Магистр ее сердца (СИ) - Штерн Оливия. Страница 8

И в карете снова воцарилась неприятная, вязкая тишина, прерываемая лишь стуком подков по мостовой и едва слышимым скрипом рессор.

Их привезли к двухэтажному дому, сложенному из темного камня. Мариус выбрался, не говоря ни слова, подал руку Альке — пальцы его показались ей непривычно холодными — а потом застыл, задрав голову, стоя перед ажурными воротами, разглядывая дом.

Алька молча стала рядом. На первый взгляд, этот дом казался совершенно заброшенным, но не обветшалым. Даже окна не были заколочены. От ворот к парадному подъезду вела широкая дорожка, посреди которой замерзла изрядных размеров лужа. Тонкий ледок чуть припорошен снегом. Ну и розовые кусты на клумбах разрослись просто до неприличия, словно черные чудовища, шипастые, когтистые. А так — просто дом. Большой, богатый. Двери высокие, потемневшие от старости, покрытые резными орнаментами. Наверное, здесь жил какой-нибудь аристократ. Или очень богатый купец.

Она вздрогнула, услышав, как Мариус едва слышно смеется. Он посмотрел на нее — а темные глаза казались совершенно больными.

— Что? — спросила она.

Но Мариус лишь мотнул головой, затем порылся в кармане форменного, с золотыми шнурами, сюртука магистра.

— Идем, здесь есть калитка. А его величество расщедрился на ключ. Не догадываешься, чей это дом, Алайна?

— Нет, — она растерялась, — откуда мне знать? Возможно, опального аристократа?

— Ну да, конечно… Будет король раздавать владения опальных аристократов, как же… — он мягко взял ее за руку и повел вдоль ажурной ограды, продолжая говорить при этом, — где-то здесь… Ну, точно. Я хорошо помню.

— Это… дом твоих родителей? — догадалась Алька, семеня следом.

— Нет, разумеется, — снова непонятный смешок, горький, исполненный сарказма, — это дом прежнего Магистра Надзора, Алайна. Его величество отрядил нам дом, в котором жил живой труп, увязший в магических потоках, которые сам же и создал.

— Я думала, что Магистр жил в резиденции Надзора, — пробормотала она, стараясь успеть за Мариусом. Шел тот довольно быстро.

— Он в резиденции работал и занимался магическими изысканиями. А время от времени удалялся к себе. Порталом, разумеется. И я бывал у него дома. Я ж был ему как сын…

И умолк. Потом резко остановился, Алька поняла, что добрались до калитки. Мариус ловко открыл замок, снова протянул ей руку.

— Идем, моя маленькая птичка. Прости, что не могу вернуть тебя в Роутон. Но, похоже, там теперь небезопасно. Мне еще сюда надо перетащить Марго, Робина, Эжени…

— Ты оставишь дом пустым? — прошептала Алька, и внутри все снова сжалось. Отчего такое решение? Да что ж происходит-то?

— Лучше обветшалый дом, чем смерть тех, кого я считаю семьей.

Под подошвами тихо захрустел гравий, Алька шла вслед за Мариусом прямо к парадному. Она еще раз окинула дом взглядом. Дом как дом, ничего особенного. Попыталась прислушаться к своим ощущениям — тоже ничего. Ни дурного предчувствия, ни страха. Ни-че-го.

— Мы все здесь вымоем, — сказала она, — Мариус, теперь ты магистр. Ничего странного в том, что тебе отдали этот дом.

— Вы здесь ничего мыть не будете, — буркнул он, — мыть будут нанятые работницы. И стирать тоже. Ты — моя невеста, и можешь заниматься тем, что будет тебе приятно. Ты говорила, что любила рисовать — рисуй. Хочешь вышивать — вышивай. Твоя забота — чтобы я хоть чему-то радовался, приходя вечером со службы. А самое главное — ты должна мне верить.

Они поднялись по ступеням, Мариус потянул на себя бронзовую дверную ручку. Петли скрипнули, и двери легко открылись. В лицо дохнуло затхлым, застоявшимся воздухом. Но внутри не было темно, сквозь окна в холл лился блеклый зимний свет. Алька обратила внимание, что пол был выстлан старыми дубовыми досками. И лестница, ведущая наверх, была сделана из старого крепкого дуба.

— Идем, — твердо сказал Мариус, — посмотрим на новые владения. Хотя как по мне, так лучше бы жить где-нибудь в другом месте.

Альке показалось, что он немного смягчился, и все же спросила:

— Мариус… что тебя так разозлило на том совете?

Он помолчал. Из холла потянул ее направо, повел по коридору. Дом не успел отсыреть, при прежнем магистре здесь хорошо топили, и оттого прекрасные деревянные панели пребывали в великолепном состоянии.

— У меня есть для тебя две новости, — наконец нехотя сказал Мариус, — и обе плохие. Какую желаешь услышать первой?

Пока Алька раздумывала, какую гадость ей хочется услышать больше, они дошли до кухни и комнат прислуги. Кухня оказалась просторной и удобной. Посреди помещения возвышалась большая печь, на стене, на крючьях, были развешаны огромные, начищенные до блеска сковородки. С деревянных полок выглядывали круглые бока кастрюль.

— А что важно для нас? — наконец решилась Алька.

И тут, на пороге кухни, она поняла, что попалась в очень крепкие объятия Мариуса Эльдора. Он прижал ее к себе спиной, уткнулся носом в макушку, глубоко вдохнул.

— Для нас… Все важно, птичка. Король запретил нам жениться ближайшие два месяца.

Алька чувствовала сквозь шубку, как Мариус мягко гладит ее по животу.

— Молчишь? — тихо спросил он, — обиделась на меня? Если ты только скажешь, то я окончательно разругаюсь с нашим монархом, но на тебе женюсь завтра же.

Она закрыла глаза, откинулась спиной назад, позволяя Мариусу себя придерживать почти на весу. Так вот отчего он был не в себе. Не знал, как завести речь о том, что придется отложить свадьбу… Алька едва не рассмеялась. Как жаль, что рядом не было матушки, которая бы сразу объяснила, что порой мужчины себя ведут хуже, чем дети.

— Это такая мелочь, — прошептала она, прижимаясь всем телом к Мариусу, — два месяца… Такая ерунда.

— Я о тебе беспокоюсь, — в его голосе скользнули растерянные нотки, — Алайна…

— Но я с тобой не потому, что мечтаю стать женой магистра. Я сама так захотела.

— Видишь ли, маленькая… Эрифрейское общество не поймет. И не оценит, если молодая незамужняя девушка будет жить в одном доме с неженатым мужчиной.

— Но я ведь жила в Роутоне.

— На роли служанки, милая.

— Ну так… здесь можно ведь так же? И ты не обязан отчитываться.

Он развернул ее к себе лицом так быстро, что Алька ойкнула. Уперлась локтями ему в грудь, быстро сообразила, что проще сдвинуть с места скалу.

— Нет, здесь так нельзя, — он пристально рассматривал ее, взгляд гулял по лицу. От глаз — к губам. Обратно. — мне проще стать твоим опекуном. Возможно, так будет правильно.

Алька не выдержала и прыснула от смеха. Мариус? Опекун? Почему-то всегда она в качестве опекуна представляла себе убеленного сединами дедушку, но никак не мужчину, едва ли достигшего тридцатилетнего возраста.

И не успела даже отвернуться, когда он быстро наклонился вперед и впился в ее губы поцелуем. Отнюдь не нежным. Очень даже напористым, почти агрессивным. Подчиняющим. Алька зарылась пальцами в густые волосы Мариуса, повисла на нем — потому что ноги не держали. И мельком подумала, что ей нравится… Да, нравится, вот так подчиняться ему. Нравится чувствовать себя слабой. Нравится позволять проделывать с собой все это.

Он целовал ее долго, стряхнул с плеч шубку, сильные руки гуляли по спине, по шее, опускаясь ниже, выписывая огненный узор страсти. И Алька поняла, что ей всего этого мало. Она запустила руки под расстегнутый сюртук, царапнула по приятно-твердой груди сквозь рубашку, а затем, понимая, что они уже на этом не остановятся, просто дернула воротник в разные стороны. Пуговицы посыпались на пол, звонко, подпрыгивая, и наконец она ощутила под пальцами горячую гладкую кожу. Провела по бугристому шраму, что наискосок. Тот самый, который не раз уже покрыла поцелуями. Откинулась назад, когда Мариус прикусил кожу на шее. И всего этого все равно казалось мало. Она не понимала, почему именно этот человек имел такую власть и над ее мыслями, и над телом.

— Мариус… — выдохнула прерывисто, — пожалуйста…

И все равно, не смогла сказать это вслух — возьми меня. Прямо здесь. Сию минуту.