Танцы минус (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 21

Продолжаю убираться. И вдруг на полировке журнального столика вижу… Ну да! В жизни я ничего такого, конечно, не встречала никогда, а вот в кино… Темная полировка припорошена белым порошком. Рядом валяется кредитка, на ней тоже следы порошка… Кокаин? Но, боже мой, откуда?!! И как узнать, так ли это на самом деле? Не в полицию же звонить…

Интересно, еще у него есть? Мои поиски недолги. Я слишком хорошо знаю своего отца, чтобы легко догадаться, где именно он мог спрятать наркотик. Если это, конечно, он… Черт! Хватит обольщаться! Конечно он! Маленький целлофановый пакетик наполовину полон. Или наполовину пуст… Забрать все? А вдруг у него ломка начнется? Я толком ничего не знаю про все эти дела. Когда училась на медсестру, нам что-то, конечно, рассказывали, но углубленных знаний о наркозависимости не давали. Отрываю кусок от лежащей на стуле у входа газеты. Скручиваю «фунтик» и пересыпаю туда примерно половину того, что осталось у отца.

Интересно, что со мной будет, если это у меня найдут? Но эти опасливые мысли меня, конечно, не останавливают. Размышляю. К кому податься? К Федьке Кондратьеву? Он же все-таки спецназовец. Может их учат, как можно отличить: наркотик это или питьевая сода, к примеру?.. Значит надо в Москву… Поездом? Я потеряю кучу времени. На мотоцикле? Страшно — а спина-то моя выдержит такую далекую дорогу? Но выбора нет. Заезжаю в гостиницу за документами и деньгами. Потом звоню Яблонскому и ставлю его перед фактом: меня и моего мотоцикла не будет два дня.

Напутствует:

— Не убейся только. Ты мне нужна живая, здоровая и полная порнографических устремлений. Вернешься, тебя будет ждать сюрприз.

Смеюсь.

— Порнографический?

— Эротический, балда ты этакая. И высокохудожественный. А порнографический попозже. Если захочешь…

— Вань…

— А что, Вань?.. Ладно, езжай. И возвращайся поскорее… Ненавижу, когда моя муза шляется неизвестно где.

— А я твоя муза?

— Ну да, — отвечает неожиданно серьезно. — Ты что этого еще не поняла?

С полдороги, когда спина вынуждает меня остановиться и размяться, звоню Федьке. Он рад мне, а я ему. У Анны все в порядке: «Толстеем!», Серджо, Ксюха и Викуся отбыли в Париж в гости в Ксюхиной бабушке. Это я знаю, Ксюха говорила. Приходченко по-прежнему носится с Марией-Терезой. «Как дурак с писаной торбой!» Егор… Ну, у Егора тоже все ОК.

Прошу Федьку часа через два встретиться со мной — очень надо.

— Так срочно? Ну давай. Я, правда, на службе…

Называет адрес. Еду. Встречает меня за проходной. Здоровенный, в форме, в своем неизменном и уже изрядно затертом краповом берете. Рассказывал, что это «фича» такая. Форма может меняться сколь угодно много раз, а раз полученный, заслуженный и выстраданный краповый берет с тобой один навсегда. А потому особенно круто, когда он не новенький, а заслуженный. Сразу видно, что парень — не желторотик. Мужики… Детский сад — штаны на лямках!

Впрочем и мы, тетки, ничуть не лучше. Только у нас свои «фичи». Вот, например, никогда не задумывались, почему с таким успехом по телевизору прошел тот самый, нашумевший сериал про бандитов? И продолжают сниматься все новые сериалы про ментов? Я их не смотрю, потому ни о чем таком никогда не думала, а Яблонский мне объяснил как-то, когда к слову пришлось. Оказывается, каналы просто работают на свою основную аудиторию. А это женщины. Причем возрастной группы 50+. То есть пятьдесят лет и старше. А что нам, женщинам, больше всего нравится? Сильный, решительный мужчина, естественно. Причем, как и двести или триста лет назад нам, теткам, подавай такого мужика, который соперника победить может не столько силой ума, сколько при помощи кулаков.

В наших глазах герой не тот, кто, например, заслуженно назван лучшим бухгалтером России или лучшим учителем. Нам подавай мачо, который горазд набить морду любому обидчику. Вот это — истинный герой! Заложенные природой в женские головы установки, что лучший отец для наших потенциальных детей — это сильнейший самец в стае, просто не успевают за изменениями образа жизни…

Глава 7

Рассказываю Федьке о папе, о том разговоре, который слышала в цирке, когда он что-то у кого-то просил жалостливо, а потом о своей находке. Слушает, и брови его ползут все выше вверх. Под конец почти упираются в его замурзанный беретик.

— Значит, цирк, говоришь?

Чешет в затылке и оборачивается задумчиво на здание, из которого только что вышел. Потом хватает телефон и принимается куда-то названивать. Понимаю, что Приходченко по характерному: «Това… Тьфу ты господи! Господин полковник!» Федька узнает, где командир и можно ли ему прямо сейчас подъехать. Получает добро и решительно волочет меня в сторону своего джипа, припаркованного неподалеку. Оглядываюсь беспомощно на мотоцикл. Чужое добро-то!

— Ничего с ним тут не сделается. Вон, ментов вокруг как грязи.

Приходченко, видимо, дома, потому как Федька паркуется возле обычной жилой многоподъездной «панельки». Кондратьев звонит в домофон. Когда поднимаемся на нужный этаж, полковник уже стоит в дверях своей квартиры и смотрит на подчиненного зверем. Входим. Слышу, как женский голосок интересуется по-английски тем, кто же там пришел.

— По-русски, дорогая, — учительским тоном отзывается Приходченко.

Из коридорчика до нас долетает тяжкий мелодраматический вздох, и Мария-Тереза возникает в дверном проеме.

— Кто тям? Кто тям пришель?

— Это я, почтальон Печкин, — ворчу себе под нос я, и Приходченко уставляет на меня грозный взор.

Мария-Тереза подходит ближе и обнимает полковника сзади обеими руками. Ее полные лукавства глаза смотрят на нас с вызовом. Что ж, имеет полное право чувствовать себя победительницей. Такого мужика в свои цепкие коготочки зацапала. И ведь удержит! Не то, что я! Едва она подходит, у Приходченко даже выражение лица меняется. Смягчается, добреет. И фигура из железобетонной становится какой-то уютной, домашней. Дикий медведь на глазах превращается в плюшевого мишку.

— Чего приперся? — интересуется он у Федьки, поглаживая большим пальцем руку Марии-Терезы у себя на животе.

Она в ответ приподнимается на цыпочки и целует его в шею, а после прижимается к его спине как-то еще более гармонично. Вот ведь! Ей ведь чуть за двадцать, ему сорок пять и башка вся седая. Она — итальянка из богатой католической семьи, он — русский мужик самого простецкого происхождения. Она — наивный и восторженный птенчик, который только и мог решиться восстать из идейных соображений против отца-наркоторговца. У него за плечами такая биография, что только под грифом «секретно» ее и хранить. А ведь как будто созданы друг для друга! Словно кусочки пазла совпали.

Федька заговаривает, и я возвращаюсь мыслями к собственным делам. Тем более, что Кондратьев кивает в мою сторону.

— Вон, ее привел. Дело у нее, това… Тьфу ты, блин! Короче, интересное очень.

— Интересное, говоришь? Тогда чего торчишь посреди географии как вавилонская башня? Всю прихожую занял… Пошли на кухню что ли? Машка кофе сварит, она у меня знаешь как здорово его варит?

Смотрю удивленно — не сразу понимаю, что это он не обо мне, а о Марии-Терезе. Идем, рассаживаемся на табуретки вокруг стола. Федька командует:

— Начинай, Маш!

А вот это уже мне. Я заново пересказываю свою историю и вижу, как брови Приходченко совершают тот же маневр, что и брови Кондратьева не так давно. Только беретика на нем нет, так что упираться им просто не во что.

— Цирк, значит… А ну давай сюда свой пакетик!

Аккуратно разворачивает бумажку, стараясь не растрясти ее содержимое. Слюнит палец и макает его в порошок, после чего засовывает за щеку и как-то вроде даже трет им по десне. Потом сплевывает.

— Кокс.

Сердце у меня обрывается. Я все-таки до конца так и не верила в то, что мой отец…

Подходит заинтересованная Мария-Тереза и проделывает ту же процедуру, что и Приходченко только что. Кивает. Сведения, которые может сообщить она, еще конкретнее. Милый птенчик называет регион, откуда вероятнее всего поставляется наркотик, качество, а как следствие уровень лаборатории, где продукт произведен и примерную цену в евро. «Отец как раз такой на рынок поставляет». Семейный бизнес, черт побери!