена, отдыхайте.

— Хорошего дня, — открывая книгу, я тем самым положила конец нашему разговору.

И вот закрылась дверь, я свободно откинулась на подушки и принялась читать бессмертное творение Гомера "Илиаду" — изысканный томик стоял в книжном шкафчике, и рука сама собой потянулась к коричневой с золотом обложке.

Открыв первую страницу, я принялась рассматривать рисунок, изображающий Зевса во всем своем величии. Бог-громовержец стоял, оперевшись руками в небесный свод, ноги его касались земли, а из одежды — только набедренная повязка. На следующей странице была Гера — его жена, величественная богиня, покровительница брака, охраняющая мать во время родов.

При чтении первых же строчек бессмертной поэмы буквы запрыгали у меня перед глазами, взор помутнел, и, бросив книгу рядом, блаженно потянувшись, я провалилась в полудрему.

Со сна меня пробудил мелодичный женский хохот, раздающийся как будто бы где-то рядом. Встав с кровати, я подошла к окну и, выглянув наружу, залюбовалась фонтаном, чаша которого была сделана из белого мрамора. Струйки воды, подлетая вверх, мелодично позванивали, ударяясь в подвешенные над чашей бронзовые колокольчики, потом рассыпались дождем; его туман, попадая в яркие лучи заходящего солнца, создавали радугу. Вокруг фонтана стояли милые скамеечки, во все стороны разбегались желтые аллейки и цвели несколько розовых кустов. Поблуждав взглядом по яркой зелени газона, краем уха я снова уловила смех, он раздавался как будто бы из глубины коридора. Обувшись в атласные туфельки, я подошла к двери и выглянула наружу. Там не было никого, но смех все-таки долетал до моего слуха — наверное, из одной из комнат. И мне стало любопытно.

Выйдя из опочивальни, я пошла на звук. И вскоре очутилась возле белой с позолотой двери, которую поторопилась открыть. За ней оказалась одна из спален, но немного меньшего размера. Яркий свет проникал сюда из высокого окна, заливая стены и мебель, отбрасывая блики от зеркала в венецианской раме, под ним же стояла обычная кровать, без балдахина и хоть какой-нибудь завесы. На кровати лежал мой муж, барон Экберт де Суарже, совершенно голый, поверх него, в позе наездницы, сидела одна из девиц, прислуживающий мне утром. Бесстыжая не имела на себе никакой одежды, кроме кружевной косынки и крохотного передничка, которым был закрыт ее живот и то место, где они с бароном совершали греховничество.

— Ах, барон, — воскликнула я. — И что же…

Но потом, вспомнив наш вчерашний разговор, сразу же умолкла, поникнув лицом и опустив руки.

— Да, я слушаю вас, баронесса, моя жена, — ничуть не смутившись, мужчина продолжил уверенные и ритмичные толчки — снизу. Служанка же немного испугалась, потому что перестала смеяться, поняв, что попала в неловкую ситуацию, но, тем не менее, не поспешила спрыгнуть из члена моего мужа.