Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия". Страница 54

Но он уже успел привыкнуть к тому, что настроение у чародейки менялось часто и непредсказуемо, и лишь взял её загрубевшую ладонь, сказав мягко:

— Перестань, пожалуйста. Конечно же, меня волнует не один двор. Но что я могу сделать?..

— Ничего, — Стелла опустила глаза, в которых злость медленно сменялась печалью, и голос её прозвучал тихо, словно шелест сухих листьев. — Ничего, во имя всех демонов Бездны! — она подалась вперёд и оседлала колени Маркуса. Звякнул отброшенный в сторону узкий клинок, и Стелла жадно поцеловала своего любовника, с силой вцепившись рукой в его волосы.

Пальцы Маркуса пробежались по пуговицам мундира Стеллы, быстро расстёгивая их — от воротника-стойки до середины живота. Потом Маркус распустил шнуровку на сорочке Стеллы и её маленькая, чуть влажная от пота грудь легла в его широкую ладонь. Чародейка негромко и удовлетворённо рыкнула, вновь приникая к губам Маркуса, но уже через несколько мгновений отстранилась, съезжая с коленей любовника прямо на землю.

— Люди, которые охраняют тебя, — сказала Стелла и облизнула губы — медленно, со вкусом. — Они же нас видят. От твоей репутации при дворе скоро не останется и ошмётков.

— Плевать. Как будто они до этого не знали, зачем я сюда езжу. И моя охрана верна мне. В первую очередь — мне, а потом уже — трону.

— Ах, ну раз так… — Она поднялась на ноги и слегка запахнула мундир, но застёгивать его не стала. — Тогда идём со мной.

Стелла на мгновение стиснула запястье Маркуса и, сразу же разжав пальцы, направилась к приоткрытой двери склада.

Внутри было душновато, но едва Стелла пробормотала короткое заклинание, прищёлкнув пальцами, как в полузаброшенное помещение хлынули потоки прохладного воздуха, будто бы перенесённые в эрбургское лето из разгара северной зимы.

Маркус не успел сделать и пары шагов от захлопнувшейся за его спиной двери, как Стелла налетела на него вихрем — целуя жёстко и яростно, стаскивая с него мундир и обнимая. На какой-то момент Маркус победил её в этой схватке, и Стелла оказалась прижата к деревянной стене — запрокинувшая голову и постанывающая, пока возлюбленный покрывал поцелуями её лицо и шею, а потом постепенно опускался всё ниже.

Возможно, мундиры, расстеленные прямо на полу, мало напоминали мягкое ложе, но чародейка не слишком-то обращала внимание на то, как её лопатки упираются в прекрасно ощущавшиеся под парой слоёв ткани доски пола.

…Позже Стелла удобно устроилась в объятьях Маркуса — расслабленная и безвольная. Её изрядно утомили те волны наслаждения, что пару минут назад прошивали тело, побуждая извиваться его так, будто оно вовсе не имело костей, и заставляя Стеллу подаваться узкими бёдрами навстречу любовнику.

Сейчас же она лежала, опустив голову Маркусу на плечо и дыша чуть чаще, чем обычно, когда его рука спускалась, чтобы коснуться большой тёмной родинки внизу её живота.

— Думаю, нам пора уходить, — сказала Стелла. Она приподнялась, опираясь на локоть — всё ещё обнажённая и горячая — и добавила: — Мы и так уже слишком задержались сегодня.

— Да, ты права, — кивнул Маркус, принимаясь без лишних слов собирать свою одежду. Обычно после таких встреч со Стеллой становилось легче переносить столичную службу, на которой количество сладкой лести, лившейся в уши Маркуса было столь же велико, как и число желающих завершить его карьеру — без того уже рассыпающуюся на глазах — как-нибудь особенно гадостно. Но сегодня ощущение близкой беды не смогли прогнать даже жаркие объятия лерийки.

Стелла распрощалась с любовником как обычно — коротко и сухо, будто то бы и не льнула к нему покорённой хищницей всего несколько минут назад. Постояла перед раскрытой дверью склада ещё какое-то время, застёгивая последние пуговки на воротнике и слушая, как затихают вдали шаги Маркуса.

Потом запустила ладонь в нагрудный карман своего мундира и вытащила оттуда маленький кулон на тонкой цепочке — изящный серебряный овал с яркой эмалью, изображавшей зелёную княжескую корону на жёлтом фоне. Такой простой рисунок, но одно его наличие на какой-нибудь имевшейся в доме безделушке привело немало лерийцев на виселицу.

— Я люблю тебя, Маркус, — прошептала Стелла, сжимая в ладони крамольную вещицу. — Так, что сердце у меня истекает кровью. Вот только свою землю я люблю больше, — решительно закончила она, поцеловав кулон прежде, чем повесить его себе на шею.

***

Ряд тонких колонн, чьи резные капители покрывал орнамент в виде сплетённых между собой звёзд, раковин и цветов, отгораживал широкую галерею от вымощенного в шахматном порядке белой и голубой плиткой внутреннего дворика. Посреди залитого жарким солнцем пространства возвышался весело журчавший фонтанчик, его окружали лимонные и миртовые деревца в многоцветных глазурованных вазонах.

Сама галерея оставалась полускрытой от солнца, но света здесь всё равно было достаточно, чтобы нанятый Адрианом Фиенном художник мог с удобством для себя писать портрет Джины Нуцци.

Тиберий, хоть и не испытывал к любовнице отца никакой симпатии, не мог не признать, что сейчас Джина выглядела достойным украшением дома Фиеннов. Войдя в галерею и остановившись в дальнем её конце, старший сын Адриана невольно залюбовался на пару мгновений гордой позой Джины, сидевшей в массивном кресле чёрного дерева.

Длинная белая туника, украшенная узкой продольной полосой тёмно-зелёного цвета, мягко облегала грудь Джины. Тонкую талию перехватывал широкий пояс с накладками из золота и резной слоновой кости, а волосы украшал миртовый венок — мелкие белые цветы кустарника прекрасно смотрелись на фоне угольно-чёрных локонов.

На губах Тиберия появилась понимающая улыбка — заказать портрет любовницы в образе святой Делии, покровительницы Фиорры, было вполне в отцовском духе. Адриан любил повторять фразу о том, что Фиенны всегда сами решают, как именно им почитать Троих и их слуг. И Тиберий ничуть не удивлялся, что отец выкроил в череде неотложных дел время для того, чтобы лично наблюдать за написанием картины. Правда, теперь властителю Фиорры придётся всё же отвлечься от своего приятного занятия.

— Приветствую вас, отец, — сказал Тиберий, подойдя поближе. Потом отвесил короткий поклон в сторону Джины: — Госпожа Нуцци, — на что та с улыбкой кивнула. На художника — молодого черноволосого эллианца со щёгольской острой бородкой — наследник дома Фиеннов только с любопытством покосился.

— Отец, я разыскивал вас. Нужно обсудить кое-какие… свежие новости.

— Это не может подождать? — Адриан окинул хозяйским взглядом Джину, улыбка которой была куда как теплее, чем предыдущая, адресованная его сыну.

Тиберий почувствовал раздражение и нечто вроде зависти — как, чёрт возьми, отцу, который до сих пор то и дело задирает юбки первым красавицам побережья, одновременно удаётся держать в кулаке весь змеиный клубок эллианской знати?!.. Над теми интригами, что Адриан сплетал походя, не выпуская из объятий очередную прелестницу, Тиберий безуспешно ломал голову часами, и это не могло его не злить.

— Нет, прошу вас, отец, я хотел бы поговорить с вами сейчас!

— Ладно, пойдём.

В кабинете Адриана царила тишина и прохлада. Но вот Тиберию было жарко от волнения, которое охватывало его при мысли о том, чтобы начать разговор. Наследник дома Фиеннов не мог не признать, что он — женатый мужчина, имевший двоих законных сыновей и успевший прославиться на поле боя — до сих робеет перед отцом как мальчишка.

— Ну же, какие новости ты собирался со мной обсудить? — спросил Адриан.

— Лерийское восстание, — не стал долго переходить к сути дела Тиберий.

— И с чего бы это вдруг тебя взволновали имперские проблемы?

— Имперские проблемы вполне могут дать нам новые возможности!

— Кому нам — нашей семье? Фиорре? Жемчужной Лиге?

— Всем! Отец, лерийские порты — единственные у империи на Хризолитовом море. Недаром когда-то Мидланд так торжествовал, отбив Лерийский полуостров у Лутеции…

— Может, моя память уже не так хороша, как раньше, — хмыкнул Адриан, — но я ещё не забыл ни историю, ни географию. Так что если хочешь мне что-то сказать про Лерию, побыстрее переходи к сути дела.