Дженнет (СИ) - Романова Галина Львовна. Страница 27

— Мой мальчик, — помолчав, заговорила Айфе. — Мой малыш Конно… Наследный принц моей страны… Да, наследный, ибо с рождением детей мы лишаемся и бессмертия. Я пока живу и пока сохраняю молодость, но настанет день — к счастью, я могу выбирать! — когда мне придется расстаться с этим миром. Я могла лишь издалека наблюдать, как они взрослеют — мой сын и моя дочь. Бедный мальчик… Он осмелился полюбить Мэбилон — и поплатился за это. Она решила, что это именно он отвратил сердце короля от нее и убила его… Я готова была терпеть. Я поклялась не предпринимать ничего, не мстить и не строить козни против нее, захватившей мою страну и лишившей меня всего до тех пор, пока будут живы мои дети. Но Мэбилон нарушила договор, и я тоже нарушу его. А ты мне поможешь!

Глава 17.

Роланд открыл глаза. Взгляд их, пустой, как у младенца, уперся в потолок. Несколько минут он лежал неподвижно, постепенно приходя в себя. Но внутри все словно окаменело. Он силился вздохнуть и не мог понять, откуда эта тяжесть. И боль.

Рядом что-то шевельнулось. Мужчина скосил глаза. Рядом, вытянувшись и прижавшись щекой к его плечу, лежала женщина изумительной красоты. Длинные ресницы лежали на матово-бледных щеках. Маленький алый рот чуть приоткрыт, придавая лицу какое-то беспомощное, детское выражение. Между тонкими вразлет бровями залегла морщинка. Женщина была прекрасна. Совершенное тело, стройное и тоненькое, казалось прозрачным и таким нежным, что оставалось лишь дивиться, как она живет в этом мире. Красавица была полностью обнажена, и на нем самом одежды оставалось не так уж и много, да и та в беспорядке. Почему? Что произошло? Как они оказались в одной постели?

Женщина почувствовала его взгляд. Томно потянулась, изгибаясь всем телом, как кошечка. Затрепетали длинные ресницы, распахнулись большие глаза такого необыкновенного лилового оттенка, что опять родилось ощущение нереальности. У простых смертных не бывает таких глаз аметистового цвета лишенных белков — чтобы только радужка с вертикальной линией зрачка. И как он раньше не замечал, какие у нее глаза?

— Доброе утро, мой повелитель, — голосок у нее оказался нежным, но чуть хрипловатым спросонья. — И как тебе спалось в моих объятьях?

— Доброе, — он помедлил, прислушиваясь к звучанию собственного голоса, — утро. Я спал.

— Ты спал, мой повелитель, крепко спал, — она обхватила его руками, устраивая голову у него на груди. От рассыпавшихся по плечам снежно-белых волос пахло утренней свежестью и прохладой. — И видел только радужные сны.

— Сны, — он закрыл глаза. Боль в груди усилилась. — Мои сны…

Там, во сне, было хорошо. Там он был почти счастлив. Там с ним была… нет, не вспомнить.

Роланд закрыл глаза, силясь отрешиться от внешнего мира. Он каждой клеточкой тела чувствовал присутствие рядом этой женщины, но в душе ничего не ощущал. Там была только пустота, холод и — боль. И хотелось как можно глубже окунуться в эту боль, чтобы перестать чувствовать.

А Мэбилон не находила себе места. Она обнимала мужчину, но его не было с нею рядом. И от этого ей тоже было больно.

Вдруг она почувствовала чей-то взгляд. Сумрак сгустился в комнате. Запахло камнем, пылью, сырым деревом, старой ветошью. Королева невольно поморщилась, задерживая дыхание. Она знала этот запах. Но что ей здесь надо?

— Бин Сидха? Ты что здесь делаешь?

В ответ раздалось хихиканье:

— Вот пришла посмотреть на счастливых супругов…

— Счастливых! Скажешь тоже! Он околдован! Эти чары… Что с ним? Я не понимаю!

— Околдован… Ты его околдовала! Не ты сама ли этого хотела?

— Я? — Мэбилон посмотрела на лицо мужчины. Он лежал так неподвижно… — Я хотела…

— …чтобы он стал послушен тебе? Так получи!

Голос растаял. Ощущение присутствия Бин Сидха ушло. Осталась лишь тревога и смутное предчувствие того, что она приходила не просто так. Пророчица хотела о чем-то предупредить, но почему-то этого не сделала.

— Ты готова?

Дженнет кивнула, стиснув зубы, чтобы они не стучали.

В котле кипела вода. Айфе, с распущенными волосами, страшно выпучив глаза и что-то сквозь зубы цедя, кружила над ним, время от времени бросая в воду пучки сушеных трав, какой-то бурый порошок, мелкие драгоценные камешки. Всякий раз огонь под котлом вспыхивал сильнее, обдавая комнату жаром, а вода слегка меняла свой цвет. Она уже покраснела, как от пролитой в нее крови и бурлила так, что брызги порой летели во все стороны.

— Кровь и плоть! Туман и дым! — выкрикивала Айфе. — Перст судьбы! Листья травы!

Схватив со стола большой нож, схватила себя за волосы, мгновенно отрезала прядь и бросила в огонь. Запахло паленым. Повалил густой едкий дым.

— Голос моря! Песня ветра! Плач небес! Сила солнца!

Взмахнула руками — и кипящая вода на миг взмыла в воздух горячим столбом. Лизнула потолок, словно огромная приливная волна — и с плеском рухнула обратно в котел. Брызги обдали Дженнет и Айфе с ног до головы. Девушка взвизгнула, отшатнувшись, но королева-колдунья ничего не замечала. Ей досталось больше — мокрые волосы прядями прилипли ко лбу, платье плотно облепило фигуру.

— Слово сердца! Тьма и слезы!.. Ты готова?

— Г-готова, — пролепетала Дженнет.

— Не слышу! — резкий пронзительный крик ударил по нервам, словно кнутом.

— Готова! — твердо сказала девушка.

— Громче!

— Да! — закричала Дженнет. — Готова!

— Память плоти! Знаки света! — вытянув левую руку, Айфе зажатым в правой ножом полоснула себя по запястью. — Готова?

— Да! — в который раз повторила она.

От кипящей воды шел пар. Она бурлила, словно живое существо. Всплывали и погружались снова какие-то размокшие листья и веточки, шкурки раздавленных ягод, птичьи перья, что-то, похожее на рыбьи косточки и цветы. Засохшие, потерявшие цвет и аромат, в воде они разбухали бесформенными комками, зато начинали пахнуть так, что у девушки кружилась голова.

— Чашу!

Дженнет не успела сориентироваться — откуда-то сорвалась и, пролетев по воздуху, легла в ладони Айфе чаша с двумя изящными ручками. Несколько секунд королева-колдунья держала ее на весу, а потом двумя руками резко погрузила в кипящую воду.

Дженнет невольно зажмурилась, ожидая полного боли крика, но ничего не произошло.

— Пей!

Она распахнула веки. Айфе стояла перед нею. Чаша в ее руках была полна до краев темной жидкости с хлопьями пены на поверхности. Она еще пузырилась. В пене попадались мелкие сухие листики. К боку чаши прилипло птичье перо. Травами пахло так сильно, что зачесалось в носу.

— Я должна…

— Пей! — закричала на нее Айфе.

Дженнет прикоснулась к чаше. Она оказалась неожиданно холодной. Девушка поднесла ее к губам…

А на вкус приятно. Словно мятный чай. Да, мята, шиповник, кипрей, виноградное вино и что-то еще. Правда, горячее. Девушка обожгла нёбо и язык, чуть не выплюнув питье обратно, но послушно сделала второй глоток, потом третий… Горячий напиток скатывался в желудок. Пересиливая себя, Дженнет глотала и глотала, пока Айфе не забрала у нее чашу со словами:

— Все. Хватит. Ну, как?

Девушка прислушалась к своим ощущениям. Язык и нёбо болели. Горло саднило. А в желудке разгорался огонь. Жар становился все сильнее, постепенно охватывая и все тело. Дженнет закричала от боли, прижимая руки к животу. Словно раскаленный уголь засунули внутрь. Словно в ней зародилось какое-то страшное существо, которое пробудилось и продирается наружу, разрывая ее внутренности. Покачнувшись, Дженнет попыталась бежать, но ноги подогнулись, и она упала на колени, потом повалилась набок. В последний раз, уже теряя сознание, она вскинула глаза на стоявшую над нею Айфе. Та, как ни в чем не бывало, прижимала к груди чашу. Шевельнув губами, девушка попыталась что-то сказать, но это простое движение потребовало слишком больших усилий. Она попыталась вздохнуть, но горло сжалось. Попыталась приподняться, но тело больше не принадлежало ей. Попыталась хотя бы в последний раз поймать взгляд прищуренных глаз, но все поглотила тьма…