Сказка зимнего Синегорья (СИ) - Рудышина Юлия. Страница 4

Домишко был ветхий и старый, вот-вот сгниет, да вот править его, видать, некому. Да и незачем — на жизнь Марейкину хватит. Снежанка огляделась — по дождям тут, видать, грязь стояла непроходимая, досок га земле нет, а с горы вода через забор течет, отгородка-то сгнила, не поставили новую… Как тетка вообще живет-то в этой развалюхе? Баня в огороде чернела, заросшая кустами смородины, и так жутко выглядела, что казалось, тронь ее — и развалится. Наверное, топят ее по-черному, если вообще ещё топят. Как старуха сама дров привезет да наколет? Снежанка огляделась — поленницу все ж увидела под навесом, облегченно вздохнула, не забыла Марейку родня. Ведьма не ведьма, а все ж человек. Жалко ее, болезную. Говорят, совсем расхворалась в последнее время, доживет ли до лета?

Снежанка осторожно прошла по наледи, что сковала землю, рядом темнел полуразвалившийся сарай, а в огороде на белой простыне снега чернела ещё какая-то кособокая постройка. Казалось, ею уже и пользоваться было невозможно, доски торчат в разные стороны.

Тетка Марейка давно не держала скот или птицу, лишь сажала картошку и овощи, и ещё по детству Снежанка помнила, что летом двор зарастал крапивой и какими-то высокими розовыми цветами, похожими на горошек. Сейчас же на девушку сиротливо пялился сучковатый чурбан в снежной шапке. Похожий на лесовика, он, казалось, вот-вот соскочит с места и примется плясать вокруг избы.

По нечищеному снегу идти было не слишком тяжело — его не так много намело, лишь один раз Снежанка едва не провалилась в какую-то припорошенную белой крупой канавку. Девушка помнила рассказы матери о том, что бывали такие зимы, что и ворота за ночь засыпало, и перед тем, как на завод идти, приходилось их откапывать. Вообще, несмотря на свое холодное имя, Снежанка зиму не очень любила, и лишь здесь, на Урале начинала понимать всю прелесть этого времени года. Как будто очаровала ее местная зима, закружив и завьюжив метелями да завирухами. Да и вообще — разве ж видела она до этого настоящую зиму? Так, одно название, а не зима! Сроду столько снега дома у них не бывало.

Не успела Снежанка добрести до двери в дом, как из полутемных сеней показалась тетка Марейка — высокая и худая, как жердь, она показалась высохшей от времени. Тулупчик на ней болтался, как на вешалке, а из-под длинных юбок виднелись голые ноги — ни колгот, ни подштанников Марейка не носила, лишь серые вязаные носки чуть выше щиколоток, и на вид эти носки казались колючими и кусачими. Лицо у старухи было скуластое, длинноносое, с узким треугольным подбородком и острым взглядом синих глаз, удивительно молодых и ясных. Брови — кустистые, мохнатые, платок надвинут на лоб. Как есть ведьмачка! Правду люди гооврят. Но не страшно ни капельки, да и чего бояться ее, старухи немощной? Ее пожалеть надобно — век свой доживала одинокая, никому не нужная.

— Заходи, доча, нечасто ко мне гости хаживают, ох, нечасто… А я тебя помню, ты Тамаркина старшая, да? — посторонилась Марейка, а Снежанке стало стыдно за то, что ведьмой он тетку мысленно обзывала.

— А я вот пироги принесла с капустой и грибами, баушка пекла, велела передать, — девушка зашла в полумрак сеней, заставленных всякой всячиной, и протянула завернутые в полотенце пироги.

Проходя к передней, где у Марейки, несмотря на ее не совсем богоугодные дела, все же был обустроен красный угол с иконами, Снежанка едва не упала, перецепившись через ведро, которое зимой ставили у вдоха, чтобы не выходить ночью во двор — туалет обычно строили далеко от крыльца, у Марейки он и вовсе прятался за зарослями малинника, в дальней части огорода. К счастью ведро было пустое — оно со звоном прокатилось по половицам, а Снежанка испуганно вздрогнула, не сразу сообразив, что это загремело.

— Коли боишься, то чаво пришла-то? — ворчливо пробормотала тетка, со вздохом тяжелым поворачиваясь. Смерила девушку тяжелым взглядом, но двери в переднюю распахнула. Оттуда приятно запахло сушеной душицей, листьями земляники, молоком и медом, еще какими-то лесными травами, названий которых Снежанка не знала.

— Не боюсь я, — девушка скинула курточку и шапку, повесив их у входа, потом зашла, чуть пригнувшись — в этой избе потолки были низкими, двоенная ещё постройка. Но внутри оказалась уютно — половички тканые везде, что на полу, что на лавках и табуретках, огромная печка с пестрыми занавесками посреди комнаты, на окнах — герань и фиалки, а в закутке у печи грибы сушатся, венички сухих трав висят. Даже не скажешь, что такая красота в комнатах, и просторнее они кажутся — словно волшебством каким Марейка владеет, чтобы расширять пространство в своей избе. И окошечка три у нее, странно, с улицы казалось — два их по этой стороне. Но Снежанка решила, что ошиблась, не будет же на самом деле тетка чаровать в открытую, да и… может, байки все это старушечьи? Может, никакая она не ведьмачка? Живет одна, на отшибе, вот и наговорили.

Черный, как деготь, кот, выскочил из-под лавки, потерся о ногу хозяйки и пристально уставился на Снежанку ярко-зелеными глазами. За окном взвыл ветер, и в комнате потемнело, словно тучи резко зашли. А может, так и было — здесь-то и летом за час могла погода смениться, только солнце жарит, но враз ливень холодный зарядит. Зимой и вовсе буран мог начаться, даже если ничего не предвещало непогоды.

— Волки снежные на охоту вышли, — старуха положила гостинцы от сестры на стол и принялась хлопотать у печи, готовя какой-то отвар.

Она кинула в воду сушеные ягоды и мяту с мелиссой, нарезала крупными ломтями мягкий белый хлеб, варенье открыла из черники.

Снежанка невольно сглотнула, ощутив жуткий голод, словно день целый не ела.

— Что за волки, бабуль? — спросила она, принимая чашку с ароматным настроем. Запах лесных ягод и трав тут же обволок ее, показалось даже на миг, что она в лето попала.

— Охранники Морозко, царя зимнего. Ездит он по нашим холмам-то в дивных своих санях изо льда, в шубе длиннополой соболиной да шапке меховой. Ищет Морозко невесту себе… — и тетка Марейка пристально на Снежанку поглядела, своего кота поглаживая, который уже успел забраться к ней на колени.

— Ищет невесту… — мурлыкнул кот.

А Снежанка едва чашку не выронила.

— Не пужайся больно, — скрипуче засмеялась старуха, пододвигая варенье поближе к внучке — все знали, что Снежанка очень ягоды любила.

— Я и не боюсь, — ответила она уверенно, на кота поглядывая, — просто не больно-то привыкла к говорящим животным.

А сама вдруг в один миг во все поверила — и в кота этого, и в волков снежных, что кружат бураном над горами уральскими, и в Морозко, и в сватовство его. Ведь были же вчера призраки! Ведь дали они ей подарки от жениха! Почему Снежанка вдруг в сказке да волшебстве зимнем засомневалась?.. И разве не за тем она шла к тетке, чтобы та подтвердила все эти чудеса? Разве не за тем, чтобы помогла разобраться в них?

— А в детстве ты этому не удивлялась, — загадочно сказала Марейка, а кот ее согласно мяукнул.

— Просто у меня слишком развито было воображение, — улыбнулась Снежанка, щедро намазывая белый хлеб вареньем. Слизнула каплю, что едва не упала на стол, а потом отпила чая, наслаждаясь его травяным привкусом. — Что, конечно, не отменяет того факта, что вижу я странные вещи… и вещи эти, судя по всему, видят меня.

— Небось, с подарёнками уже приходили…

После этих слов старуха еще тревожнее и тоскливее сделалась. И откуда-то вой донесся — кажется, со стороны леса, что раскинулся сразу за избой и тянулся в сторону Верхней Луки, деревни, откуда родом были все пять сестер Болышевых, младшей из которых и была Марейка.

Снежанка так и застыла со своим куском хлеба, до рта его не донеся, и фиолетовые капли черничного варенья все-таки расцвели на скатерти, словно васильки лесные.

— Я-то знаю, знаю, что тут, в Шубино, зима вытворяет, — снова раздался каркающий скрипучий смех Марейки, — ведь Морозко прежде и ко мне сватов засылал, да вот не сладилось у нас. Не была никогда я верной да правильной, завсегда озорная да шебутливая… отец меня ох и порол всякий раз, когда с новым парнем на сеновале ловил… Не сложилось, доча, так-то… Да и ждал он не меня, другую, я сразу как-то это почувствовала. А не любой я не хотела быть…