Темнолесье (СИ) - Рене Жан Кристобаль. Страница 8

Вдруг хорошо Радану стало. Мысли потекли, словно маслом смазанные. Спокойствие на волнах разум его качает. Вокруг уже нет ни изб крестьянских, ни толпы жестокой, ни помоста, на котором милая в агонии бьётся.

Лес диковинный. Буки да дубы вокруг. Птицы в кронах песни весёлые поют. Благодать! И Дея тут. Стоит, к стволу спиной прижимается. Ни ран страшных, что кипяток на коже выжигает, ни лица в кровь разбитого. Красивая у него Дея. Всем на зависть! Улыбается, руки к нему тянет.

"Иду, милая! Иду…"

* * *

Толпа сначала от Радана отхлынула, когда он на неё с кулаками полез. Потом разобрались. Поняли, что в безумие впал. Быстро и споро скрутили, связали, словно зверя лесного, что в силки попался, да оттащили под стеночку. Позже разберутся. Сейчас на казнь поглядеть охота. Чай не каждый день в деревне развлечение такое случается, а тут подряд экзекуции идут.

Когда умерла ведьма, а колдун еще хрипел, душу на последних ниточках в теле удерживая, успокоился Радан. Глаза в небо синее устремил, улыбается счастливо улыбкой юродивого, слюну изо рта пускает. Мужики, с позволения лева Антоне, в сарай бедолагу заперли, как и в прошлый раз. Очнётся, тогда за синяки свои спросят. А нет — ещё один деревенский дурачок появится. Невелика обуза. Главное, что Егерь и его подружка сдохли. Можно жить спокойно, лесных тварей не опасаясь.

ГЛАВА 8

Агнешка мала еще. Кроха совсем. Даже за стол садясь. ручками подтягивается, о края стула опираясь. Не часто малышке в последнее время перепадает счастье поесть сытно. Когда с ней сестрица жила, всё по-другому было. Миленка в услужении у богатых крестьян работала. Полы мыла, огород полола и бельё стирала. Работящая была. Хозяева щедро Миленке платили. И задаривали её от щедрот своих.

Агнешка всегда в обновках ходила. Пусть ношенных-переношенных да застиранных до дыр, но сиротам не из чего выбирать. Любая новая тряпка в радость.

А теперь, когда Миленка в лес ушла, и этого лишилась малышка. Хорошо хоть, что на их лачужку старую никто глаз не положил. Никому не нужны ни лачужка, ни Агнешка. Только побираться оставалось. На словах жалели ее, да на деле только чёрствым хлебом да плесневелым сыром одаривали. Мала ещё, чтобы как Миленка до седьмого пота работать, да между делами похоть хозяйских сыночков тешить, подарки щедрые получая. Что взять с худышки шести лет от роду?

Была у Агнешки мечта. Тайная. Если кто узнает — задразнит до слёз. Не верила она, что Горан сестрицу снасильничал. Не верила, что убил жестоко. Даже на похороны не пошла. Убежала на околицу. В старом заброшенном доме пряталась, пока селяне невесть кого, на Миленку похожую, хоронили.

Ещё была у Агнешки тайна. Да такая, за которую святоши на ведьмин трон посадят, даже оправдаться не дадут.

* * *

— Иди отсюда, мразь! Хватит лыбиться!

Агнешка, что через забор во двор заглядывала, детским смехом привлечённая, голову в плечи от страха втянула, и бросилась вниз по улице. Сынок Бояна, зря что двенадцати лет от роду, ростом да статью иным мужикам не уступает. Все деревенские мальчишки его боятся. Кулаки тяжёлые у Здзислава, а нрав как у дикого зверя из тех, что в Темнолесье обитают.

Агнешка уже корит себя за то, что нос свой высунула, что рискнула полюбоваться на игры весёлые. Ребятишки ей вслед улюлюкают, свистят и слова непотребные выкрикивают. Боян в кузне работает. Некому на детвору прикрикнуть.

— Ведьма!

Полено пребольно в спину ударило. Агнешка ойкнула, да припустила вниз по улице, путаясь в подоле ушитого платья. Всю жизнь её и сестрицу селяне ненавидели. И было за что. Матушка Агнешки и Миленки на ведьмином троне жизнь свою закончила. Вдовицей она была. Жила с дочкой. Да грех на душу взяла. Связалась с колдуном, Агнешку от него нагуляла. Хотели в котле и новорождённую сварить, да главный из святош запретил. Молочная сестрица с трудом Агнешку вырастила. Кормилиц на коленях упрашивала, чтобы к груди дочь колдуна приложили. Девочка росла худенькой, но здоровой. Миленку мамкой считала. Вся деревня её ненавидела, а Миленку только терпела. Но Агнешке было всё равно. Ведь другой жизни кроха не видела. И только сейчас, когда одна осталась, поняла, каково это — быть изгоем.

Не выдержала. Слёзы из глаз брызнули от обиды. Когда до реки добежала, ревела уже в три ручья. Умыла личико, пошмыгала носиком-картошкой, и по берегу вверх по течению зашагала. Вот уж последние дома из виду скрылись. На том берегу Темнолесье к самой воде подступает. А Агнешке не страшно. Она людей боится. А Темнолесья — нет.

А еще ждёт Агнешку тайна. С полчаса вдоль реки шла. Куст знакомый она уже издали приметила. Сразу за ним валун большой, что круглые бока в речке моет. Агнешка привычно на него взобралась, уселась, поёжилась от брызг ледяных. Хоть и холодно крохе, хоть и платьишко насквозь водой пропиталось, но на душе спокойно. И минуты не прошло, как на той стороне между деревьев светлое пятно мелькнуло. Вышла на берег Миленка, улыбнулась ласково сестрице. Агнешка сидела, коленки обхватив, но, увидав Миленку, на ноги вскочила. Все печали позабылись. Уж в третий раз сестрица её сюда зовёт. Странно так зовёт. Голос Миленки в голове звучит. Поначалу боялась кроха. Не рисковала из деревни отлучаться, но потом решилась. И не пожалела нисколько. Сестрица всё в том же платье, в котором в лес ушла. Лицо румяное да весёлое. Правильно Агнешка не верила в её смерть. В первый раз совсем немного поговорили. Грустила Миленка по Агнешке, но к себе не подпускала, да и сама через реку не перебиралась. Только наказала никому об их встрече не говорить и отправила обратно в деревню, пока сенельцыне вернулись, что с солдатами в лес ходили, чтоб Горана поймать, обратно не вернулись.

Второй раз Миленка позвала сестрицу ночкой тёмной, сразу после казни колдуна. Кроха ни секунды не колебалась. Бежала всю дорогу. Хорошо, что луна светила ярко, а то бы споткнулась Агнешка, да ногу бы сломала. Миленка уже ждала её на берегу. Агнешка многое хотела рассказать сестрице, тараторила без умолку, на детвору, что прохода ей не даёт, жаловалась, про казнь колдуна рассказывала, домой вернуться просила. Миленка с улыбкой слушала, не перебивала. Понимала, что выговориться сестрице надо. Потом спросила:

«Агнешка, ты и правда хочешь, чтобы я вернулась к тебе?»

Девочка так закивала, что казалось, голова от тонкой шеи вот-вот отвалится.

Миленка улыбнулась довольная, потом сразу посерьёзнела.

«Тогда я тебе кое-что расскажу…»

Но рассказать ничего Миленка не успела. Заозиралась, будто прислушиваясь к чему. Теперь и Агнешка услышала. В стороне деревни какой-то зверь кричал.

«Чу…ха!»

Виновато улыбнулась Миленка, строго настрого приказала не сходить с тропинки и в деревню возвращаться, а сама за деревьями скрылась. Показалось Агнешке, что там, в чаще, её какой-то зверь дожидался. Но потом решила, что привиделось ей. Усталая обратно вернулась. Когда вверх по улице к лачужке своей семенила, увидела, как Радан, офицер королевский, в одних подштанниках да с палашом в руке в дом свой заходил. Странным это сиротке показалось, да не придала значения особенного. Ведь Миленка вернуться обещала! Душа Агнешки от радости пела, улыбка несколько дней личико озаряла. И казнь Деи и Егеря, и безумие Радана были ей безразличны. Какое ей дело до деревенских и городских, когда сестрица вернуться обещала?

И вот, на следующий день после казни, средь бела дня, позвала её Миленка. Кого другого после историй с Гораном хватились бы, да и вообще мамки за порог бы не пустили, но не Агнешку. Не было у неё мамки. Только Миленка, которая сейчас весело поверх струй речных на неё смотрела.

«Ну что? Хочешь, чтобы вернулась я?»

«Хочу! Конечно хочу!»

Агнешка кивает. Чуть с камня не упала, пританцовывая на радостях.

«Тогда слушай. В лес меня Горан завлёк, убить хотел. Да защитница нашлась! Фея добрая. Зовут её Стешка. Она чистые души от зла спасает! Вот и меня спасла!