Кольцо Анахиты (СИ) - Рябинина Татьяна. Страница 19
Она сделала какое-то странное движение, которое должно было изображать то ли поклон, то ли недоразвитый книксен, вышла в холл и начала подниматься по лестнице. Я представила, как она рассказывает другим слугам, приподняв бровки и выпятив нижнюю губу: эта русская дура умудрилась заблудиться на втором этаже.
Я стояла у окна и смотрела на подъездную дорожку, где Бобан разговаривал о чем-то с пожилым мужчиной, которого я еще не знала — видимо, садовником или смотрителем. Странное дело, они стояли на том самом месте, где я вчера впервые увидела Маргарет. Словно почувствовав мой взгляд, они повернулись, подняли головы и посмотрели на меня. Бобан помахал рукой. Я вяло махнула в ответ.
Прошла целая вечность, пока за спиной снова не послышались шаги — горничная возвращалась. С большим трудом мне удалось заставить себя не оборачиваться. Она чуть помедлила, но ничего не сказала.
Как только шаги стихли в отдалении коридора, я позвала вполголоса:
— Маргарет!
Тишина. Как говорила Люська, только тараканы в голове шебуршат.
— Маргарет, она ушла, — сказала я громче, понимая, насколько это глупо. Как будто призрак мог не расслышать.
Ее не было здесь. Или она не хотела мне отвечать. Или не могла.
Я подождала немного, позвала ее снова и снова. Ничего.
Не имело смысла сидеть на полу в пустой комнате и ждать ее возвращения. Я достала из кармана мобильник и с изумлением поняла, что с того момента, как я вышла из библиотеки, прошло больше двух часов. Хорошо, что мне не надо было переодеваться к обедоужину. До склянок оставалось всего десять минут.
От мысли о еде меня замутило еще сильнее, но стоило выйти из комнаты, как головокружение прекратилось, а вместе с ним — звон в ушах и тошнота. С каждым шагом слабость становилось все меньше, пока я не почувствовала себя вполне бодрой — и вместе с тем совершенно разочарованной и раздосадованной.
Перед тем как спуститься в столовую, я еще раз подошла к портрету Маргарет. Она не смотрела на меня. Это был просто портрет.
Я съела салат и что-то из курицы, выпила бокал белого вина, для приличия поковыряла десерт. Захватила из жральни пару стаканчиков йогурта, пачку печенья и вернулась к себе в комнату. Днем я предвкушала, как наделаю кучу фотографий замка и вывалю их в соцсети. Но не хотелось даже включать ноутбук. Вместо этого я легла на тахту во второй комнате, завернулась в плед и уставилась в потолок.
Пискнул телефон — Люська возмущалась смской, что я не выхожу на связь. Я и забыла, что мы договорились поболтать в скайпе.
«Люсь, — ответила я, — очень болит голова. Давай завтра».
«ОК, — ответила она. — Ложись спать. Если что — звони Джонсону».
===================================
Прислушавшись к Люськиному совету, я приняла душ и забралась в постель, хотя еще не было и десяти. Сон не шел. Я снова и снова вспоминала все, что увидела… Нет, не так. Все, что прочувствовала, прожила в теле Маргарет. Ее воспоминания. Ее детство.
Сэр Хьюго действительно был омерзителен. На портрете в галерее старый граф выглядел просто очень неприятным стариком. Но молодой рыцарь Хьюго был отвратительным, грубым животным. Возможно, при дворе он был галантным кавалером, изящно танцевал, сражался на турнирах, пряча под доспехами ленточку прекрасной дамы, но с собственной женой обращался, как с собакой. Да нет, хуже. Хорошая охотничья собака была ценностью, ее надо было беречь. Про детей вообще молчу. Сын рос его подобием, а дочь он считал просто вещью, которую можно было выгодно продать богатому извращенцу.
Мне не слышен был бой часов ни из столовой, ни с тюдоровского фасада, поэтому я посмотрела на экран мобильника, когда услышала под дверью скулеж и царапанье. Три часа. Вы бы еще попозже пришли, голубушки. Или это уже можно назвать «пораньше»?
Голубушка, впрочем, была одна. Какая именно, я не поняла — да и не все ли равно. Одним словом, корги. Интересно, есть ли хоть один хозяин, который не пустил бы эту лису в свою постель? А королева? Надо будет погуглить.
Псина запрыгнула на кровать с видом бывшей владелицы ледяной избушки, когда заяц-лох еще только раздумывал, стоит ли пускать незваную гостью в свой дом. Через мгновение она уже лежала поперек, вытянувшись во всю длину. Я пробовала подвинуть ее, но она тут же оказывалась в прежней позиции. Пришлось мне спать на самом краешке. Спасибо, что не на коврике. Впрочем, ее присутствие меня успокоило, и я быстро уснула. Во сне я снова звала Маргарет — и как будто услышала ее тихий голос: «Не могу… Энни…»
Разбудил меня все тот же мессидж — скулеж и царапанье в дверь. На этот раз корги требовала ее выпустить. Я распахнула дверь и едва не сбила с ног горничную с подносом.
Семь часов. Утренний чай.
— Доброе утро, — сказала я и взяла у нее из рук поднос. — Большое спасибо. Простите, вы Энни или Салли?
— Энни, мадам.
В этот момент со стороны лестницы для прислуги появилась Салли. Она остановилась рядом с нами и изобразила такой же намек на книксен, который я наблюдала вчера вечером. Видимо, горничные считали меня слишком ничтожной персоной для полноценного реверанса.
— Доброе утро, мадам! — сказала она.
Я переводила взгляд с одной на другую. И как мне только могло показаться, что они на одно лицо? Ну да, обе блондинки с невыразительными серо-голубыми глазами и тонкими бровями. Одного роста, одного размера. Но Энни явно лет на пять постарше, лицо грубее, тонкий нос напоминает птичий клюв. Да, это она была вчера в «Хэмптон-корте».
«Не могу… Энни…»
Что бы это могло значить?
Я кивнула им и ушла в комнату. Пить чай с печеньем.
Английский язык — вот еще одна загадка. Конечно, по сравнению со всем остальным она была совершенно ничтожной, но имела намного большее практическое значение. В XVI веке в ходу был совсем другой английский. В том, что я понимала его и говорила на нем, находясь в теле Маргарет, как раз ничего странного не было. Но каким образом потом я стала свободно говорить на современном английском? Единственное, что я могла предположить, — Маргарет каким-то неведомым образом освободила те мои знания, которые после курсов лежали глубоко в мозгу мертвым грузом. Ну, или это просто волшебство. Если есть призрак — почему бы не быть еще и магии?
За завтраком я листала утащенный из библиотеки «Татлер», без аппетита ковыряясь ложкой в миске с хлопьями. Даже возможность совершенно свободно читать по-английски не слишком радовала. За окном лило, как из ведра. Или, как говорят, англичане, лило кошками и собаками [41]. Собаки, кстати, снова валялись у камина. Видимо, это был их ежедневный утренний ритуал. К которому, боюсь, добавится по куску ветчины от меня. Люська меня не поблагодарит. Хотя… она все равно завтракает в постели.
Чем бы себя занять?
Я побродила по дому, сделала почти сотню фотографий. Постояла перед портретом на галерее. Снова вернулась в ту комнату, где разговаривала с Маргарет. Где была ею. Портрет по-прежнему был просто портретом. Маргарет не отзывалась.
Тогда я отправилась в спортзал и зависла там на два часа. Опробовала все тренажеры, погрелась в сауне, поплавала в бассейне. Ощущение чудовищной пустоты внутри не уходило. Как будто Маргарет, покинув мое тело, захватила с собой и часть меня.
После ланча дождь прекратился, выглянуло солнце. Я нашла в гардеробной ярко-желтые резиновые сапоги почти моего размера, накинула ветровку и пошла прогуляться по парку. Собаки брели за мной по дорожке, старательно обходя лужи. Морды их отнюдь не выражали энтузиазма, но Люська просила гулять с ними побольше («Светка, они слишком жирные!»), да и мне в их компании было веселее.
Из-за дерева высунулась рука с букетиком невзрачных диких цветов, моя мама называла такие люнцетиками. Я опознала Бобана по серо-зеленому рукаву. На этот раз спрятаться было некуда.
— Благодарю, — не очень вежливо буркнула я.