Второй удар гонга. Врата судьбы - Кристи Агата. Страница 37

— Что же это за банда?

— Сам Амальфи, его сын и невестка, Пьетро и Мария, если они действительно муж и жена, хотя, впрочем, вряд ли.

— Не понимаю, при чем здесь итальянская банда.

— Все очень просто. Имя у них итальянское, происхождение, конечно, тоже, но уже старый Амальфи родился в Америке. Действует он всегда одинаково. Приезжает в Европу, знакомится с известным в деловых кругах человеком, который занимается драгоценностями, представляясь при этом настоящим именем какого-нибудь американского бизнесмена, и выкидывает очередной фокус. На этот раз он приехал затем, чтобы похитить «Утреннюю звезду». Чудачества Пойнтца хорошо известны. Роль дочери Литерна сыграла Мария Амальфи — удивительное создание, ей по меньшей мере лет двадцать семь, а до сих пор почти всегда играет шестнадцатилетнюю девочку.

— Эва! — ахнул Ллевеллин.

— Вот именно. Третий же член банды исполнил роль официанта. День, если помните, был праздничный, дополнительные руки в ресторане были нужны. Впрочем, эти люди могли и заставить кого-нибудь не выйти на работу. Таким образом, они подготовились. Эва вызвала старого Пойнтца на спор, и он сделал то, что и накануне. Пустил бриллиант по кругу, а когда тот попал к Литерну, Литерн подержал его у себя до тех пор, пока официанты не вышли. А когда они вышли, вместе с ними исчез и камень, который Пьетро приклеил жевательной резинкой к тарелке. Очень просто!

— Но я видел камень после их ухода.

— Нет, вы видели стекляшку, подделку, правда, хорошую. Достаточно хорошую, чтобы при беглом взгляде она могла сойти за драгоценный камень. Вы ведь сами сказали, что Штейн едва на него взглянул. Потом Эва бросила камень на пол, столкнула бокал и разом раздавила ногой и бокал, и подделку. И для всех остальных бриллиант исчез самым непостижимым образом. Разумеется, и она, и Амальфи — оба легко согласились на обыск.

— Э-э… Я… — Эван лишь покачал головой, не в силах произнести ни слова. Потом спросил: — Вы сказали, будто узнали их по описанию внешности. Неужели они уже проделывали такой фокус?

— Не совсем такой, но похожий. Больше всего меня сразу заинтересовала девочка, Эва.

— Но почему? Я ее ни на секунду не заподозрил. И никто не заподозрил. Она выглядела… таким ребенком.

— В этом и состоит главный талант Марии Амальфи. Она больше похожа на ребенка, чем настоящий ребенок. А потом, пластилин! Спор возник, казалось бы, неожиданно, и тем не менее пластилин оказался у малышки с собой. Что уже похоже на умысел. Потому, услышав о пластилине, я лишь укрепился в своих подозрениях.

Ллевеллин поднялся.

— Мистер Паркер Пайн, я вам бесконечно обязан.

— Моей классификации, — промурлыкал мистер Паркер Пайн. — Моей классификации преступных типов, это очень интересно.

— Сообщите мне, сколько я вам должен… э-э…

— Счет будет весьма умеренный, — сказал мистер Паркер Пайн. — И проделает не слишком большую дыру в ваших сбережениях, добытых… честным трудом на скачках. Но знаете ли, молодой человек, на мой взгляд, в будущем вам лучше было бы оставить игру. Лошадь, знаете ли, очень ненадежное животное.

— Что верно, то верно, — сказал Эван.

Он пожал мистеру Паркеру Пайну руку и вышел из кабинета.

Взял такси и назвал адрес Дженет Растингтон.

Жизнь снова была прекрасна.

ВРАТА СУДЬБЫ

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава 1

В основном о книгах

Просто достали! — произнесла Таппенс.

В ее голосе ясно слышалось плохо скрываемое недовольство.

— Что ты сказала? — уточнил Томми.

Таппенс бросила на него взгляд через всю комнату.

— Я сказала, что эти книги меня достали, — ответила она.

— Понятно, — произнес Томас Бересфорд.

Перед Таппенс стояли три большие коробки. Рядом с ними лежали извлеченные из них книги. Но большая их часть все еще оставалась нераспакованной.

— Это просто невероятно, — продолжила Таппенс.

— Это ты о том, сколько места они занимают?

— Вот именно.

— Ты что, хочешь все их расставить по полкам?

— Я сама не знаю, чего хочу, — ответила Таппенс. — И в этом вся проблема. Человек вообще редко знает, чего хочет достичь своими действиями. О боже, — вздохнула она.

— Знаешь, — сказал ее муж, — я всегда думал, что к тебе это не относится. Я всегда считал, что ты-то как раз слишком хорошо знаешь, чего хочешь достичь.

— Я просто хочу сказать, — пояснила Таппенс, — что вот мы сидим здесь, потихоньку старея, и наши суставы начинают давать о себе знать, особенно когда мы тянемся или наклоняемся — например, для того, чтобы поставить книгу, или снять ее с полки, или посмотреть, что стоит на нижних полках, а потом чувствуем, что распрямиться для нас становится все более проблематично…

— Да, да, — согласился Томми. — Это довольно точное описание наших теперешних хворей. Так ты именно это хотела сказать?

— Нет, не это. Я хотела сказать, нам здорово повезло, что мы купили этот новый дом, причем такой, о котором всегда мечтали… правда, он нуждается в некоторых переделках.

— Ну да — надо только соединить пару комнат, разрушив несколько стен, — заметил Томми. — А потом добавить к этому то, что ты называешь верандой, твой архитектор — крытой галереей, а я назвал бы галереей с аркадой…

— Это будет очень мило смотреться, — заметила Таппенс твердым голосом.

— То есть когда ты все это закончишь, то это будет совершенно незаметно? Ты это хочешь сказать? — поинтересовался Томми.

— Вовсе нет. Я хочу сказать, что когда все будет закончено, ты придешь в восторг и скажешь, что твоя умница-жена — настоящая артистическая натура.

— Отлично, — согласился Томми. — Теперь я знаю, что мне надо будет сказать.

— Это совершенно ни к чему запоминать, — заметила Таппенс. — Слова сами придут тебе на ум.

— А какое это имеет отношение к книгам? — поинтересовался Томми.

— Две или три коробки с книгами мы привезли с собой. То есть те книги, которые нас не очень интересовали, мы продали, и привезли сюда те, с которыми действительно не могли расстаться. Кроме того, здесь остались… не могу сообразить, как это точно называется… те люди, которые продали нам этот дом, не горели желанием забирать всё с собой и сказали, что если мы серьезно думаем о покупке, то они оставят кое-какие вещи, включая книги; и когда мы приехали и посмотрели на них…

— То решили кое-что оставить, — продолжил ее муж.

— Ну да. Правда, не так много, как этого хотелось бы прошлым хозяевам. Мебель и декор в некоторых случаях оказались просто ужасными. К счастью, мы не были обязаны их оставлять. А вот когда я приехала и взглянула на книги, — там, в гостиной, были и детские, пара-тройка из тех, что мы любили в детстве; надеюсь, что они все еще там лежат. Они действительно когда-то были моими любимыми, поэтому я решила, что будет здорово, если они останутся у нас. Знаешь, эта история об Андрокле и Льве, — продолжала Таппенс. — Помню, я читала ее, когда мне было восемь лет. Ее написал Эндрю Лэнг [15].

— Скажи, Таппенс, а ты что, уже самостоятельно читала в восемь лет?

— Да, — ответила она. — Вообще-то я начала читать в пять лет. В мои годы это было обычным делом. Обычно кто-то читал тебе вслух, а тебе так нравилась история, что ты запоминал, где эта книжка стоит на полке, и потом доставал ее уже в одиночестве — и вот ты уже читаешь ее, хотя еще понятия не имеешь, как что пишется и всякое такое. Кстати, в будущем это сыграло со мной злую шутку, — заметила женщина. — Я так и не научилась правильно писать. Если б кому-то пришла в голову мысль начать учить меня этому в четыре года, это было бы здорово. А вместо этого папа учил меня складывать, вычитать и умножать; он вообще считал, что таблица умножения — это самая полезная вещь в мире. Тогда же я выучила письменное деление столбиком.