Падь (СИ) - Штиль Жанна. Страница 65

Другие способы приработка? Не хотелось думать, что отец больного окажется настолько неблагодарным, что проигнорирует излечение ею своего наследника. Было бы неплохо, если бы это «спасибо» подкрепилось денежными знаками.

Отъезд… Чтобы покинуть замок, нужен конь, одежда, еда, оружие. Скорее всего, сто́ит всё это недёшево. Наташа вздохнула. К коням она боялась даже приближаться, не говоря уже о том, чтобы сесть на него и продержаться в седле хоть сколько-нибудь. А без этого никак. Нужны уроки верховой езды. Здесь может помочь Бруно.

Ну, что ж, если сразу не удалось умереть, значит, ждём выздоровления и помогаем себе сами. Она грустно улыбнулась. А что с дуремаром? Убит? О нём говорил Бруно? Кем убит? Сообщником. За что? Чтобы замолк навсегда — много знал. Плохо.

Кэйти вышла на улицу и быстро вернулась.

— Как хорошо, — сообщила она радостно. — Хозяин прислал Рухе дрова. Да хорошие какие. Такие только в замке есть. Ей надолго хватит. А то в таком доме тепло никак не держится. Камень всё забирает, — взялась она растапливать печь, тихо напевая.

Наташа, расслабившись, думала о том, что её ждёт, если остаться здесь. Выйти замуж? Очень не хотелось жить в таком же крохотном тёмном домике, где хорошо только летом, когда тепло и солнечно. Но есть осень с затяжным нудным дождём, стылой моросью и холодным небом, затянутым пепельными низкими тучами. Есть зима с продолжительными морозами, с сутками бушующими метелями, пронизывающим порывистым ветром. И есть нужда — ежедневная и беспросветная — с думами о куске хлеба. Девушка знала, что такой жизни она не выдержит и первое же воспаление лёгких приведёт к летальному исходу.

Огонь весело запылал в печи, и Кэйти закрыла дверь. Запах горящих потрескивающих дров наполнил маленькую комнату.

Наташа задвигалась, усаживаясь удобнее. От кончиков пальцев рук до стоп будто прошёл разряд. Защекотало в носу. Она чихнула.

— Я знала, что вы скоро встанете, — улыбнулась Кэйти, ставя котелок с водой у огня. — Я всё время молюсь за вас.

Скрипнула дверь. На стену упала вытянутая чёрная тень, скинула накидку, оказавшись старенькой и маленькой бабулькой. Года пригнули её к земле. «Лет сто, — подметила Наташа. — В наших деревнях таких старушек много». Снова думала об исчезнувшем мире.

Из-под плотно повязанного платка, её цепко изучали глубоко запавшие глаза, кажущиеся двумя чёрными провалами.

— Сидишь…

Наташа не испытывала ни страха, ни робости. Ей хотелось поблагодарить старую женщину за то, что она для неё делает.

— Попробуй покормить, — сказала ведунья Кэйти. — Хлеб не давай. Значит, хозяин дров прислал.

Девочка с огорчением отметила, что госпожа съела очень мало. Прибрав стол, она, попрощавшись, ушла.

Руха, подтянув табурет, села напротив девушки:

— Значит, ты та иноземка, что молодого хозяина исцелила. Пей, — поднесла ей кубок, наклоняя, помогая с ним справиться. — Спать будешь крепко. Вижу, плохо тебе. И я пью, а то спать перестала. И мёрзну. Холода идут, — пошаркала она к печи, зачерпнула варева из котла и вернулась к столу. Молчала, уставившись на иноземку, тяжело длинно вздыхая, будто считывая её историю по лицу.

Наташа не заметила, как опустила голову на подушку. Сон сморил почти сразу.

Ведунья, накрыв болезную поверх простыни ветхим латаным одеялом, снова всматривалась в её лицо, горестно пришёптывая:

— И у кого только рука поднялась.

Кряхтя, забралась на тёплую лежанку.

В тёмном углу завёл уютную песню неугомонный сверчок.

Тихо потрескивали в печи догорающие поленья.

Насыщенный аромат трав, смешиваясь с живительным запахом хлеба, замысловато вплетался в такие разные сны таких разных людей.

Старухе снилось палящее солнце, белый мягкий пахучий каравай да полный глиняный кувшин парного молока.

Иномирянке снилось знойное южное лето и пустынный песчаный берег моря, пронзительные крики чаек да набегающий шум пенного прибоя.

Пробуждение оказалось лёгким. Девушка потянулась, открывая глаза, уставившись на грубую мешковину занавески. С удовольствием вдыхала ароматы трав, радостно отмечая, что руки и ноги слушаются.

— Проснулась, Голубка. Спи, рано ещё. Стражники не менялись.

Сиплый старческий голос вывел Наташу из блаженного состояния. Медленно сев на топчане, она осторожно выглянула из своего укрытия. В распахнутую настежь дверь избушки задувал тёплый ветерок. Солнечные лучи, рассыпаясь по земляному полу, поднимались под потолок, застревая в вязанках трав. Нашлось окошко. Небольшое, открытое наполовину, оно на ночь закрывалось деревянной ставней.

— Придёт прислуга, покормит тебя, — то ли хмыкнула, то ли кашлянула старушка.

За дверью послышался женский голос. Тот самый, вчерашний. Голос девушки, которую увёл Бруно. Снова захотелось взглянуть, как та выглядит, но Наташа воздержалась. В таком виде, как она сейчас, только людей пугать. Откинулась спиной на стену, поджала ноги. Плотный занавес надёжно прятал от любопытных глаз.

Гостья говорила негромко, но уверенно и чуть развязно, подтвердив догадку, что она здесь бывает часто.

— Ты снова ко мне за тем же, — вздохнула ведунья. — Эрна, сказала же тебе, что часто нельзя — потеряет силу.

— Сегодня я не за этим, Руха, — снизила она голос до шёпота: — А иноземка из замка живая? Там?

Наташа прислушалась. Визитёрша интересуется ею?

Ведунья голос не понижала, считая, что нет ничего тайного, чтобы не стало явным:

— Говори, что надо.

— А Бруно часто здесь бывает?

— Как меняются стражники, так и бывает.

— Мне нужно с тобой поговорить, чтоб никто не слышал.

— Если не срочно, то приходи после. Вон, прислуга идёт.

— Её прислуга?

— Эрна, твоё ли это дело? Господам виднее, что да как. Ступай уже. Потом придёшь.

Снова всё повторялось. Суп, отвары, натирания… Наташа попросила Кэйти подать сумку. Долго не решалась заглянуть в зеркало, но любопытство, замешанное на страхе, победило. Так и есть. Пятна на коже очень походили на аллергические: розовые, шелушащиеся, зудящие. Мёд с оливковым маслом оказался эффективным не только в качестве мази, но и для употребления внутрь. Девушка не стала пренебрегать антигистаминными препаратами. Они полностью успокоят организм и не сравнятся в быстродействии с природными средствами.

— Вот и смена, — заглянула в окно ведунья. — Никак сам хозяин едет?

Больная напряглась: видеться в таком состоянии ни с кем не хотелось. Однако надо отдать Бригахбургу оставшиеся таблетки, но не все сразу. Могут потерять или скормить вице-графу все, подумав, что так выздоровление пойдёт быстрее. Она укуталась в простыню, максимально скрывая тело от пронзительных мужских глаз.

— Ты уже сидишь, — выдохнул его сиятельство, не обращая внимания на приветствия своих подданных и благодарные слова старухи за привезённые дрова.

Он был удивлён. Иноземка выглядела гораздо лучше, чем накануне. Видимо, знахарка действительно сильна, раз так быстро поставила её на ноги. Целебный источник ускорит выздоровление. Недалёк тот час, когда он сможет вернуть русинку в замок, где не нужно будет беспокоиться ещё и о ней. Сын сегодня утром порадовал его спокойным нравом. Обиженно поджатые губы и недовольный вид скоро исчезнут с лица Ирмгарда, стоит только встать с ложа.

Наташа подтянула сумку к себе, доставая пластины с таблетками. Передав две штуки Бригахбургу, показала знаками, что с ними делать. Повторила действо, кивая: «Да-да, именно так: закинуть в рот, запить водой и лечь спать». Махнула в сторону двери: «Немедленно!»

Перед тем как выйти, граф обернулся к ведунье:

— Собирайся, покажешь дорогу к источнику, — уточнил: — Где он? Почему я не знаю?

— У Медвежьей горы в расщелине, хозяин. Ниоткуда не видать. Только зимой по поднимающемуся пару найти можно.

Герард ничего не ответил. Медвежью гору он знал. По осени часто в тех краях охотились. А зимой там делать нечего. Остановил задумчивый взор на иноземке. Она поспешно задёрнула занавес, отгораживаясь от него, прячась. Ничего, он подождёт. Придёт время и она расскажет ему всё.