Кольцо Анахиты (СИ) - Рябинина Татьяна. Страница 18

— Я буду вспоминать, и ты узнаешь все, — сказала вслух я-Маргарет (или Маргарет-я?).

Она говорила по-английски, но теперь я понимала все, абсолютно не напрягаясь, так же свободно, как и на родном языке, а может, даже и еще свободнее.

Это не была какая-то статичная картинка или что-то вроде видеоролика. Я вдруг окунулась в чужую жизнь — жизнь женщины, которая умерла почти пять веков назад. Я стала этой женщиной и вновь проживала ее жизнь. Время в настоящем остановилось, теперь оно шло только в прошлом — минуты, часы, дни, годы.

Это я — маленькая синеглазая девочка в некрасивом платье. Ведь мой отец всего лишь бедный рыцарь, а ему столько всего надо, чтобы жить при дворе, участвовать в турнирах. Так говорит няня, когда я жалуюсь на то, что грубый воротник платья натер шею. Поэтому у нас редко бывает новая одежда или вдоволь вкусной еды.

Мама держит меня на коленях и частым гребнем расчесывает мои волосы — «чтобы никто в них не бегал». Мама — такая красивая, и от нее так хорошо пахнет (я-Света морщит нос: пахнет от мамы несвежим бельем, потом и еще чем-то неприятным, и руки у нее шершавые).

Мы живем с мамой и братом Роджером в небольшом каменном доме у реки. Он называется Риверхауз [39]. В нем всегда темно, холодно и сыро, а летом много кусачих комаров. А еще — мыши и крысы с противными голыми хвостами. Няня принесла из деревни рыжего кота, но он убежал, потому что Роджер кидал в него камнями.

Отец приезжает к нам редко. Я знаю, он совсем нас не любит. Он кричит на маму, на Роджера, на меня. Даже если мы не сделали ничего плохого. Мы с Роджером прячемся, чтобы не попадаться ему на глаза. Мама говорит, что если бы ее родители нам не помогали, мы — она и мы с Роджером — уже давно умерли бы с голоду. Даже наш дом — подарок бабушки и дедушки. Отец говорит, что мы ему не нужны, и больше он не приедет. Мы с Роджером радуемся — но он приезжает снова. Ночью я слышу, как в соседней комнате отец рычит и тяжело дышит, а мама стонет. Потом отец громко храпит, а мама плачет. Мне страшно.

Старенький священник учит меня молиться: «Pater noster [40]…». Мама часто ходит в церковь, иногда берет с собой и нас. Когда мама жила с бабушкой и дедушкой, у них в замке была своя церковь и свой священник. Она ходила на мессы каждый день, а не только по воскресеньям. Роджеру не нравится в церкви, а я люблю, когда поют. И еще мне нравится статуя Богородицы в золотой короне.

Роджер всего на два года старше меня, но он никогда не хочет со мной играть. Он говорит, что все женщины и девочки — глупые. Он говорит другое слово, но мама запретила его повторять. Однажды он специально порвал мою красивую куклу, которую сшила мама и подарила мне на Рождество. Няня говорит, что я должна любить Роджера, но у меня никак не получается.

Отец говорит, что я расту слишком быстро. У меня торчат руки из рукавов, и давно нужны новые ботинки — старые стали такими маленькими, что больно ходить. Бабушка Невилл прислала денег, но отец отобрал их у мамы. Няня говорит, ему нужна новая лошадь. Он говорит, что выдаст меня замуж, как только мне исполнится двенадцать лет. Но мне еще только семь. И я не хочу замуж. Вдруг у меня будет такой муж, как отец? Нет, лучше я стану монахиней. Роджер смеется и говорит, что никто не отпустит меня в монастырь.

У нас гость, он приехал с отцом. Его зовут лорд Уилтхэм, он виконт. Он старый, даже старше отца, у него грязные сапоги, из носа и из ушей растут волосы, а еще от него ужасно воняет. Няня говорит, что он хочет на мне жениться. Они с отцом уже обо всем договорились и подписали договор о помолвке. Мы с Роджером слушаем их разговор, прячась за драпировками. Лорд Уилтхэм говорит, что готов ждать со свадьбой, пока у меня не начнется женское, но после нее консуммация будет сразу же. Я спрашиваю Роджера, что такое консуммация. Он отвечает, что это… он говорит еще одно грубое слово, которое нельзя говорить. Но я знаю, что оно значит. Это то, от чего могут быть дети. А еще Роджер говорит, что теперь я невеста и не могу выйти замуж ни за кого другого. Только если лорд Уилтхэм сам от меня откажется. Или умрет. Я знаю, что нельзя просить Бога, чтобы кто-то умер, но ведь лорд Уилтхэм уже совсем старик, может, он и правда умрет — и тогда мне не надо будет становиться его женой.

Отец забирает Роджера с собой в Лондон. Ему десять — самое время стать пажом при королевском дворе. Его будут учить семи рыцарским премудростям: верховой езде, фехтованию, владению копьем, плаванию, соколиной охоте, сложению стихов в честь дамы сердца и игре в шахматы, а еще придворному этикету. Потом он станет оруженосцем, а потом — рыцарем. Няня говорит, что Роджера еще три года назад надо было отдать на воспитание кому-то из братьев матери, как положено, но мама ни за что не хотела с ним расставаться.

В деревне потница, и многие уже умерли. Мама запретила мне выходить из дома. Это нехорошо, но я, наверно, не стала бы плакать, если бы умер Роджер. Или отец — говорят, в Лондоне тоже болеют. Ну почему, почему Богу было угодно, чтобы потница пришла к маме? Я знаю, что не все умирают. Что надо только продержаться один день. И что больному нельзя давать спать. Я бы не дала ей уснуть — но меня к ней не пускают. Мамочка, только не спи, не умирай!

Меня забирает к себе бабушка Невилл. Мне хорошо у нее, и я уже меньше горюю по маме: бабушка говорит, что она на небе с ангелами, и когда-нибудь мы с ней обязательно увидимся. Но приезжает отец и говорит, что меня выдадут замуж немедленно. До совершения брака я буду жить у лорда Уилтхэма. Отец продал Риверхауз, этих денег хватит для них с Роджером, а кормить бесполезную девчонку он не намерен. Пусть о ней заботится муж. Бабушка возражает — она готова содержать меня столько, сколько потребуется, но отец не согласен. Я — его дочь, и он сам будет решать, как со мной поступить.

У меня огромная радость. Бог спас меня в последнюю минуту, как Исаака, которого собирался принести в жертву Авраам. Через неделю я должна была обвенчаться с лордом Уилтхэмом, но он действительно умер — как я и мечтала, стыдясь и прося у Бога прощения за эти мечты. Я остаюсь у бабушки Невилл, а когда стану постарше, она сама найдет мне подходящего жениха. А пока меня будут учить тому, что должна знать настоящая леди. Я ведь даже писать толком не умею и читаю плохо…

Откуда-то издалека, через столетия, я услышала шаги. Так бывает, когда видишь сон — яркий, объемный, похожий на реальность, и вдруг в соседней комнате уронят что-то тяжелое. И вот сон уже тускнеет, его ткань разлезается клочьями, но ты еще в нем, цепляешься за обрывки, пока не обнаружишь себя в постели, в своей комнате. Да, я еще была Маргарет Даннер, нескладной, неуклюжей девочкой, которая только-только начинала превращаться в девушку. Я еще была там — в средневековом замке семьи Невилл. Но уже сквозь зубчатые башни и высокие каменные стены проступали золотистые обои пустой комнаты.

Что-то с силой вырвалось из моего тела, вспарывая кожу, раздирая мышцы, ломая кости. Боли не было — лишь ощущение, что я превращаюсь в лохмотья. От меня должны были остаться лужа крови и обрывки плоти, но… на самом деле со мной ничего не произошло. Только сильно тошнило, звенело в ушах, кружилась голова.

Шаги были уже совсем рядом, в соседней комнате. Я с трудом встала на ноги, держась за стену. В проеме анфилады, на том же месте, где я увидела Маргарет, стояла одна из горничных и с удивлением смотрела на меня.

— Я осматривала дом и, кажется, немного заблудилась.

Боже мой, я говорила совершенно свободно, не задумываясь, не подбирая мучительно слова, не переводя в уме с русского на английский! Вот что имела в виду Маргарет, когда говорила, что поможет мне говорить с ней.

— Вам нужно вернуться через ту комнату в коридор, мадам. И идти по нему, пока не увидите лестницу. Здесь нет другого выхода. А мне нужно проверить, закрыты ли окна в зале, и полить цветы.