Падь (СИ) - Штиль Жанна. Страница 28

Его сиятельство принюхивался, словно зверь.

— Сладко пахнешь.

Его взгляд медленно скользил по открытой шее и плечам иноземки. Свет свечи путался в её длинных волосах, отливающих медью. Бригахбург притронулся к ним, пропуская пряди между пальцами.

Девушка замерла. Почему-то перед глазами всплыла сцена на переправе. Слух резанул хлёсткий звук удара плетью по спине воина. Внезапно начавшаяся нервная дрожь, усиливалась.

Хозяин, почуяв страх, прищурился. Ему показалось или его боятся? Страх… Он позволяет контролировать чужую волю. Едва уловимая тень улыбки коснулась его губ.

На каминной полке горела свеча, охватывая две фигуры, отбрасывая косые чернильные тени на стену. Над ними, трепеща невесомыми чёрными крыльями, дрожало размытое пятно ночного мотылька. Прилетел, чтобы сгореть.

— Я ошиблась дверью, — сказала Наташа тихо, поднимая глаза на мужчину. — Темно. Они у вас не пронумерованы и не подписаны.

— Не верьте ей, — прошипело из темноты. Клара, в широкой длинной рубахе, стояла в дверном проёме умывальни с погасшей свечой в руке. Тёмные тени под глазами придавали лицу зловещее выражение.

Граф поднял руку. Шипение замолкло. Дрессировка.

— Зачем выходила из покоя?

Девушка тряхнула банкой:

— Кофе в кухне попить.

Бригахбург хмыкнул:

— Кухня в другой стороне.

— Я увидела вас в коридоре и вернулась, — вздохнула неудачница.

— Ступай.

Пламя свечи взметнулось, отбросив на стену танцующую трепещущую тень.

Голубоватая мертвенная вспышка.

Мотылёк…

Не веря своему счастью, Наташа шустро сиганула за дверь.

Выхватила взглядом цепочку дверей. Сделав несколько шагов, нерешительно остановилась. Господи, а теперь куда?

Из комнаты экономки вышел хозяин. Пройдя мимо незадачливой гостьи, смерив её хмурым взглядом, толкнул очередную дверь, сделав приглашающий жест рукой.

Девушка, поблагодарив, не спеша прошла в комнату, косясь на закрывающуюся за её спиной створку. Его сиятельства в комнате не было.

И только расслабившись, она почувствовала, как устала. Кофе уже не хотелось. Придвинув кресло к двери, забралась на кровать, укрываясь одеялом. Слегка знобило. Сон не шёл.

Надо же было так вляпаться. Подтянула ноги к груди, сворачиваясь калачиком. Губы беззвучно шептали: «Ненавижу» и она свято верила в то, что ненавидит это время, в которое попала. Ненавидит этих людей, от которых теперь зависела её дальнейшая жизнь.

Нервное напряжение спадало медленно. Перед глазами стоял образ мужчины, как он смотрел на неё, как трогал волосы. Она чувствовала жар, исходящий от его тела, чувствовала покалывание его взгляда на своей коже. Лучше бы она осталась в комнате и никуда не выходила.

Мысли вернулись к событиям прошедшего дня.

«Такой день иначе и не мог закончиться», — заключила Наташа невесело.

И только когда за мутными стёклами окна посерело, она, наконец-то, уснула.

Повернув за угол длинного коридора, Герард едва не столкнулся с мальчишкой, который, испуганно тараща глаза, задыхаясь от бега, протараторил:

— Хозяин, вас просят срочно прийти в покои вице-графа, — запнулся, вспоминая слово, и старательно добавил: — Безотлагательно.

Бригахбург, ускоряя шаг, чувствуя нарастающее беспокойство, срываясь на бег, влетел на третий этаж.

Дверь в покои сына была открыта настежь. Волнуясь, вошёл, устремившись к лекарю, склонившемуся над ложем наследника.

Ирмгард лежал с закрытыми глазами. Пот градом скатывался по его бледному лицу.

Граф подошёл к нему, взял за дрожащую холодную влажную руку. Вице-граф пребывал в забытье.

— Руперт, что с ним?

— Бледная не́мочь. Огневица, хозяин. Рана оказалась серьёзной. Хоть мы её и прижгли, но… — замолк он, пряча глаза.

Его сиятельство гневно глянул на лекаря:

— Что, ничего нельзя сделать?

— Всё в руках Всевышнего, — перекрестился Руперт.

— Ты плохо его лечил, лекарь, — схватил того за грудки́ Герард. — Если он умрёт, ты ляжешь рядом с ним.

Эскулап побледнел, безвольно обмякая, понимая, что так и будет. Хозяин держал своё слово.

Бригахбурга обдало холодом. Он с трудом вышел из покоев сына и, пройдя по длинному коридору к лестнице, спустился на первый этаж, сворачивая к замковой молельне.

«Почему совсем недавно рана Ирмгарда не вызывала опасений, а сегодня он лежит на смертном одре? Так не должно быть. Вот и чудом уцелевшая невеста доставлена. Всё так хорошо складывалось. Что теперь будет? Всевышний наказывает меня за грехи мои, отнимая единственного сына. Это удар в спину. Господи, не отнимай у меня сына, прошу тебя», — шептал мужчина отчаянно.

Молельня… Слабый свет из коридора едва проникал в неё.

Граф прошёл по вымощенному белым камнем полу вдоль ряда скамеек в самый конец образной, где стена была увешана древними иконами, передававшимися из поколения в поколение. С них на него с укором смотрели лики Святых. Давно он здесь не был. Привычным движением высек искру, зажёг свечи и затеплил лампаду. Посреди моленной перед иконами стоял налой с Евангелием. В таинственном полумраке, разрежённом огоньками свечей, воздух лениво наполнялся запахом ладана.

Опустившись на колени перед образом Николая Чудотворца, сложив руки в молитвенном жесте, Бригахбург прикрыл глаза. Тяжело вздохнул и, вызвав в памяти образ умирающего наследника, скорбно зашептал: «Заступник наш, Николай, угодник Господень. Помоги мне, рабу Божьему Герарду, грешному. Попроси Господа нашего отпустить грехи мои, ибо грешен я и словом, и делом, и помыслами своими. Помоги мне, Святой Николай, прости ему всякое согрешение вольное и невольное, яви врачебную Твою силу, с небес ниспошли, прикоснись к телесам его, угаси огневицу, укроти страсть и всякую немощь таящуюся, воздвигни его от одра болезненного. Попроси у Господа выздоровления сыну моему и избавь его от хворей и печалей. Боже наш, и Тебе славу возсылаю, Отцу и Сыну и Святому духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь… Аминь…»

Долго стоял мужчина в тишине молельни, ведя неспешный разговор со Святыми.

По его щекам текли горькие слёзы, омывая израненную душу.

Вместе с ним, сгорая, плакали свечи.

От лёгкого хлопка́ по спине Наташа проснулась мгновенно, стремительно садясь в кровати и испуганно озираясь по сторонам.

— Госпожа, не шевелитесь, я её поймала, — услышала над собой возбуждённый шёпот.

Чья-то тёплая ладошка прижалась к её обнажённой спине. Яркое солнце слепило глаза. Девушка прищурилась, оборачиваясь. Над ней стояла темноволосая кареглазая девочка. На вид лет четырнадцати, она выглядела уже вполне сформировавшейся. Она удивлённо смотрела на гостью. Та поёжилась.

— Тише, я её сейчас выброшу.

— Кого? Кого? — также шёпотом спросила Наташа.

Девочка с любопытством заглядывала за спину иноземки.

— Ящерицу. У вас на спине ящерица. Как она сюда попала? Наверное, с вещами.

До Наташи дошёл смысл сказанного. Она вздрогнула. Брезгливая гримаса исказила ещё сонные черты лица.

Нельзя сказать, что она боялась мышей, ящериц, лягушек и прочей мелкоты. Но, одно дело — наблюдать за ними со стороны, в среде их привычного обитания, умиляться их пушистостью и идеальной симметрией рисунка. Совсем другое — ощущать прикосновения их цепких коготков на своём теле, норовящих найти укромный уголок под одеждой, или ожидать укуса, как естественного средства самозащиты.

Девочка стянула одеяло с госпожи, тряся его и рассматривая, расправила простыню:

— Убежала. Потом поймаю.

Наташа облегчённо вздохнула, опасливо осматриваясь вокруг себя:

— Ты кто? — вот тебе и кресло к двери. Она так крепко спала, что совсем не слышала, как вошла незнакомка.

— Кэйти, — смущённо сделав книксен, и робко краснея, из-под опущенных ресниц она рассматривала иноземку. — Меня к вам прислал хозяин. Помочь. Что нужно будет.

Служанка? Наташа не верила своим ушам.