Окно в Полночь (СИ) - Гущина Дарья. Страница 12
Я вздохнул и стер линию. Время вечной Полуночи проходит, и на следующее тысячелетие тьма сменится непрерывным светом, отнимающим у высших способность к магии. Самое смешное, что низшие и серединные существа останутся при своем. Да, низшие не могут подняться дальше точки Силы, а серединные — дальше точки Памяти, но им хватит клочьев остаточной магии ночи, чтобы остаться собой… А нам нет. Лишь те сохранят способность к магии, кто сотворил тень, и то — благодаря ее природе низшего. Но большинство из нас станет обычными людьми. С тенью, кстати. С ненужной, глупой и бесполезной тенью, порожденной дневным светом.
Да, по легенде, после того как мрак на эпоху впадет в спячку, ночь сменится днем и ярким светом, выжигающим остатки столь необходимой магии Полуночи…
За моей спиной мелькнула тень, и я привычно насторожился. Наверняка кто-то из моего неугомонного семейства явился отговаривать… Я — самый младший в семье, и у всех давно есть тени. У дедушек, бабушек, родителей, братьев, сестры… Я стиснул зубы. И у меня будет. Обязательно. Костьми лягу. Я прикрыл глаза и сосредоточился. Ночь послушно шевельнула крылами, и перед моим мысленным взором замельтешили многочисленные точки, складываясь в крошечные рисунки. Неровные стены тесной комнатки, низкий потолок, полуразобранная кладка очага с тлеющими углями, узкая кровать, низкий стол и шаткий стул. И — летучая мышь.
Улыбнувшись, я обернулся и протянул руку. Зверек, помедлив, сел на мою ладонь. С тихим шорохом свернулись серые крылышки. Доверчиво сверкнули красноватые огоньки глаз. Как же ты сюда попал? Через дымоход?
— Поговори со мной, — тихо попросил я. — Не улетай. Поговори со мной…
Мышь склонила голову набок, внимательно изучая мое уставшее лицо. А я… Я и правда очень устал. И больше ожидания предстоящего испытания выматывало общение с толпой сочувствующих и попытки спрятаться от их навязчивого внимания. Я сел на кровать и осторожно пересадил зверька на спинку стула. Тот, повозившись, запахнулся в крылья и вопросительно пискнул.
— Перекусить? — переспросил я. — Да, наверно, надо…
Нежданная собеседница снова склонила голову набок.
— Ну, — я растерянно улыбнулся, — признаться, не помню. Кажется, утром ел… Не помню. Не до того мне… Конечно, неправильно. Но и жизнь — вещь с серьезными изъянами. Даром что заставляет нас жить по тем правилам, которых сама не соблюдает… Угощайся.
Я раскрошил на столе хлебный ломоть. И под пристальным взором мыши попробовал поесть сам. Грея руки о чашку травяного чая, я без аппетита жевал хлеб, уделяя мыши больше внимания, чем еде. А та, перекусив, рассказывала последние вести. Здесь, в затерянной среди Мглистых болот хибарке, я прячусь уже давно, и пока лишь учитель смог меня отыскать. На меня работало мое Время — я мог уподобляться ему, становиться невидимкой, заметая следы, пребывая одновременно и нигде, и везде. Ощущение меня можно встретить где угодно, но ни одно из них не укажет на истинное местонахождение. Остается только гадать, как меня отыскал учитель… и надеяться, что он никому ничего не расскажет. Другое убежище быстро не найти, а мне не до поисков. Успеть бы подготовиться.
— Сколько, говоришь, осталось до заката? — переспросил я. — Так мало?.. А про испытание ничего не знаешь? Да, я попросился… Неожиданно? Это плохо. Что ты, какой сон. До сна ли теперь… Позже высплюсь, когда все закончится.
Мышь фыркнула. Я усмехнулся:
— Так или иначе высплюсь. Или в жизни, или в смерти. Что? Шаги слышишь?
Я насторожился. Снаружи выл ветер, скреблись в окна ветки чахлых деревьев и… растворялись в реве стихии осторожные шаги. Я устало вздохнул. Атталь. Сестра. Похоже, учитель не смолчал. Я поспешно шагнул к стене, сливаясь с грубой гладкой каменной стены. Мышь стремительно вспорхнула к полотку, затаившись в углу. Замерев, я заставил тьму съежиться, поглощая мои недавние следы, и потух никогда не разжигаемый очаг, исчезли со стола и пола крошки хлеба, утонули во мраке мои вещи, тихо звякнул на двери крепкий замок, запирая убежище снаружи. Я едва заметно улыбнулся. Поиграем в прятки, сестра? Прежде тебе никогда не везло.
Ждать пришлось долго. До домика непросто добраться, потому как я заблаговременно подкупил и запугал всех болотников и огоньков, и те исправно водили путников по кромке трясины, загоняя в трескучие топи и непролазные места. Собственно, подкупил я их для того, чтобы заводили, а запугал — для того, чтобы не смели путников топить. Лишь поводить за нос, утомить и вынудить бросить поиски. И случайные путники бросали, но Атталь… Сестра упряма, как сотня подкупленных болотников.
Скрипнул отпираемый замок, и в душное пространство ворвался сырой затхлый ветер болот. Я перестал дышать, остановив биение сердца. Время упорных занятий позволяло держаться достаточно долго. Надеюсь, Атталь уйдет прежде, чем я спугну чары или окончательно превращусь в камень.
— Брат? — она остановилась посреди комнаты, озираясь. — Ты здесь?
Я не подавал признаков жизни. За ее спиной взметнулась тень, пробежавшись вдоль стен, но так меня и не найдя. Сестра, вздохнув, сама обошла комнатку, тщательно прощупывая каждый ее камешек. Я едва заметно поморщился, когда обжигающе горячие плети магии больно прошлись по плечам и груди, и пожалел о своей привычке ходить полураздетым. Заговоренные рубаха с курткой — какая-никакая, но защита от заклятий Полуночи. Я закрыл глаза, держась из последних сил. Атталь же, проверив и перепроверив, вздохнула и отступила к стене, признавая поражение.
— Сдаюсь, — горькая усмешка на бледных губах и усталость на осунувшемся лице. — Ты опять победил. Мне тебя не найти. Но… я не учить тебя пришла. Я пришла попрощаться. И пожелать тебе удачи, брат. Вот, — и она положила на стул сумку, — собрала кое-что тебе в дорогу, в пути пригодится.
Я едва сдержал желание обнять ее. На прощание. Но нельзя. Не стоит.
— И запомни, — тихо добавила Атталь. — С чем бы ты ни вернулся — с тенью или без — мы всегда будем тебя ждать. И любить. Неважно, маг ты или человек. Ты — семья. Удачи. Полночь в помощь.
Резко развернувшись, она вышла из дома, лишь взметнулась за хрупкой спиной длинная черная коса с десятью узлами. Я недоверчиво посмотрел ей вслед и понял: она остро чувствует и мое присутствие, и наблюдение. Но Атталь ни разу не обернулась. Не подала виду, удаляясь прочь и растворяясь в осенней метели. Но, помня о ее редкой способности творить мороки и обводить вокруг пальца любого, я решил выждать. Мышь, помедлив, спустилась на спинку стула и пискнула. Вот уж кто лучше меня почувствует чужую магию…
Я вывалился на пол и судорожно перевел дух. Мысленно прикинул проведенное в камне время и хмыкнул. Расту. На сей раз продержался дольше, чем обычно, да и запас сил остался. Сев, я задумчиво изучил красноватые полосы ожогов на плечах и груди. Те начали медленно бледнеть, заживая. Атталь имела отличительную особенность — жестоко ранить и самым безобидным заклятьем. Эта особенность магии встречалась крайне редко, и как же непросто сестре владеть таким даром, как непросто ей приходится в жизни… Да, стоит оказаться в непростой истории, на пороге отчаяния — и четче видны те вещи, которых раньше и не замечал, и не понимал, и не принимал.
Рассеянно нахмурившись, я заглянул в принесенную сестрой сумку. Зелья, зелья, зелья, амулет какой-то, по виду искорку напоминает, снова зелья, еда всякая… Так, а это что? Я с интересом развернул потрепанный свиток. И сел на пол от удивления. Ну, Атталь… Где же ты это взяла?.. По сизому клочку свитка скользили, исчезая после беглого прочтения, косые строчки букв. Одно предложение смеялось новым, и я не заметил, как с головой ушел в прочтение. «Бегающая» летопись — реликвия великих магов прошлого, недоступная простым смертным!.. Благодарю, сестра, буду должен… Буду очень должен.
Ледяной сквозняк гонял по полу старую пыль, осенний холод неприятно обнимал за плечи, настойчиво заявлял о себе голод, но я сидел, с головой погрузившись в чтение, ничего не замечая и видя лишь скользкие каракули незнакомого писца. Серая действительность отступила на второй план перед тайнами прошлого, сухо и скучно повествующими о закате Полуночи. И об — испытании. Туманные намеки больше путали и сбивали с толку, чем объясняли… Но объяснения сейчас не главное. Главное — запомнить то, что есть. После разберусь на практике. И я жадно впитывал знания, не отвлекаясь, пока меня не побеспокоил робкий луч света.