Список Мадонны - Форан Макс. Страница 21

Всадник мог придержать лошадь поводьями. Картина происшедшего запечатлелась в сознании Мартина. Всадник пригнулся в седле, пришпорил сивую лошадь и за один взмах поводьями обрушил на пса, который почувствовал опасность слишком поздно.

Раздался протяжный вой, взметнулась пыль и послышалась приглушенная брань. Всадник закричал на Мартина, прежде чем продолжить движение по главной улице. Когда Мартин нагибался к неподвижному животному, он заметил, как Теодор Браун разворачивает свою сивую в его сторону. Он все еще стоял посреди улицы, когда лошадь нависла над ним, храпя, поворачивая бока и показывая большое тучное тело всадника, угрожающе зажавшего хлыст в левой руке.

— Ты, безмозглый идиот! Тебя следовало бы арестовать. Ты представляешь опасность для общества. Моя лошадь потеряла подкову из-за этой дворняги. — Браун сердито махнул рукой в сторону собаки, безжизненно лежавшей в пыли. Струйка крови окрасила пыль. Глаза собаки были еще открыты, а муха уже пыталась залететь к ней в раскрытую пасть.

Мартин представил себе всю сцену, сначала скептически, а потом с нарастающим негодованием. Но гневные слова замерли у него на губах, прежде чем он успел их произнести. Грозная фигура на лошади была не кем иным, как Теодором Брауном, влиятельным человеком, пользовавшимся своими кулаками с такой же готовностью, как и языком или своим авторитетом. Он сдержал свой тон, стараясь говорить спокойно и здраво.

— Собака не моя, сэр. Скорее всего она никому не принадлежит. — Он с трудом подыскивал слова, но все же продолжил: — К несчастью, вы не смогли объехать ее. Это было добродушное животное.

Не задумываясь над тем, что он делает, Мартин наклонился, чтобы поднять пса. Он лежал на его руках, странно тяжелый и похожий на сломанную куклу.

Браун яростно отреагировал на это. Ему попытались возразить. Этот неотесанный французский щенок осмелился ткнуть ему в лицо дохлой дворнягой.

— Не так быстро, недоумок! Это твоя падаль. Ты за нее и отвечаешь. Ты заплатишь мне за подкову, или я выбью ее из твоей шкуры. — Он угрожающе поднял хлыст.

Мартин огляделся вокруг. Кучка людей стояла на обочине и наблюдала за происходившим. Большинство из них было ему знакомо, а пару человек он считал друзьями. Он глубоко вздохнул. Ноги его ослабли, и страх забрался в низ живота. Затем, как бы не обращая внимания на присутствие своего недруга, он повернулся спиной к Брауну и, все еще держа на руках пса, пошел к этим людям. Глубоко внутри его беззвучный голос взывал к ним: «Помоги мне, Пьер. Джоселин, ты большой и сильный. Ты не можешь стоять в стороне и смотреть, как меня избивают. Прошу вас».

Ничего не произошло. Они стояли с каменными лицами, не двигаясь. Мартин продолжал идти. Рукам его было тяжело, кровь сочилась на них сквозь теплый собачий мех. Он услышал брань за спиной и ускорил шаги, удерживая себя от того, чтобы не побежать. Тут он услышал стук копыт несущейся галопом лошади. Копыта были уже радом. Он инстинктивно повернулся к преследователю и уронил тело собаки, чтобы руками прикрыть лицо от хлыста, свистнувшего в непосредственной близости. Хлыст чиркнул его по щеке, и, когда он закричал от боли, лошадь задела его крестцом. Он споткнулся, вцепившись пальцами в метнувшуюся в сторону гриву сивой. От испуга лошадь поднялась на дыбы, передние копыта повисли в воздухе. Мартин попытался отскочить в сторону. Но было слишком поздно. Одно копыто ударило его по рукам, которыми он пытался защитить голову. Второе попало в грудь. В глазах помутилось, боль заставила его рухнуть на колени. Он упал ниц на пыльную мостовую. К тому моменту, как первые из бросившихся ему на помощь оказались у его распростертого тела, Теодор Браун пришпорил свою охромевшую лошадь и поскакал из деревни в сторону помещичьего дома в Бьюарно.

Постепенно его глаза начали фокусироваться на предметах, находившихся в комнате, до того как они стали приобретать смутные очертания, все вокруг бешено кружилось. Сначала Мартин попытался сесть, но не смог, вздрогнув от сильной боли в ребрах. В голове пульсировало, а туго перевязанная правая рука болела.

Он лежал на жесткой койке, крепко затянутый белой простыней. У окна стоял большой стол с разными бутылочками и серебряными инструментами. Только тут Мартин понял, что он в больнице. Нет, в кабинете. В кабинете врача. Над письменным столом, заваленным бумагами, висели два сертификата в рамках, а между ними — большое распятие. Мартин пристально посмотрел на него, мигая в попытке сфокусироваться на Христе.

— Пожилым пациентам это нравится, — сказал чей-то голос.

Мартин в испуге поднял голову. Говоривший был молодым мужчиной приблизительно его возраста, с копной взъерошенных каштановых кудрей. Он был в длинном белом халате и держал в руках плоскую дощечку с карандашом, привязанным ниткой к ее углу. Разговаривая, он что-то на ней писал.

— Понимание того, что Господь пребывает в этом месте, куда заглядывает смерть, дает им чувство защищенности. Вы удивитесь, сколь часто я видел, как пациенты молятся перед этим распятием, стоя на коленях.

— Где я? Кто вы? — Мартин удивился тому, что его собственный голос звучал так тихо.

— Доктор Жан Батист Анри Бриен. Вы у меня в кабинете. А теперь лежите спокойно. Вам прилично досталось. Хорошо, что еще живым остались, повезло. — Он взял Мартина за запястье и тихо начал считать. — Думаю, что я вас сегодня ночью подержу здесь. Есть подозрение, что у вас от удара, который вы получили, сотрясение мозга. Хотя я думаю, что все будет в порядке. Наверное, завтра можно будет пойти домой, но какое-то время от работы, боюсь, следует воздержаться.

— Со мной все будет в порядке? — В голосе Мартина явно слышалась озабоченность.

Бриен рассмеялся.

— Ну конечно. Все будет хорошо… со временем. У вас по крайней мере одно сломанное ребро. Это очень болезненно, но так как легкое не задето, ничего серьезного. А голова заживет без всяких осложнений. Удар был скользящим. В противном случае вы были бы мертвы. Я более всего беспокоюсь о вашей руке.

Мартин с сомнением посмотрел на плотно забинтованную руку.

— О моей руке?

Бриен посерьезнел и принялся изучать что-то написанное на его дощечке, избегая вопросительного взгляда Мартина.

— Было сломано несколько костей, к сожалению. Процесс заживления займет время, и восстановление ее функций будет идти медленно. Поэтому вам не следует работать. Вам придется пользоваться этой рукой осторожно. Если вы будете соблюдать предписания, то со временем полностью восстановите ее функции.

— Ее функции? Что вы имеете в виду? — Пустой мольберт запрыгал у Мартина перед глазами.

Бриан смутился. Он утешительно похлопал Мартина по левой руке.

— Дайте срок, Мартин. Это возможно. Но так трудно загадывать наперед.

— Но, возможно, все будет не так? — настаивал Мартин.

— Да, возможно, — просто ответил Бриен и замешкался, пытаясь сказать что-нибудь еще. — Вы всегда сможете молиться.

— Но почему? — резко и сердито спросил Мартин.

Бриен взглянул на него удивленно. Мартин сел в кровати. Лицо его покраснело, а слова продолжали беспорядочно слетать с языка.

— На все Божья воля, не так ли? — Он продолжал выражать крушение своих надежд словами, сдерживая слезы: — Я думаю, на то была Божья воля, чтобы этот неуклюжий варвар оказался среди нас, всегда полупьяный и скачущий напропалую, не разбирая, кто и что перед ним. Собака. Человек. Все равно. Мне так хочется, чтобы этот ублюдок сгнил в аду. Если, конечно, на то Божья воля. — Он попытался рассмеяться, но снова лег на простыни. Голова кружилась, и не было сил.

Бриен сел на койку рядом с Мартином и вытер пот с его лица белой тряпкой. Несмотря на то что глаза смыкались от усталости, Мартин чувствовал присутствие Бриена и слышал то, что он говорил:

— Да, Мартин. Божья воля должна быть выполнена. Об этом знает любой добрый католик. Тем не менее жить и действовать только в ожидании изъявления этой воли — удел фанатиков. Католическая страна должна управляться католиками. Разве Бог может желать чего-либо иного?