Магистр ее сердца (СИ) - Штерн Оливия. Страница 9
Но он понял. Оторвался от нее, с присвистом втянул воздух, а потом молча подхватил на руки и широким шагом двинулся куда-то вперед, а потом вбок, толкнул дверь. Алька встревоженно завертела головой. Светлая комната. Платяной шкаф, резной весь. Трюмо на гнутых ножках, большое овальное зеркало. И кровать, застеленная светло-серым шерстяным покрывалом.
— Для гостей, — хрипло пояснил Мариус, — тут чисто, не беспокойся.
Еще через мгновение Алька попросту утонула в перине. Она вскрикнула, когда Мариус решительным движением задрал ей юбку, а потом сама раздвинула ноги. Ей хотелось быть ближе к нему, ближе, чем это даже возможно. Он дернул шнуровку на лифе платья, на миг холодный воздух пощекотал обнаженную кожу — и прохлада тут же сменилась огненными касаниями.
Алька застонала, обнимая его ногами. А Мариус все целовал ее — в губы, в шею. Прихватывая зубами грудь, до сладкой боли, до невыносимо приятных спазмов, рождающихся где-то внутри, вместе с каждым его движением. Она кричала и царапала ему плечи. И все мысли — плохие, хорошие — все куда-то делось. Даже говорить не осталось сил.
Мариус молча обнял ее и снова прижал к себе. Несколько минут прошли в безмолвии, а потом он вдруг сказал:
— Плохой из меня опекун, птичка. А ты так и не узнала вторую неприятную новость.
— Ну, первая оказалась не такой уж и страшной, — говорить не получалось. Только мурлыкать, как довольная нагулявшаяся кошка.
— Вторая хуже, — горячий шепот обжег ухо, — на границе, там, где пролегала Пелена, убиты люди. Фаэр утверждает, что его убили те, кто из-за Пелены.
Алька сжалась в комок, мгновенно вываливаясь из сонного блаженства. Нет-нет, это невозможно. Сантор не стал бы. Или стал? Она ведь совсем не знала того, кто был ее отцом.
— Прости, я тебя опечалил, — продолжил Мариус, — но уж что есть. Поэтому я собираюсь всех перевезти в Эрифрею, тут будет спокойнее.
— Я не верю Фаэру, — прошептала Алька, — не верю. Он… отвратительный какой-то, скользкий тип.
— Понимаю. — Он мягко гладил ее по голове, потом ласкающие движения перебрались на шею, — но люди убиты. Кем убиты, мне тоже не совсем ясно. Однако, король наш Фаэру доверяет…
И задумался о чем-то.
— Мне очень хочется проведать Авельрона, — попросила Алька, — ты ведь… ничего плохого с ним не сделаешь?
— Конечно, нет. Зачем мне это, — ответил Мариус.
— Тогда… Когда его можно увидеть?
— Завтра, милая. Ты его завтра увидишь…
Внезапно Мариус умолк. А еще через мгновение с его руки сорвалась рыжая лохматая молния, ударила в зеркало.
Звон бьющегося стекла. Осколки высыпались из рамы. Алька даже испугаться не успела, лишь обернулась и недоумевающе посмотрела на Мариуса. Тот был бледен как простыня, глаза — сумасшедшие.
— Что? Что, Мариус?
Он откинулся головой на покрывало и зажмурился. Облизнул губы.
— Знаешь… ничего. Показалось. Всего лишь показалось.
…Но, конечно же, Авельрона она так и не увидела. Ни на следующий день, ни через день. Заботы закрутили так, что не продохнуть. Тем же днем, после столь плодотворного осмотра особняка магистра, они отправились в Роутон. Мариус потащил ее порталом, чтоб время не тратить. Ему для портала теперь и артефакты были не нужны, он просто разрывал пространство, делал шаг в никуда, да еще и тянул за собой Альку. И сей же миг они вываливались уже на обратной стороне. Там, куда и предполагал попасть Мариус Эльдор. Алька не могла не восхищаться тем, с какой легкостью магистр Надзора проделывает все эти манипуляции с магической энергией. У нее так не получалось, потому что, во-первых, никто и никогда не учил Алайну Ритц таким магическим штукам, а во-вторых, похоже, она и не чувствовала магическую энергию так, как Мариус. Все было по-иному, глубоко внутри, да и то — странное, непонятное. Эти мерцающие звездочки на бескрайнем черном бархате. И она так и не сказала Мариусу про ожившую бабочку, как-то подходящего момента не случилось. Но, как бы там ни было, Мариус притащил ее порталом обратно домой, туда, где под снегом тихо спали старые яблони, а особняк напоминал окаменевшего дракона, свернувшегося клубком. В лицо сразу дохнуло холодом, хлестнуло ледяным ветром, вышибая слезы. Все-таки Эрифрея куда южнее, зимы там мягкие.
— Надо сказать им, чтоб собирались, — Мариус быстро зашагал к дому, сунув руки в карманы. Прямой, плечи расправлены. И тот самый белый шрам, многоножка, спрятался под поднятым воротником сюртука.
Алька молча шла следом. Ей совершенно не хотелось уезжать. Не потому, что боялась жить в особняке бывшего Магистра, а потому, что привыкла к стеклянной тишине этого дома, и этого сада. Внезапно все здесь стало близким, родным, и, уезжая, все равно что кусочек от сердца отрывала.
Но она понимала, что Мариус прав. Если на границе погибли люди… А от Роутона до земель за Пеленой рукой подать… То лучше перебраться в столицу. Все равно ведь Мариус теперь будет работать там, в резиденции Надзора, и постоянно ходить во дворец на совещания. Ну и Тиба можно будет чаще навещать, что тоже хорошо.
Поэтому Алька тихо вздыхала и не противоречила. Единственное, о чем постоянно себе напоминала — не забыть ту самую вазочку, что по-прежнему стояла в ее комнате.
Они вошли в дом через черный ход. С кухни доносился звонкий голос Эжени, которому вторил дребезжащий, надтреснутый голос Робина. Пахло печеным мясом, и у Альки заурчало в животе — как-то так получилось, что кроме утренней чашки кофе с бутербродом она сегодня ничего и не съела. Мариус покосился на нее, покачал головой и решительно потащил за руку в кухню.
Там, оказывается, собрались все: старики, Эжени, Эндрю.
Марго и Робин сидели за столом, где на блюде возвышалась пирамида из румяных плюшек. Марго вязала, спицы так и мелькали. Робин попивал чай. Эндрю сидел на подоконнике и с выражением полного умиротворения на широком лице наблюдал за тем, как Эжени ловко рубит зелень.
— Вечер добрый, — сказал Мариус, — сидите, сидите. Не нужно подскакивать. Эжени, накорми мою невесту. Да и я не прочь перекусить.
Он подвел Альку к столу, помог подвинуть стул, а сам уселся напротив, рядом с Робином.
— Ах, ниат Эльдор, — Эжени уже ставила тарелки, — вы заморите голодом нашу Алечку. Посмотрите на нее, она и так прозрачная. Ей же теперь летать не нужно… А так-то ветром сдует, и ищи-свищи…
— Не нужно, да, — согласился Мариус, пожирая Альку совершенно голодным взглядом.
И она понимала, что этот голод не имеет никакого отношения к еде.
И еще думала о том, что так у них может скоро и ребеночек родиться.
Эжени разлила по тарелкам суп, на прозрачном бульоне, где плавали желтые жиринки.
— Кушай, деточка, кушай, — поддакнула Марго, — а то и вправду ветром сдует. Как вспомню, какая ты была, когда сюда попала…
И вздохнула.
Алька опустила голову, потому что покраснела. Попала она сюда… Не при самых благоприятных обстоятельствах. О том, что было бы, не прочитай Мариус ее дело, она вообще старалась не думать, никогда больше. Но все получилось именно так, как получилось, и Алька понимала, что тогда, давно, она была для Мариуса лишь двуликой тварью. Одной из тех, что убили его семью, и кого сам он тоже привык только убивать.
— Я вот что хочу сказать, — Мариус бодро стучал ложкой, — мы переезжаем в Эрифрею. Здесь, возможно, станет опасно, и я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал.
Воцарилось молчание. Даже Эндрю привстал с подоконника, его взгляд растерянно перебегал с Мариуса на Альку и обратно.
— Что, крагхи? — первой опомнилась Эжени.
— Не знаю, — угрюмо ответил Мариус, — говорят, что крагхи. А что на самом деле — неясно. Мне это самому не слишком-то нравится, король Сантор выглядел как человек, с которым можно иметь дело…
— Это не он, — пискнула Алька, — он не стал бы…
— Это мог быть и не он. Это могли быть его подданные, — осторожно поправил Мариус, — вспомни, он ведь и всезнающим не был.