Два мужа для ведьмы (СИ) - Сладкая Любовь. Страница 26

— Дочь… — и мама, схватившись рукой за лоб, так и рухнула на низкий диванчик, откинулась на его спинку и часто задышала, — у меня есть возлюбленный…

— И?..

— Я боюсь, что общество, узнав об этом, станет осуждать меня. Мне не позволят быть счастливой, а я люблю этого человека, и хочу быть с ним.

— Ну и будь, — понимая, к чему она клонит, улыбнулась я: бедная маменька, она-таки полюбила Сержа настолько, что готова ради него переступить через людскую молву, поссориться с единственной дочерью и даже сойти с ума???.. — Но кто же он? — лукаво спросила я, как будто бы еще не знала имени счастливца.

— Вот в том-то и проблема, — всхлипнула маменька, — заливаясь краской до ушей. — И я просто уверенна, что даже ты — моя дочь, ради которой я пожертвовала всем. И даже ты воспротивишься нашей любви, потому что он… Нет, я не могу позволить, чтобы хоть кто-то (будь это даже ты, дочь), запятнали это возвышенное чувство, подобного которому я не испытывала еще никогда в своей жизни…

— А как же папа? — удивилась я, вспомнив, настолько обожествлял ее мой отец и как они были счастливы вместе. Ведь очень часто, когда я была еще ребенком, могла наблюдать нежные взгляды, поцелуи, подарки, цветы, их взаимные ласки…

— Да, я любила твоего отца, — с хрипотцой в голосе сказала маменька, — и я надеялась остаться верной ему до гроба… Но… Но что же делать, если жестокая судьба распорядилась так, что я осталась одна, в том возрасте, когда еще можно любить… и полюбила… И что теперь?

— Маменька, моя родная, — поняв бушующие в душе родительницы чувства, я подошла и присела возле ее ног, обняв руками за колени, устремив свой преданный и кроткий взгляд в ее смущенное лицо, — я ни за что не стану осуждать вас, даже напротив, если это в моих силах, сделаю все от меня зависящее, чтобы посодействовать вашему счастью с… — и я пытливо умолкла, сделав паузу, позволившую маменьке произнести:

— Это Серж…

— Здорово, — улыбнулась я, чем немало удивила маменьку. — Достойный молодой человек и я, право, удивлена тому, что ты так волнуешься о мнении общества.

— Правда?.. И ты не против наших с ним отношений?

— А отчего бы мне быть против? — хмыкнула я.

— Но… просто я намного старше его… к тому же, юноша беден, и в обществе станут говорить, что он женится на мне из-за состояния… тем более, что получила я богатство только недавно, и все благодаря выгодному браку, к которому сама же тебя и принудила…

— Не кори себя…

— О Милена, — и маменька разрыдалась. Но теперь, как я понимала, ее слезы были слезами, облегчающими душу. — Как же я виновата перед тобой. А всему виной эта страсть, в которой я так неожиданно утонула. Я не должна была заставлять тебя выходить замуж за барона Экберта де Суарже, я могла бы предоставить тебе выбор, но… эти долги, а потом связь с Сержем… И теперь, именно из-за меня, ты осталась вдовой. Как же мне искупить свою вину перед тобой, дочь?

— И в чем же твоя вина, мама, — чело мое нахмурилось.

— Но как же? Как я могу быть счастлива, если ты несчастна?

— Маменька, — воскликнула я, порывисто поднимаясь с колен. — Да прекратите измываться надо мной. Если вы любите Сержа, так выходите за него замуж. И что вам до людской молвы и сплетен? Меня же перестаньте мучить, ради бога. Вы ни в чем не виноваты. Мало того, несказанно меня порадуете, если устроите свою жизнь. Меня же вполне устраивает моя, какой бы она ни была горькой — после смерти мужа. Я прошу вас только о том, чтобы мы и дальше оставались любящими друг друга матерью и дочерью, а в остальном… мне есть ради кого и ради чего жить, так что… я благословляю вас, маменька.

Потом я позвонила, и горничная принесла поднос с чаем. От прояснившейся ситуации буря чувств между нами постепенно улеглась, и мы начали говорить о погоде, о новых книгах и веяниях моды.

— Доченька, Милена, — снова зарумянившись, маменька испила чаю и с благодарностью посмотрела на меня. — Ты ведь не против, чтобы, после свадьбы, конечно, которая будет назначена не раньше того дня, когда ты снимаешь траур, чтобы мы с Сержем… переехали жить в Синий дворец… потому что в нынешнем все напоминает мне о твоем покойном отце, и это меня немного смущает. Знаешь, каждый раз, когда я принимаю у себя в гостях Сержа… я как будто бы изменяю своему бывшему мужу, а это невыносимо, я чувствую вину…

— Да ради бога, — улыбнулась я, — можешь переезжать туда хоть завтра. Ведь этот замок давно и по праву принадлежит тебе, барон Экберт подписал дарственную на твое имя, поэтому меня удивляет, что ты до сих пор еще сомневаешься.

— Уф, какое облегчение, — маменька взяла еще один эклер, — а то я… Доченька, не будь такой, как я.

— Какой именно?

— Будь более легкомысленной, цени себя по достоинству и не обращай внимания на мнение толпы.

— Хорошо, я запомню это.

И вот, после настолько откровенного разговора, вместо порадоваться счастью маменьки, я начала ощущать какую-то неясную тревогу, словно мне и вправду было завидно, или я сердилась на нее за то, что она позволила себе начать новую жизнь, которую сама же и выбрала, меня же прежде толкнув…

Нет, я не был несчастна в браке, напротив, со временем, я думаю, могла бы даже и полюбить своего мужа. Вот только что уже случилось.

Так прошло больше полгода, мой мальчик вырос, и, глядя на его попытки самостоятельно сидеть, я с содроганием в сердце ждала того момента, когда мне придется снова возвращаться в избушку ведьмы — я этого хотела и боялась одновременно.

Меж тем время шло, маменька готовилась к свадьбе. Навещая меня, она то впадала в безудержную веселость, то терзалась сомнениями и чувством вины, то беспричинно злилась. И я уже стала побаиваться ее приездов, потому что иногда она вела себя совсем уж неадекватно — словно была одержима чем-то, что не позволяло нам нормально общаться.

И вот в один из тех осенних дней, когда мир вокруг преображается до неузнаваемости — деревья в желто-красной листве, погода хорошая и солнце светит ярко, в ворота нашего замка кто-то постучался.

— Госпожа баронесса, — доложил мне управляющий, которого я послала узнать, кто приехал, — к нам пожаловал виконт Рауль де Альбе, внучатый племянник покойного вашего мужа барона Экберта де Суарже, офицер, он просит его принять.

— Хорошо, я приму его в парадном зале, — сказала я, удивляясь тому, зачем далекому родственнику понадобилось ехать ко мне, молодой вдове. "А вдруг у барона Экберта обнаружились какие-то давние долги, — испугалась я, вспомнив горький опыт своей маменьки, — и мне придется расплачиваться, а ведь я совершенно неопытна в финансовых делах".

Одевшись во все черное, как и положено вдове, в сопровождении своих служанок я вошла в мрачные стены парадного зала, в который не входила с тех самых пор, когда он был заполнен многочисленными гостями. Тогда посреди зала стоял гроб с телом мужа, и сейчас, вспомнив ту картину, я чуть было не упала в обморок. Из глубоких узких оконниц внутрь комнаты проникало немного света, который освещал роскошный балдахин, распростертый над креслом, в котором некогда сидел отец моего Мишеля, а перед этим — его дед. Воздух тут был прохладным, и даже камин, в котором успели разжечь огонь, не способен был его согреть. И еще и поэтому я вздрогнула, увидев перед собой молодого юношу, как две капли воды похожего на моего похожего мужа, но только намного моложе его.

После коротких приветствий, подойдя ко мне, молодой красавец низко согнул голову.

— Я — Виконт Рауль Альбе, достопочтимая баронесса Милена де Суарже, — уверенным звонким голосом сказал он, — приехал почтить память моего дяди, а также — чтобы вернуть долг, который моя семья задолжала несколько лет назад, но только сегодня я могу отдать деньги вам.

— Долг? — удивилась я, рассмотрев парня вблизи и от этого поражаясь еще больше — глаза у Рауля были насыщенного темно-сливового цвета, — И много же задолжали родственники моему покойному мужу? Признаюсь… я ничего об этом не знала…