История одной буддийской статуи (СИ) - Гамаюнова Светлана Геннадиевна. Страница 36

– Айя, или лучше, с учетом места и обстоятельств, Син Цы, думай о ней как о матери, а не как о богине. И иди к ней, как к матери, а не, как к самому популярному божеству Китая. Хотя вся эта история – то, как она обошлась с тобой – меня смущает.

Айя кивнула, не задумываясь о последней фразе Томаса. Они спешно догнали шедших впереди спутников.

Предположительно обитель Гуань Инь находилась на юге острова, на горе Путо Лоцзя. Местность была испещрена множеством пещер, и в некоторых жили и раньше, и сейчас. Появился первый монах, потом второй. На лицах не замечалось удивления, только характерное, ничего не значащее дружелюбие.

Айя резко остановилась и сказала:

– Пришли. Сначала я зайду. Подождите, – и шагнула в пещеру.

Айя. Свидание

Айя сложила руки, как подобает делать воспитанной китайской девушке, поклонилась, но не могла начать разговор. Слова застряли в горле. В полумраке виднелась фигура женщины, совершенно не похожая на статую. И чем-то Айя действительно была похожа на нее.

– Син Цы, присаживайся. Циновку видишь? Сейчас глаза привыкнут к полумраку. Наконец-то дождалась тебя. У тебя много вопросов, знаю. Спрашивай. Но отвечу не на все. Готовые ответы ломают тонкую структуру мира.

– Почему я? – первое, что выдавила из себя девушка и услышала спокойный ответ:

– Ты была рождена для спасения. Ты не принесешь ни новое учение, ни новые знания. Ты принесешь свою кровь и свои гены. Все дело в твоей крови и генах.

– Так ты заранее знала, что случится с миром.

– Нет, просто это был один из вариантов. Кстати, Чингисхан и его потомки еще тогда хотели уничтожить все население Китая. Они уничтожали города и людей, ровняли их с землей и засевали ячменем для корма многочисленных лошадей. И страны не стало бы еще в 13 веке. Я отстрочила неминуемое, вложив слова мудрости в уста его ближайшего советника Елюй Чуцай. И он уговорил Чингисхана, что полезнее получать дань от трудолюбивого населения, чем использовать такую огромную территорию как пастбища. Так что тогда народ удалось спасти, но не сейчас. Мир много раз погибал, возрождался, и возродится опять. Я отдала тебя отцу, чтобы Чингисхан узнал о тебе, возжелал. Все получилось так, как получилось.

– Но я бы и тут, у тебя на острове, согласилась бы уйти в самадхи, – горько проговорила Айя. – Мне не хватало матери.

– Так должно было быть и стало. Он, Темучин, хотел не только тебя, но и эликсир продления жизни. Жалел потом, что всех монахов убил. Горяч был, скор на решения, когда взбешен. И он не дошел сам до нашего острова, умер раньше. Только его потомки добрались.

– Отца жалко.

– Жалко. Жалко и его, и шесть миллиардов жизней, что двести лет назад унесла болезнь и сами люди, убивая друг друга в диком озверении. Думала – сама умру. Весь мой эгрегор разрушился. Люди, верящие во что-то одно общее неизбежно создают, как говорят в Европе, общее коллективное бессознательное, или свой эгрегор. Все, кто возносил мне молитвы и чьим дыханием жила, все ушли. Я ослабла, Син Цы. Хорошо, что ты жива. Все начнется опять – и жизнь, и учение. Но как это произойдет – не знаю, пока плохо вижу будущее. Пригласи Томаса. Хочу познакомиться с ним лицом к лицу.

Айя удивилась столь скоротечной беседе. Не так ее представляла. Вспомнила Мэгги, как она обнимала ее и плакала при прощании. Но послушно выглянула и позвала парня.

Томас зашел, обезоруживающе улыбаясь.

– Здравствуйте,– проговорил он спокойно, без всякого подобострастия.

– И тебе здравствовать, человек, который нарушил предвидение.

Но Томас не был бы собой, если бы вдруг начал разговаривать с чрезмерным почтением.

– Чем это нарушил? – ответил он без всякой робости в голосе и вполне напористо и продолжил. – Тем, что не дал возможность Чингисхану, вернее, его реинкарнации, встретиться и окрутить Син Цы? Не отдам ее никому. Пусть вы хоть тысяча раз богиня.

– О, какой догадливый и бесстрашный. С чего ты решил, что я против?

– Я же нарушил предвидение, а значит – неугоден. Или нарушать – это правильно? – и Томас весело улыбнулся, глянул на погрустневшую Айю и шагнул ближе к ней.

Богиня качнула головой и тоже улыбнулась, но не совсем искренне, как показалось Айе.

– А если я заберу Син Цы к себе на остров в монастырь? Как тебе перспектива? Тут останешься? Чем займешься? Рыбу для монахов с дрессированными бакланами ловить будешь?

Томас на некоторое время замолчал, но потом заговорил:

– Чем заняться – я не мог планировать, не зная ситуации. Ее нужно увидеть изнутри, а потом решать. Но кое о чем догадывался. Например, был уверен, что вы не планировали монастырь для дочки. Монашки не рожают. Сначала было подумал, что ее кровь просто предназначена как основа для сыворотки от болезни, но потом предположил, что роль Айи более значимая.

– Ее зовут Син Цы, – поправила богиня.

– Была Син Цы, а сейчас скорее Айя. Так вот, раздумывая о ней, я понял еще одно ее предназначение.

Томас повернулся к девушке и, не стесняясь присутствия богини, обнял ее за плечи.

– Айя, потерпи, может, это будет неприятно услышать, но ты должна знать. Я предположил следующее:

События двухсотлетней давности катастрофичны. Населения нет, страны нет, а самое главное – нет целой огромной расы. Той, которая составляла большую часть ваших почитателей, вашей паствы и, соответственно, эгрегора. Боги часто вынуждены отдавать своих детей для спасения многих. Как Саваоф из семьи Ноя возродил человечество, так из детей Син Цы вы планируете восстановить – не знаю, как правильно сказать, кого: китайцев, монголов, японцев – мелко, думаю, всю монголоидную расу.

Айя и даже богиня напряглись. А Томас, все так же улыбаясь и крепче прижимая девушку к себе, продолжил:

– Все хотел попросить Мейсена показать расшифровку ДНК Айи. Но он бы все равно не дал. Я ошибаюсь, или у нее имеется участки ДНК пяти азиатских дочерей Евы:

A — Айгуль

С — Чулпан

I — Ильмира

D — Диляра

W — Венера

Не так ли ? Участи ДНК всех этих недостающих сейчас гаплогрупп. Айя у нас – азиатская митоходриальная Ева. Ученые больше любят название “удачливая мама», «Luky mother». Я немного интересовался ДНК-генеалогией. Без нее историку сейчас никак нельзя. Только для отца этим детям предполагался Мейсен, как человек, который получит силу Чингисхана. Если не прав, бросьте в меня камень.

Тишина после слов парня ударилась о своды пещеры, прокатилась болью каждого и прервалась горьким плачем.

Айя заплакала, горько и навзрыд, закрыв лицо руками. Заплакала первый раз с момента, как очнулась в саркофаге. Да и в той жизни она плакала только в самом глубоком детстве. У нее появились слезы. И они потекли от осознания, что она не любимая дочь, не человек, она – носитель того, что сейчас называют гены. Она просто сосуд, который избрали, которым вертели, играли в свои игры боги, отец, Чингисхан.

Томас повернул ее к себе, обнял сильнее, целовал волосы, гладил, утешал.

– Успокойся, маленькая. Никогда не видел, как ты плачешь. Успокойся. У нас будут обычные дети. Наши дети, а не носители будущих свойств целых наций. Мы будем их любить, целовать, баловать, учить радоваться. Будем жить, Айя. И я не пойду просветляться в момент, когда буду тебе нужен. Ну, ее, эту Син Цы. Люблю тебя. Люблю, Айя. Станешь моей женой?

Она кивнула, прижалась к парню, но плакать не перестала.

Богиня потирала большим пальцем о средний, а другая рука ее перебирала хрустальные четки.

– Жаль, резко судишь, Томас, резко. Молодой, не мудрый. Жаль. Любишь, значит? Любить одного человека иногда тяжелее, чем целый народ.

– Вы благословите нас?– скорее утверждающе, чем прося, сказал, парень.

– А тебе оно нужно, благословение?

– Син Цы нужно, – сказал Томас и потерся щекой о макушку девушки.