Давай поиграем, дракон! (СИ) - Тараторина Даха. Страница 35

Леонард не смотрел, не слушал, не думал об этом.

Цель одна. И до неё осталось совсем немного.

Шаг, шаг, прыжок! Человек впечался бы в стену, расквасил нос и тут же пришёл в себя, но дракон снёс дверь с петель и в мгновение ока оказался рядом с холодеющим, лёгким, невесомым телом.

— Я здесь! Ты слышишь? Пижма! Я здесь!

Он схватил её за руку и прижал к губам, а потом оказался в каком-то новом, незнакомом мире, глядя в чуть изменившуюся, но уже слишком хорошо знакомую спину.

— Ну же, посмотри на меня!

Но она не узнавала. Напуганная, неловкая, отличающаяся от привычной уверенной в себе Пижмы, как Леонард от покойного брата, она бежала, спотыкаясь, теряя равновесие, стирая грязь со стен домов в переулке светлыми рукавами платья. И дракон с ужасом понял, что, если она сбежит, всё закончится. Не будет больше ссор и крепкого рукопожатия примирения, не будет непослушных, лохматых волос, не будет нарочито грубых шуток и щербинки между зубами, которая словно нарочно привлекает к себе внимание, когда Пижма улыбается. Нет, не улыбается. Она всегда ухмыляется: саркастично, ехидно, горько… Но он должен сделать эту улыбку искренней.

Леонард бросился следом, не думая о том, как погоня за беззащитной женщиной выглядит со стороны и чем может закончиться.

— Мужчина, отстаньте от меня немедленно! — возмутилась Пижма, ускоряясь.

— И не подумаю! — преследователь бежал возмутительно ровно и даже не запыхался, в отличие от неё.

— Чего вам надо? Белый день на дворе, никто вам не позволит меня изнасиловать, а денег всё равно нет! — она на ходу вывернула глубокий карман платья, демонстрируя прореху, свидетельствующую не только о пении финансами военно-патриотических песен, но и о её полнейшей несостоятельности как хозяйки.

— Во всех мирах у тебя мысли только о том, что у меня ниже пояса! — дракон обиженно одёрнул тунику. — Я, может, поговорить и познакомиться поближе хочу!

— Я с вами уже достаточно познакомилась: вы мне не нравитесь. Отцепитесь немедленно или я закричу!

— Пижма, кончай дурить! Ты же прекрасно, знаешь, кто я! Ты должна чувствовать!

О, она чувствовала! Она ещё как чувствовала дурманящий запах ромашки, исходящий уже не от мужчины, а от чего-то, что находилось намного ближе, словно воспоминание о давно забытом сне, который всё никак не удаётся ухватить за хвост. Причём хвост этот почему-то казался ей чешуйчатым. И чем ближе, чем реальнее становился мужчина, тем более далёкой и неправильной начинала казаться вся её жизнь, пронёсшаяся точно за десять минут.

Покрывались рябью, тускнели неправильные решения, исчезал в беспамятстве бывший муж, которого она, кажется, любила больше всего на свете. А теперь… Каким он был? Как сделал предложение? Какую обувь носил? Она не помнила. Да и помнила ли раньше или просто не задумывалась?

Рука метнулась к бедру в поисках оружия: защитить, обезопасить привычное бытие, не дать вернуть себя… Куда? Где было её место, если не здесь?

Внимательная мама, подарившая ей столько заботы, сколько Пижма никогда не видела в реальном мире…

В реальном? Тогда этот — какой? Нет, нет, нет! Этот мир правильный, он настоящий! Она здесь счастлива! Или всё-таки нет?

Она бежала всё уверенней, привычней, то отрываясь от погони, то неосознанно подпуская ближе и путаясь в водовороте собственных мыслей. Что из происходящего реально? Семья, не желающая с ней разговаривать? Презирающая непутёвую дочь мама? Мужчина, способный превращаться в дракона и читающий рассохшиеся книги по ночам?

Нет! Нет, это всё неправильно! Она выбрала свою вселенную, она приняла решение! Здесь у неё была дочь. Разве сумеет она променять своего ребёнка на сколь угодно прекрасное приключение?

У неё есть дочь. Точно, есть. Только… как её имя? И какого цвета у неё глаза?

Леонард не сдавался, мчался следом так отчаянно, словно догонял собственное сердце:

— Пижма!

Женщина закричала, закрывая уши ладонями. Она дёрнула на себя дверь ближайшего подъезда и взлетела по ступеням. Первый этаж, второй, третий… На девятом выход на крышу, благо, открытый. Она выскочила на площадку, вдыхая почему-то затхлый воздух, не способный наполнить лёгкие.

— Пижма, пожалуйста! Ты нужна мне! Прошу тебя, вернись!

— Как зовут мою дочь?!

По её щекам текли слёзы. Нет, она не захлопнула за собой чердачную дверцу. Потому что в том миг, когда Пижма поднялась на крышу, она вспомнила, почему жизнь всегда казалась ей картонной. Потому что её никогда не было. Всего лишь глупое испытание, шутка всесильных колдунов.

— Как её имя?!

Леонард остановился, не решаясь приблизиться к замершей на самом краю крыши женщине. Он проговорил шёпотом, но она услышала, ведь настоящий Леонард стоял рядом и держал её за руку, а не топтался в десяти метрах, прикрывая лицо от бросающегося пылью ветра:

— Я не знаю.

Пижма отвернулась, посмотрела вниз: мир съёживался, сворачивался и падал в небытие. Он был создан для неё. Из страхов и фантазий одинокой девчонки, которая никогда не признавалась, но очень хотела быть такой, как все. Что останется от этого неправильного, сотканного из неосознанных желаний, но всё-таки её мира, когда она исчезнет?

В руке появилась длинная острая спица, украшенная удивительно тонкой резьбой. На эту спицу маги-эстеты нанизывали крохотные закуски на приёме в совете. Это она знала, а имя своей дочери — уже нет.

Горячее и мокрое соскользнуло с подбородка и капнуло на вытянутую вперёд ладонь.

— Я тоже, — хрипло проговорила она прежде, чем проткнуть кожу остриём.

Она очнулась в объятиях Леонарда. Сжимающий её плечи изо всех сил, зажмурившийся, он казался сильнее и увереннее, чем за всё время их знакомства: держал своё и не собирался отпускать. Пижма провела по лицу тыльной стороной ладони, стирая слёзы. Она плакала? С чего бы? Как будто упустила что-то важное, но что?

— Всё закончилось? — она неуверенно пошевелилась в руках дракона.

Открыв сначала один, а потом второй глаз, удостоверившись, что страшное и правда позади, Леонард только крепче прижал её к груди:

— Кажется, да. Они впихнули тебя сюда одну. Я очень испугался.

— Я тоже, — девушка поправила съехавший рукав платья. — Только ни черта не помню. Но, если я здесь, значит, полоса препятствий пройдена?

— Хочется верить. Пойдём отсюда.

Ветви Изначального Древа осторожно, как кокон гусеницу, оплетали её тело. Пижма высвободила руку, и они сразу разошлись в стороны.

— Постой! Есть ещё кое-что, что я должна сделать.

Пижма поймала ускользающую ветку, очень надеясь, что делает всё правильно, и что Ленора, раздавая указания, ничего не напутала. Девушка задумчиво вытянула губы трубочкой: до чего же глупо она сейчас смотрится! Но всё равно, как учили, прижала ко лбу тончайший зелёный лист и вытащила из самых дальних уголков памяти день, о котором предпочла бы забыть как можно скорее: ужас и бессилие, тёмное сырое помещение, наполненное не стоящими без дела пыточными инструментами, старика с мёртвыми голодными глазами, замахивающегося плетью на беззащитную, скованную жертву…

Ленора не могла предусмотреть всё, но она отлично знала людей: совет магов захочет увидеть, что творится в голове у иномирянки. И, если подгадать момент, она сможет показать им то, что покажет истинную сторону Ювеналия.

Председатель, мгновенно вспомнивший нужное заклинание, попытался поскорее распылить магическое окошко, но недооценил любопытство коллег. Зинерва лишь высвободила из боа костлявую руку, обтянутую смуглой кожей, и старик рухнул на пол, отбиваясь от подскочившего помочь Лоренцо.

— Ювеналий, неужели вы и правда способны на столь ужасные вещи?! — как можно громче возмутилась Ленора с похвальной реалистичностью отыгрывая удивление.

— Ты пытался покалечить нашу невестку?! — бросился с кулаками дядя Сэм, чуть медленнее нужного, чтобы другие мужчины успели его остановить. — Держите меня семеро! Нет, правда, держите меня. Вот ты держи за эту руку, а ты за ту. Вот так. Ты, злобный тиран! — забился он уже в руках доброжелателей.