Окно в Полночь (СИ) - Гущина Дарья. Страница 70

— Фига, — подсказал двоюродный дед смешливо. В темноте его глаза горели багровыми угольками, жутко и зловеще. И… загадочно.

— Почему это фига? — я повелась на провокацию. — Не люблю фиги, и получать их не хочу! Ни сегодня, ни… вообще.

Он фыркнул весело и забрал у меня кружку. Повертел, посмотрел на чайные узоры и пожал плечами:

— Чушь. Никогда не понимал это гадание, — и быстро сменил тему: — Василек, а Алевтина не будет против, если…

— Нет, конечно, — заверила я. — Куда вы сейчас пойдете… По коридору направо — спальня, налево — детская. Думаю, детская вам не подойдет, так что… Располагайтесь.

— Заодно и познакомимся с утра, — заметил он добродушно и тяжело встал. — Доброй ночи.

— Доброй, — эхом откликнулась я.

Налила еще чаю и пошла к окну. Ждать. Подумаешь, приду в гости в час ночи… Маргарита Степановна прекрасно знает, что я ненормальная. Если, конечно, помнит.

Я прождала почти час, размышляя. Обо всем и ни о чем. Внутренний голос периодически вякал, но я утешала его тем, что «скоро». И дождалась своего. Из-под двери гостиной в коридор выползли длинные тени, а из спальни послышался храп. Я тихо проверила гостей. Саламандры дружно «зацвели» и ушли в нирвану, а двоюродный дед крепко спал. Можно валить.

Обувшись, я надела куртку и одолжила у Альки шапку, шарф и варежки. Достала из комода запасные ключи и привычно проверила карманы куртки. И вздрогнула, нащупав… самолетик. Тот самый, что на прощание вручил Игнат Матвеевич. Ничего у нас в семействе просто так не делается… Я развернула самолетик и при неровном «цветочном» свете прочитала: «Васек, не забывай: саламандры помнят руку, зажигающую для них пламя». И точка. В смысле, больше — ни слова. Меня зарезали смутные сомненья. И накрыло ощущение явной подставы. Кажется, деды в курсе и… И, похоже, ловят на живца. На меня то есть. И если это так… Не буду их разочаровывать. Но потом устрою…

Перед уходом я пошарила по ящикам комода и стащила у Гены заначенные зажигалку с сигаретами. Свечи — слишком подозрительно. Огонь — так огонь, рука — так рука. Конспираторы хреновы…

Осторожно закрыв входную дверь, я с минуту постояла на площадке, но кипиша не последовало. И на улице, посмотрев на окна квартиры, ничего подозрительного не заметила. Только тени от цветочного пламени плясали на стенах и потолке. Я натянула шарф на лицо, съежилась под порывами колючего ветра и быстро пошла в сторону родительского дома. Всё рядом, м-да. Алька жила на соседней улице, до Маргартиы Степановы — пять домов и одна подворотня. И пятнадцать этажей. А напротив ее квартиры — хата родителей. Всё рядом. Ближе некуда.

Надеюсь, деды знают, что делают. А я — не впадаю в паранойю, вновь выдавая желаемое за действительное. И… голос, будь добр, заткнись.

Метель улеглась, и до дома я добежала, почти не замерзнув, быстро и без приключений. На ступеньках крыльца нерешительно остановилась и недовольно посмотрела на домофон. Кругом одни параноики с манией преследования. В родной с детства подъезд без ключей не попасть. Вернувшись на дорогу, я задрала голову и констатировала отсутствие родителей. Оба полуночники, и если у них была возможность не спать часов до пяти утра, они ею пользовались. Но время — второй час ночи, а окна темные. По гостям, что ли, курсируют?

Я прикинула, что можно позвонить соседям снизу — окна светятся, значит, не спят. Скажу, что ключ от домофона потеряла. Я потянулась набирать номер, но меня опередили. Дверь приглашающе скрипнула и открылась. О, меня ждут. Это приятно, да. Инстинкт самосохранения на пару с боязливостью по-прежнему пребывал в отключке, и слава богу. Я осторожно вошла, поднялась по ступенькам к лифу и едва не споткнулась, узрев встречающего.

— Привет, — улыбнулся «парень с собакой». Последняя, оказывается, тенью кралась следом за мной. — Как дела?

Все лучше и лучше… Так, Вася, маска. Как на работу. Ты три года проработала с толпой ненормальных, а сейчас штуки три будет в лучшем случае. Если не считать псину. И меня. «Парень», Маргарита Степановна и мистер Икс. Черт, никогда уравнения решать не умела. А пятерки по матнаукам в школьный аттестат получила благодаря наивным глазам и умению Валика суфлировать, писать «шпоры» и решать за урок два варианта контрольных.

Тупой вопрос «парня» я гордо проигнорировала и первой зашла в лифт, нажав на кнопку с цифрой «15». Провожатые зашли следом, глядя на меня одинаково странно. С затаенным чувством голода. И переглядывались так, словно делили крылышко и ножку. Интересно, а они знают пословицу про шкуру неубитого медведя? И про то, что русские не сдаются? Надо напомнить при случае. Нервная истерика едва не прорвалась глупым хихиканьем, но я встала насмерть. Три года стажировки в газетной «клоаке» не должны пропасть даром. Как говорит Игорек, морду тяпкой, и все по фене. А внутри может клокотать и нервничать все, что угодно.

Впрочем, от тщательно подготовленной маски не осталось и следа, едва я вошла в квартиру и увидела ее хозяйку. Я помнила Маргариту Степанову… шикарной. И никак иначе. Высокая, под метр восемьдесят, и стройная, темноглазая южанка с гривой черных волос и очень светлой кожей. Черты лица резковатые, но Алька с колокольни художника восхищенно говорила одно — порода. И исключительная женственность. И непременный идеальный внешний вид. На работу — макияж, маникюр, прическа, каблуки и ни соринки-складочки на деловом костюме. Дома — нарядные цветастые платья, туфли на каблучках и никаких бигуди и халатов. И при внешней неприступности и лощености — интеллигентная, внимательная и добрейшая женщина.

Сейчас из дверного проема на меня смотрела… даже не ее тень. Незнакомка. Неопрятная, седая как лунь, сухая желтоватая кожа в морщинах, на сутулой и костлявой фигуре — мешковатое старое платье. И глаза — погасшие и пустые. Валик ушел, и вместе с ним ушел смысл ее жизни… Черт, как он на мать похож… Маска сорвалась с лица и упала на грязный пол. И не я виновата, но не прощу-то себе… Горло сжало сухим спазмом, сердце кольнуло болью. А Маргарита Степанова посмотрела на меня как на пустое место и скрылась в комнате, хлопнув дверью.

Я шмыгнула носом и украдкой вытерла глаза. «Парень», закрывая входную дверь, паскудно хмыкнул. Я не выдержала и обернулась:

— Что, писцов ненавидишь? Почему? — поинтересовалась сухо.

Зеленые глаза вспыхнули лютой злобой. «Пес» глухо зарычал.

— Все вы… твари, одинаковые, — прошипел в ответ и плюхнулся на тумбу у двери. «Собака» улеглась на грязный половик и напряженно взъерошилась.

Однако тот, кто держит его на поводке… не слишком добр и щепетилен. Кстати, а…

— Василиса, заходи! Чай стынет!

Глава 7

«И когда вода отступит назад,

Берег выйдет и откроет героя,

Берег выйдет и откроет врага:

Их по-прежнему останется двое»

(«Наутилус Помпилиус»)

Я сразу узнала голос и почему-то не удивилась. Отвернулась от «сторожей» и упрямо напялила на лицо прежнюю маску. Интересно, сколько деды завещали мне здесь продержаться?.. Интриганы, блин… Я медленно шла по коридору на кухню, с болью отмечая бедную обстановку и «ремонт» тринадцатилетней давности, и думала. О том, что два старых хитрых лиса охоту за «песцом» не прекращали никогда. И если я, сложив дважды два и получив указание на Маргариту Степановну, сообразила, что к чему, то деды о ней знали давно. Вопрос. Кто он такой, если до него до сих пор не добрались? Только ли писец без Муза, но с шибко редким даром? И второй вопрос, вернее — подозрение. Вероятно, он нужен живым. Рядом со мной. М-да.

У дверей кухни я вдохнула-выдохнула и почти успокоилась. Дар — семейная реликвия, сущностей оба видеть хотят, и пропасть мне никто не даст. Уверенность шаткая и эфемерная, но тем не менее. Один точно явится и вместе с саламандром, едва я, допустим, закурю. Насчет второго — не знаю. В общем… да, морда тяпкой. И две бутылки Игорьку. Потом. И — спокойствие. Инстинкты молчат, крыша из солидарности с общественностью — тоже, только внутренний голос что-то разгунделся. Хотя бы предупреждал, а то… приглашает — быть как дома. И зайду. И буду. Где наша не пропадала.