Оттенки Тьмы (СИ) - "Mb Vivian". Страница 4
Линдельтский маг, пятясь и шаркая подошвами по полу, отступает к двери, нащупывает ручку и молниеносно скрывается за тяжелыми створками. Алдия тяжело вздыхает. Да, как же измельчали выпускники видных магических школ! И как прикажете продолжать работу, если нет ни одного мало-мальски толкового ассистента?
И что, что архимаг отчасти сам виноват в том, что толковых магов почти не осталось в Дранглике и сопредельных государствах?.. Великая цель требует неординарных мер. Все знают, на что идут. И все равно продолжают толпами стекаться к цитадели, заслышав о том, что брат короля, верховный маг Дранглика подыскивает себе ассистента для таинственных и сверхважных исследований?
Да, наука требует жертв. И что, что пока число этих самых жертв растет намного быстрее, чем число положительных результатов экспериментов? Они ведь не какой-то там целительской или боевой магией занимаются. В их руках — судьба всего человечества. И пара сотен жертв — ну пусть пара ДЕСЯТКОВ сотен жертв — не такая уж высокая цена за жизни всех людей, живущих и еще не рожденных.
— Следующего, — чуть повысив голос, командует Алдия. Не поднимает головы, пока очередной кандидат протискивается меж тяжелых створок и неслышно шагает по ковровой дорожке. Недоуменно вскидывает бровь, когда понимает, что посетитель не останавливается в предписанном месте в центре кабинета, а бесстрашно подходит к самому столу архимага и — вопиющее нарушение этикета! — не спросив разрешения, кладет поверх манускрипта, в который Алдия смотрит с преувеличенным вниманием, какой-то листок.
Внутри вспыхивает негодование, к которому примешиваются неподдельное изумление и какое-то злое веселье. На что этот наглец-самоубийца напрашивается?..
Стараясь сохранить каменное выражение лица, Алдия фокусирует взгляд на лежащем перед ним листке… И вдруг, резко вдохнув, откидывается на спинку кресла. Выражение лица его сейчас уж точно не каменное. Скорее — растерянное и беспомощное. Мало кто из ныне живущих видел архимага таким. А если бы увидел — недолго бы оставался живым.
На листке несколькими четкими линиями набросан рисунок — на первый взгляд детский, но удивительно точно передающий движение и эмоции: щуплый паренек, недовольно хмурясь, торопливо шагает по неровной дорожке между двумя зданиями, на голове у него балансирует внушительная стопка книг, а позади на веревочке волочится королевская корона.
…Алдия, старший из двух братьев, должен был стать королем. Но он предпочел науку, и отвергнутый титул только мешал ему, волочась следом и бренча по камням его нелегкого пути, как погнутая и побитая металлическая корона по булыжнику университетского двора.
Так, беззлобно подшучивая, изображал Алдию, будущего королевского архимага, его лучший друг студенческих лет… Лучший и единственный. В те годы и во все последующие. Единственный за всю жизнь.
— Лекс?.. — голос Архимага предательски срывается — то ли в смех, то ли в истерику. — Откуда ты здесь взялся? Зачем?..
Алдия рывком садится в постели. Глотает загустевший воздух, как странник в пустыне — первые редкие капли внезапного дождя. Жадно и с безнадежностью. Все равно умирать от жажды… Не сейчас, так позже.
Сердце колотится бешено, будто не отдыхает архимаг, а взбирается на гору, таща на спине огромный камень, который все равно неминуемо скатится вниз, да еще и раздавит человека на своем пути, как насекомое. И так каждый раз… И так — уже много лет. И сколько еще впереди таких ночей и таких лет?..
Сердцебиение успокаивается, и Алдия снова соскальзывает в сон. В свой бесконечно повторяющийся кошмар.
— Это же просто сокровищница! — Лекс, задрав голову, восхищенно разглядывает сомкнутые кроны величественных деревьев. Сквозь листву пробиваются лучи утреннего солнца, заставляя помощника архимага смешно морщиться и прикрывать глаза ладонью. — Сколько их здесь! Нам на пару десятков лет хватит! Даже если душа сохранилась хотя бы в каждом десятом… Да пусть и в каждом двадцатом! Их тут… Тысячи!
— Много, — рассеянно говорит Алдия, стоя в шаге от ствола могучего дерева с выпирающими из земли узловатыми корнями. Протягивая руку — и почему-то не решаясь коснуться шершавой, растрескавшейся коры. — Очень, очень много…
Помощник деловито вытаскивает из-за пояса магический посох и переходит от дерева к дереву, бормоча что-то — то ли произнося заклинания, то ли просто бессвязно выражая восторг в предвкушении новых опытов с душами гигантов. Алдия наконец заставляет себя коснуться ствола — и вдруг отдергивает руку: ему кажется, что дерево на мгновение ожило, содрогнулось от отвращения, как живое существо, к коже которого прикоснулось что-то неописуемо омерзительное. Да нет, конечно, дерево неподвижно. Это рука самого архимага дрогнула… почему-то. Укололся о невидимую щепку или сучок. Наверное…
И еще… Кора кажется теплой. Как толстая кожа неведомого теплокровного существа.
Да что за чушь в голову лезет! Ствол просто нагрели лучи утреннего солнца, жизнерадостно бьющие сквозь зеленое кружево листвы. Ярко, радостно. Будто не на кладбище…
Алдия сидит на краю постели, обхватив себя руками и раскачиваясь. Насквозь мокрая от пота ночная рубашка противно липнет к спине. Архимаг с отвращением сдирает с себя одеяние и швыряет куда-то в угол. Оттуда раздается глухой звон. Ну вот, еще не хватало разбить что-нибудь ценное… Ночной воздух неприятно холодит влажную кожу, и Алдию начинает бить дрожь. Набросив на плечи тяжелое покрывало, он съёживается и обессиленно закрывает глаза. Ложиться он больше не решается и задремывает сидя.
— Кажется, что-то получилось, — с сомнением говорит Лекс, разглядывая дымящийся шарообразный сосуд с высоким горлом. За стеклом тошнотворно вращается и бурлит багровая жидкость и время от времени мелькают белесые фрагменты… непонятно чего.
— Дай-ка посмотреть, — Алдия забирает у помощника сосуд и внимательно разглядывает, подняв к самому лицу. — О, и правда. Что-то… Или кто-то? — глаза его вспыхивают тем самым пламенем, которое так хорошо знакомо всем обитателям цитадели — и до дрожи пугает всех их без исключения. Кроме, пожалуй, Лекса. Алчным огнем неутолимого научного любопытства. — Ну-ка, ну-ка… — архимаг осторожно переливает содержимое сосуда в чашу, стоящую на лабораторном столе среди лужиц и брызг крови, обугленных кусков плоти и разнообразных инструментов, одним своим видом вызывающих непроизвольное желание втянуть голову в плечи и поджать пальцы на ногах.
Тягучая жидкость словно бы неохотно выливается в чашу с закопченными и изрезанными краями, и напоследок сквозь узкое горлышко сосуда проскальзывает нечто более плотное и плюхается в породившую его кровавую субстанцию.
Лекс отступает на шаг, стараясь уклониться от брызг, а Алдия стоит неподвижно, не обращая внимания на стекающие по лицу алые ручейки. На лице его появляется гримаса хищника, который вот-вот схватит вожделенную добычу… и вдруг сменяется выражением брезгливого недоумения. Он берет со стола длинный нож с волнистым лезвием и кончиком осторожно переворачивает плавающий в кровавой «ванне» предмет.
— Эмбрион, — констатирует Лекс, возвращаясь к столу. — Опять не получилось. Давай я его… — он тянется к чаше, намереваясь уничтожить результат очередного неудачного эксперимента — точно так же, как он проделывал уже не одну сотню раз.
Но Алдия внезапно останавливает его, перехватывая протянутую руку.
— Погоди, — странным голосом произносит он, склоняясь над чашей. — Не эмбрион. Плод, я бы сказал. Примерно шести месяцев от зарождения. Почти… жизнеспособный. — Алдия замолкает и снова переворачивает «предмет» кончиком ножа, но уже намного аккуратнее. Скользкое образование не желает поворачиваться, как архимагу того хочется, и Алдия откладывает нож и осторожно запускает в чашу руки. И замирает.