Внеклассное чтение. Том 2 - Акунин Борис. Страница 4

– Э, зачем про этих говорить? – досадливо махнул рукой Сысой. – Какая может быть любовь, если людей не жалеешь? Я вот через жалость пропал. Сначала, чувствую, всех знакомых жалко стало: несчастных, потому что несчастные; счастливых, потому что счастье их когда-нибудь кончится. Дальше – хуже. Бизнесменов, с кем дела вёл, жалеть начал. Обвожу их вокруг пальца, делаю, как последних лохов, а прежнего кайфа нет. Жалко. Тогда-то я от менеджмента и отошёл, траст создал. Не разориться испугался – жалко стало людей, которые на меня работают. Куда денутся, на что жить будут? И пошло-поехало. Бедных жалко, больных жалко, детей жалко, стариков жалко, жителей Чёрной Африки жалко… Да не от случая к случаю, а всё время. Тогда и решил: уеду в тихое место, буду жалеть там человечество с утра до вечера, с перерывом только на время сна. Правда, теперь и ночью жалею – такие уж сны снятся. Потом, смотрю, человечества мне мало сделалось. Зверей сильно жалеть начал. Зачем, думаю, мы их режем, шкуры с них сдираем? Грех это. И перестал мясо кушать. А помните, как раньше шашлык, сациви любил? Рыб есть тоже не могу. Как представлю: вот плавают они такие безмолвные, пучеглазые, шевелят своими губами, а сверху их сетью, и на палубу, где им дышать нечем… Бр-р-р!

Старец передёрнулся и вдруг с тревогой спросил:

– Николай Александрович, я тут в интернете прочёл, что растения тоже боль чувствуют, тоже могут любить или ненавидеть. К одному садовнику листочками тянутся, от другого норовят отодвинуться. Как думаете, правда или нет?

– Не знаю.

– Если правда, то все, конец мне, – печально сказал Сысой. – От голода умру. Как почувствую, что капусту с морковкой жалко, тут-то мне со святыми упокой. Эх, Николай Александрович, Добро – опасная штука, если к нему приохотить человека без тормозов, вроде меня. Вы – другое дело, вы во всем меру знаете.

Эти слова, вовсе не показавшиеся Фандорину комплиментом, были произнесены уважительно и даже, кажется, с завистью. Впрочем, старец тут же просветлел, улыбнулся.

– Ничего, Господь милостив, даст пропитание. Буду йогурты диетические кушать, синтетические белки. Пшеницу тоже чего жалеть – все равно бы осыпалась. Плоды, которые не с ветки сорваны, а сами упали, тоже сгодятся. Такие даже ещё вкусней… Ну вот, поговорил с вами, и на душе легче стало. А теперь вы мне расскажите, зачем пришли.

И Николас рассказал, за чем пришёл – всю правду, без малейшей утайки.

– …Если кто-то и может мне помочь, то только вы. – Такими словами закончил он свою готическую новеллу.

Сысой насупился, долго ничего не говорил. Потом шлёпнул пухлой ладонью по столу, выругался по-грузински и вдруг превратился из святого отшельника в прежнего флибустьера.

– Шени деда! Раньше бы я вашу проблему легко решил. Узнал бы, кто на вас наехал. Если серьёзный человек – разрулил бы ситуацию. Если несерьёзный, поручил бы своему департаменту безопасности. Помните, какие были орлы? Нет их больше. Уволил, с выходным пособием. Теперь на других работают. Один Гиви со мной остался. Его куда только не звали, большие деньги давали – отказался. Тут у меня ключником служит. А сам даже в Бога не верует. Во всяком случае, это он так думает. Я бы вам его одолжил, Гиви и один много что может. Но не пойдёт он, не захочет меня оставлять…

– Но ведь прочие ваши структуры целы! Бизнес продолжается! Значит, и связи остались!

– Какие связи? – развёл руками бывший олигарх. – Говорю же, траст всем управляет. У меня и денег никаких нет. Половина дохода на благотворительность идёт, половина жене и дочке. Жена, конечно, у меня шалава, прости Господи за нехорошее слово (тут старец перекрестил рот), но она же не виновата, что такой на свет родилась. Вот и в Писании речено: «И сказал Господь Осии: иди, возьми себе жену блудницу и детей блуда; ибо сильно блудодействует земля сия, отступив от Господа». Не под силу мне вас от суетного мира защитить. Ушёл я из него, Николай Александрович. Совсем, безвозвратно.

– Значит, спасения нет?

Николас побледнел. Неужели рухнула последняя надежда? Нежели долгое путешествие из Москвы было пустой тратой времени?

– Спасение, раб Божий, всегда есть, – назидательно ответил Сысой, вновь превращаясь в святого старца. – Это я тебя в миру не могу от зла защитить, а здесь, на этом острове благости, запросто. Бери Алтын, бери детей, ставь избушку – я помогу. Будете жить да радоваться. Никто вас здесь не тронет.

Ника на секунду зажмурился, представив себе лесную идиллию.

Картина обрисовалась такая: вот он сам, в перепоясанной рубахе навыпуск, с топором в руке тешет бревно; вот Геля и Эраст, оба в лапоточках, несут корзинки с земляникой; а вот главный редактор газеты «Эросе», в платочке, с коромыслом через плечо.

– Нет, не получится, – сказал он вслух. – Алтын здесь не сможет.

– Это ничего, что она из магометан, – не так понял его старец. – Бог-то один, а всё прочее – формальности.

Идя по шоссе обратно к железной дороге, Фандорин думал о предстоящем объяснении с женой.

Очень вероятно, что она с беглым мужем вообще разговаривать не захочет. Нечего надеяться на то, что Валя успел заменить в почтовом ящике записку. Скорее всего, ассистент уже нянчит свой сломанный нос где-нибудь за тридевять земель, спешно эвакуированный Мамоной подальше от неприятностей.

Стало быть, Алтын знает лишь, что муж ни с того ни с сего вдруг устал от семейной жизни и возжелал пожить в одиночестве. Помыслить страшно, в каком она сейчас пребывает негодовании. И ведь даже позвонить нельзя – наверняка прослушивают.

Нужно будет исхитриться и найти способ подстеречь её где-нибудь в безопасном месте. Сначала она, конечно, накричит. Может даже ударить – прецеденты были. Но потом, когда он, наконец, расскажет о случившемся несчастье, они вместе найдут какое-нибудь решение.

Какое?

К прежней жизни, теперь представлявшейся утраченным раем, возврата быть не могло. Значит, выход только один – бегство.

Захочет ли Алтын с ним бежать, бросив дом, работу, родной город?

Неизвестно.

А если захочет, то куда бежать? За границу? Как это сказал храбрый капитан Волков? «За своего бандосы тебя точно порешат, я их повадки знаю. Хоть в Австралию умотай – всё равно достанут».

Вот и получалось, что здесь, в лесу, под опекой мудрого Сысоя, безопасней. Никаким бандитам в голову не придёт.

А что? Всё главное, из чего состоит жизнь, тут есть. Алтын будет воспитывать детей, он станет ассистентом у Сысоя – в конце концов, оба они занимаются, в общем-то, одним и тем же делом: помогают людям, которым трудно.

Кому из паломников нужно духовное наставление или молитва – будут идти к старцу. Кому довольно практического совета – к Николасу.

И будет у них простая, ясная, добрая жизнь. Как у Поля и Виргинии.

Сзади зашелестели шины, скрипнули тормоза. Низменные звуки цивилизации вернули Николаса к реальности.

Рядом с пешеходом остановился большой автомобиль с тёмными стёклами. Испугаться Фандорин не успел, потому что одно из них опустилось – за рулём, слава Богу, была женщина. Молодая, стильная и очень, очень красивая, это было очевидно даже несмотря на то, что половину её лица закрывали огромные сиреневые очки.

– Извините, вы местный? – спросила Венера, поглаживая рукой пышный воротник из чернобурки.

Странно, но у Фандорина возникло ощущение, что он эту красавицу уже где-то видел.

Быть может, на картине Крамского? Такой же холодный день, посверкивающий серебром мех, и прекрасная незнакомка с надменным, требовательным взглядом.

Тряхнув головой, отогнал наваждение. Должно быть, очередная паломница. Видимо, и у неё тоже стряслось какое-то несчастье, от которых, увы, не спасают ни красота, ни богатство.

– Мне бы разобраться, где я нахожусь. – Красавица беспомощно улыбнулась. – Я абсолютная топографическая идиотка. Даже не понимаю, в каком направлении еду. У меня тут есть карта, но я в ней запуталась. Не посмотрите?