Внеклассное чтение. Том 2 - Акунин Борис. Страница 6

Мужчина, сидевший сзади (тот самый, в чьём взгляде Николасу привиделось сочувствие), легко и уверенно взял магистра в стальной зажим.

– Я вас убивать не стану, – продолжила Жанна. – Живите себе на здоровье. Но долг отдавать все равно придётся. Согласна взять в уплату любого из ваших очаровательных двойняшек. Вы кого больше любите – Эрастика или Ангелиночку? Я не зверь, мне кого-нибудь одного хватит. Можете сами выбрать.

Николас забился, захрипел, мечтая только об одном – поскорее проснуться. Только теперь ему стало ясно, что все безумные события последних дней – кошмарный сон, и виноват во всем сумасшедший посетитель, назвавшийся судьёй. Это он завёл речь про заложников и про чудовищный выбор между собственными детьми. И вот нате вам, приснилось.

Но это, конечно, был самообман, защитная реакция ошалевшей психики. В следующую секунду Ника о пробуждении уже не думал – с ним случилось нечто странное, совершенно необъяснимое.

Он вдруг увидел происходящее извне, со стороны. Шоссе; мчащуюся по нему машину; в машине человек, которого держат за горло. Наблюдать за этой сценой было мучительно. Но потом он увидел ту же машину сверху – сначала в натуральную величину, потом, по мере того как точка обзора перемещалась все выше и выше, автомобиль превратился в жука, в букашку, в крошечную точку. Мир не был единым – их оказалось два: большой и маленький. В маленьком происходило несчастье, большой же сохранял величавость и равновесие. И мелькнула непонятная мысль: я могу всё перевернуть. В моих силах восстановить в маленьком мире гармонию, но тогда большого мира больше не будет. Почему то это дикое допущение – что большого мира не будет – показалось Фандорину совершенно невыносимым.

– Нет, – просипел Николас.

– Нет? – удивилась Жанна, но тут же сама себе объяснила. – А, это у вас с воображением проблемы. О! Как кстати. Сейчас продемонстрирую.

Не поняв, что она имеет в виду, Николас проследил за её взглядом.

За всё время кошмарной поездки машина в первый раз остановилась – как раз подъехали к железнодорожному переезду. Мимо с грохотом нёсся поезд. У шлагбаума других автомобилей не было, только стоял белобрысый деревенский мальчишка, держа за руль слишком большой для него велосипед. Он с любопытством глазел на роскошное авто, вглядывался в тёмные стекла, от нечего делать состроил рожицу собственному отражению и засмеялся. В ухо Николасу хмыкнул железнорукий Макс – сорванец его развеселил.

Потом раздался звонок, шлагбаум поднялся, и мальчишка, вихляя тощим задом, покатил вперёд. На спине у него подпрыгивал ранец с цветными наклейками.

– Смотрим внимательно, – сказала Жанна, трогаясь с места.

Всё дальнейшее происходило на протяжении одной бесконечной, зависшей во времени секунды.

Увидев, как бампер разгоняющегося джипа нацеливается прямо в заднее колесо велосипеда, Николас закричал и рванулся. Макс тоже охнул, зажим не расцепил, но – видимо, непроизвольно – чуть-чуть ослабил. Этого люфта в два-три сантиметра хватило для того, чтобы Фандорин в отчаянном рывке достал до руля.

Нос машины вильнул влево, едва чиркнув по велосипедной шине. И тем не менее, маленький седок полетел в кювет.

Тут охранник вовсе выпустил Николаса, оба обернулись и увидели, как мальчишка сидит на земле рядом с упавшим велосипедом, машет вслед джипу кулаком и гневно разевает рот. Слава Богу, жив!

Утконос, тоже оглянувшийся назад, невозмутимо принял прежнюю позу. Макс же коротко дёрнул подбородком, и ресницы его слегка дрогнули, а когда он снова взял шею пленника в захват, то гораздо свободнее, чем прежде.

– То же самое я сделаю с вашим славным толстячком Эрастом, – пояснила Жанна. – Только отвести руль будет некому. Доходчиво показала? Нет? Тогда исполняю на бис. В этой глуши можно хоть всё население передавить – никто не почешется.

Впереди, держась поближе к обочине, ехала целая стайка маленьких велосипедистов. Должно быть, где-то неподалёку находилась школа.

– Держи его крепче, – велела Жанна, разгоняясь.

Макс сглотнул, но приказ выполнил.

И снова Николасу было то же самое видение, только в обратной последовательности.

Сначала он увидел сверху грязный бинт шоссе, по которому шустро ползла жирная, блестящая муха. Зум дал увеличение, и муха превратилась в автомобиль. Стала видна внутренность автомобиля: четверо людей, искажённое лицо самого Ники. А потом мир сжался до размеров Никиного тела, и сделалось ясно, что маленький мир с немногочисленным его населением – Алтын, Геля, Эраст – куда важней мира большого. Без большого мира жить можно, без маленького – нет.

И Фандорин быстро сказал:

– Да. Да.

– То-то же, – усмехнулась Жанна. – И нечего про принципы болтать. У человека, который ради своих принципов не готов пожертвовать всем, нет права говорить «нет».

Свою часть сделки она выполнила – за долю секунды до столкновения с последним из маленьких велосипедистов слегка повернула руль.

Краткий миг облегчения в череде наползающих друг на друга кошмаров – вот что такое настоящее счастье, понял вдруг Николас. И в течение нескольких последующих секунд был по-настоящему счастлив – насколько человек вообще может быть счастлив.

Глава четырнадцатая.

ТЩЕТНАЯ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ

– Ваше счастье, что я спешу! – вскричал коллежский советник, видно, утратив терпение. – У нас в Новгороде с невежами поступают просто. Сейчас кликну полицейских, сволокут на съезжую да отсыпят полёта горячих. Не посмотрят, что в сюртуке.

– Вы грозите мне поркой? – недоверчиво переспросил Фондорин. – Ну это, пожалуй, уже слишком.

Раздалось два звука: один короткий, хрусткий, второй попротяженней, будто упало что-то тяжёлое и покатилось.

Откинулась крышка проклятого короба, сильные руки вынули Митю из капкана.

– Дмитрий, ты цел? – с тревогой спросил Данила, наскоро ощупывая освобождённого пленника.

Тот утвердительно замычал, ещё не вынув изо рта кляп. А когда вынул, показал на неподвижно раскинувшееся тело:

– Вы его убили?

Фондорин укоризненно развёл руками:

– Ты же знаешь, что я убеждённый противник намеренного смертоубийства. Нет, я вновь применил английскую науку, но только не палочного, а кулачного боя. Она называется «боксинг» и много гуманнее принятого у нас фехтования на колющих орудиях.

С этими словами он перевернул лежащего чиновника и коротко, мощно ударил его ногой в пах. Митя аж взвизгнул и присел – братец Эндимион один раз двинул его этак вот между ляжек, притом не со всего маху, а коленкой и несильно. Больно было – ужас.

– Зачем вы его?

– Для его же пользы. – Данила обхватил Митю за плечи, повёл назад в гостиницу. – Видишь ли, Дмитрий, на свете есть изверги, у которых разгорается похоть на малых детей. После пропажи сына я к таким особенно пристрастен, хотя понимаю, что с медицинской точки зрения они никакие не изверги, а больные люди. Одним кратким ударом я произвёл человеколюбивую хирургическую операцию, помог этому господину избавиться от плотских забот и вернуться в ряды цивилизованного общества. Причём прошла операция безо всякой боли, ибо, как ты мог заметить, твой обидчик пребывал в бесчувствии.

В сенях он ещё прибавил:

– Друг мой, не расстраивайся из-за этого безобразного происшествия. На свете много тёмного, но немало и светлого. И вот ещё что. Давай не будем рассказывать об этом маленьком случае Павлине Аникитишне, у неё слишком чувствительное сердце. Хорошо?

– Хорошо.

– Однако ты весь дрожишь. Неужто так замёрз? А ведь и в шапке, и в бекеше.

Дрожал Митя не от холода, а от пережитого страха, но разве объяснишь это человеку, который, дожив до седин, кажется, так и не узнал значения этого слова? Как, должно быть, замечательно: жить на свете и ничегошеньки не бояться! Ничего-преничего. Можно ли этому научиться или сие дар природы?

– Годами ты львёнок, но умом и сердцем настоящий лев, – сказал Данила. – Если б ты не принялся колотиться – и мычать, я поверил бы этому хитроумному безумцу и отпустил его.