Три вороньих королевы (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ". Страница 53

Ветер ударил Джил в лицо, хлестнул по лицу пылью. Она заслонилась рукой, а когда убрала ее, увидела, что Дилан остановился и смотрит на нее страшными слепыми глазами. Этот взгляд требовал, чтобы Джил шла за ним. А лучше — бежала, пока не упадет и не свернет шею.

Безжалостно мерзли ноги. Когда-то у нее были чудесные теплые сапожки и, кажется, даже плащ. Она легла спать, завернувшись в него, в ущелье Меч Княгини.

— Джил! — требовательно позвал Дилан.

Он стоял один на противоположном берегу ручья. Воронья ведьма куда-то делась. Джил бросилась к нему, спотыкаясь на острых камнях. Опять упала, поднялась на четвереньки. И увидела отражение в ручье.

Та, вторая Джил беспокойно спала. У нее были сапожки, и плащ, и котомка, а на поясе, едва видимый из-под плаща, висел нож. Что-то важное было связано с этим ножом. Джил попыталась вспомнить, откуда он вообще взялся. Кто-то дал его ей вместе с сапогами и теплым плащом, которые она потеряла. Зачем? Джил не знала. Вернее, знала, но та, другая, спящая, скрытая за мутными темными струями ручья.

— Джил! — снова окликнул ее Дилан.

Меньше всего ей хотелось снова столкнуться с ним взглядом. Осторожно она поднялась с земли. Увидела, как течет по ладони струйка крови.

— Пойдем со мной, — проговорил Дилан.

Он стоял на другом берегу и, кажется, больше не собирался никуда уходить. И нужно было только перебраться через мутный ручей, через вторую Джил, ворочающуюся во сне, оставить отражение за спиной.

Так делать нельзя. Мысль эта появилась неожиданно и была такой острой, что Джил так и замерла в полушаге от воды. Во рту стало горько. Это тоже что-то значило, но она не помнила, что.

Дилан смотрел на нее, страшные бельма вместо глаз. Девушка точно знала — сейчас он не дождется ее, развернется и уйдет прочь, куда-то за ручей, и там ей не догнать брата никогда. Но переходить ручей, разбить босыми ногами отражение странного двойника казалось ничуть не лучше. Джил в отчаянии стиснула кулаки.

Нож. Кровь. Горечь. Все это имело какой-то смысл. Что-то нужно было сделать. Она знала, не помнила, что.

Дилан пожал плечами и медленно развернулся спиной к сестре. Джил закричала.

Ей ответил глухой каменный рокот. Где-то там, у нее за спиной от громкого звука сорвались и потекли вниз камни.

Джил представила себе, как обвал настигает ее, как дробит кости, как разбивается на мелкие брызги отражение в ручье. О, если бы отражение могло что-то сделать! Проснуться, ожить, расколоть зеркало воды изнутри.

Дилан коротко оглянулся и зашагал прочь. Его еще можно было догнать, но Джил словно приросла к месту. Во рту стало нестерпимо горько.

Так горько ей было только один раз в жизни, когда в волшебном огне горели картины, и горел наведенный на нее морок.

Морок. Джил сунула в рот кулак, чтобы не заорать снова. За спиной грохотал обвал, и она точно знала — когда он ее настигнет, она умрет по-настоящему. И та, которая спит, завернувшись в плащ, умрет тоже.

Если бы она могла что-то сделать! Джил разом вспомнила и про кровь, и про нож, и про то, что нужно с ними сделать. Так говорил Хастингс, для этого ей и дала нож Та-которая-скачет-в-Охоте.

Но нож остался с другой стороны морока. Джил рухнула на колени, вцепилась дрожащими разбитыми пальцами в прибрежные камни. Если бы она могла как-то докричаться до себя, позвать, заставить взять нож.

Что будет тогда, Джил понятия не имела, но в отчаянии хваталась даже не за соломинку — за ее призрак.

Она вздохнула. Закрыла глаза. Затылком она чувствовала, как несется сорвавшийся обвал по ущелью, как клубится над ним пыль, как он рвется к ней, чувствуя жизнь, стремясь сожрать, перемолоть, уничтожить. Джил попыталась представить себе, какой теплый сидский плащ, как впивается в бок каменный выступ, как оттягивает ремень тяжелый чужой нож. И ногам тепло в сапожках, и во рту остался привкус пахнущего яблоками питья. И ей совсем не страшно.

Страх стискивал Джил ледяными тисками, выкручивал внутренности наизнанку, от него хотелось орать и нестись сломя голову. Она только крепче зажмурилась и снова представила себе плащ, сапожки, привкус во рту. И в какой-то момент ей и в самом деле показалось, будто мягкая ткань едва ощутимо касается ее лица.

В рукоять ножа пальцы Джил вцепились мертвой хваткой — не разжать. Не открывая глаз она выхватила его из ножен, полоснула по собственной раскрытой ладони. И охнула, когда ее обожгло болью, а потом что-то горячее потекло по пальцам. Горячая смертная кровь, пролитая холодным железом.

28. Голубая трава

Небо над Мечом Княгини светилось тусклым ночным сиянием. Черно выступал на его фоне силуэт скалы и голых веток венчающего ее дерева. Джил неловко пошевелилась. Тело более так, как будто ее жестоко избили. Левая ладонь кровоточила. Там был глубокий порез, а в правой руке Джил держала нож.

Девушка охнула. Страх, жестокий, душащий страх все еще оставался с ней. Но сон ушел. Джил вспомнила бельма, затянувшие глаза Дилана, и едва слышно всхлипнула. Неужели оно на самом деле будет так, и он уйдет куда-то в темноту с вороньей ведьмой? И все окажется зря, все ее скитания под серым небом Другой стороны?

Джил придвинула к себе котомку, вытащила ткань, в которую Скачущая-в-Охоте заворачивала лепешки, прижала к порезу. Гудел среди камней ночной ветер. Никто не сказал ей, чем опасен Меч Княгини, а она сама не спросила. Слишком уж много всего произошло.

Она вытерла нож и сунула его в ножны. Кое-как перевязала руку. Ночь длилась, небо и не думало светлеть.

Снова мороки. На несколько секунд Джил даже показалось, что лучше вороны, чем блуждать по бесконечным лабиринтам наваждением. Она одернула себя. Вороны еще будут. И им не хватит нескольких струек крови — захотят всю.

Сидеть в темноте, чувствовать за спиной громады скалы и бродящие вокруг отголоски кошмаров оказалось страшно. Джил подумала немного и встала. Лучше уж идти вперед. Медленно, осторожно, но точно не сидеть на месте. При мысли о сне девушку передернуло.

Рассвет застал ее далеко от места неудавшейся ночевки. Джил шла по берегу ручья, его бормотание служило ориентиром. Несколько раз оступалась, но дареные сапоги хорошо держали воду. Однако всякий раз Джил внутренне сжималась от ужаса — слишком свеж был в голове сон. Пробираясь в темноте по Мечу Княгини, она даже подумала в какой-то момент, что все это продолжение сна. Но наступило утро.

Серое, оно привело за особой сырой туман, когда постепенно превратился в мелкую морось. От влаги камни быстро стали скользкими, идти пришлось еще более осторожно.

Наверное, потому Джил не заметила сразу, что скалы снова стали ниже, а черных сосен — больше. И чем дальше, тем заметнее была разница. Ущелье Меч Княгини заканчивалось.

Оно вертикально раскололо лесистый склон, словно и в самом деле след от гигантского меча, а не работа воды и ветра. Ручей, вынырнув из тени мрачных скал, стал заметно шире и полноводнее, хотя полагалось бы наоборот.

Джил рассудила, что он вполне мог брать исток в озере, и двинулась по берегу против течения. В воздухе пахло гарью, и гораздо слабее — хвоей. То, что отравило Меч Княгини, оставило свой след и здесь.

Лох-Слай лежал в каменной чаше берегов, холодный, темный и совсем недобрый. По воде от ветра пробегала едва заметная рябь. Сосны тянули к озеру корни, словно жадные руки, на прибрежных камнях желтели лишайники. И никакой травы, ни голубой, ни синей, ни зеленой. Только засохшие кусты кое-где.

Какое-то время Джил просто просидела на выпирающем из земли сосновом корн, глядя на темную воду. Она устала. Очень хотелось спать. Здесь, на открытом месте было больше неба и больше света, кошмар Меча Княгини отступил, остался там, под опасно нависающими над головой скалами. Джил выпила немного ароматной воды из фляги. Нужно было поесть, но ни лепешки, ни сыр, ни вяленое мясо не лезли в горло. Над Лох-Слай царила тишина, и Джил подумала — а может, оно и к лучшему, что в ее мире этого озера давно не существует.