Матрос империи. Начало (СИ) - Четвертнов Александр. Страница 64

– И не только по одной, – продолжал секунд-майор. – Родион Кириллович, дорогой, а налей ка мне вон той настоечки, пожалуйста. Где одна, там и вторая!

– Как ты здесь оказался? – спросил я своего родителя, когда мы присаживались за стол. – Мама в письме сказала, что поездку запретил…

– Ростислав, кто может запретить Драгомиру?! – Ерастов поставил рядом с собой полную до краев рюмку.

– Дед. – ответил я.

– Ух, это да. – лицо секунд-майора выражало куда больше эмоций, чем его короткая фраза. Он явно был знаком с главой нашей семьи.

– Ослушался приказа старшего по званию. – улыбнулся папа, – сбежал, не мог же я тебя оставить одного.

– А мама прикрывала побег?

– Да, должен же кто-то приструнить отца.

– Аннелиса Торбеновна может, да, – покивал Ерастов, – помню, как она защищала тебя от опасности, храбро и самоотверженно.

– Нас, Саша, нас. – поправил его мой отец, и засмеялся.

– Но спасла она только тебя, а меня оставила на растерзание…

Я, как и все остальные за столом заинтересовались этой историей, и посмотрели на Александра Ярославовича, и моего отца.

– А что случилось? – спросила Ирина Викторовна.

– Мне тоже интересно. – сказал я, ощущая неизвестный мне до сегодняшнего дня восторг. Возможно потому, что именно сейчас я стал более близок к отцу, который раньше никогда не рассказывал о своей службе, или прошлом, он только интересовался мной, и довольно скупо проявлял свою любовь, как и Дед. Нет, не подумайте, я всегда знал, что они меня любят, и хорошо относятся, просто мы мало времени проводили вместе, а когда собирались, то всей семьей, и там их внимание было поделено поровну между всеми. До сегодняшнего дня, самыми теплыми воспоминаниями об отце у меня были те, когда он учил меня водить, как он меня хвалил за успехи, разворошив рукой мои непослушные вихры.

– Не надо было открывать загоны с самцами туров во время гона. – объяснил мой родитель, – вот отец и разозлился.

– Я же не специально, перепутал просто. – оправдывался секунд-майор. – А он….

– Он его выпорол, как нашкодившего мальчишку, хотел и меня….

– Меня, лейтенанта тогдашнего! – округлил глаза Ерастов, – и друг, даже не защитил!

– Самому надо было спасаться, – засмеялся папа. – Аннелиса тогда беременная была, и отстояла меня. Ты был необходимой жертвой, Саша.

– Да ну Вас. – наигранно обиделся Ерастов, под смех окружающих. – Ростислав, ты же меня не бросишь, если что-то подобное повториться?

– Я постараюсь, – смеялся я вместе с остальными. – Но это же Дед.

– Полагаюсь на тебя. – кивнул секунд-майор. – Ты уже готов к учениям, выработал стратегию поведения?

– Какую стратегию? Зачем? – удивился я.

– Александр Ярославович, не надо. – опередил, набравшего в рот воздуха для ответа Ерастова, Евгений Михайлович.

– Да, Вы правы, что это я. – покивал головой он. – Сам увидишь.

Мы еще посидели несколько часов за столом. Родион рассказывал отцу, как мы познакомились и, как им живется со мной, Ирина Викторовна нахваливала мои кулинарные таланты, Ерастов вспоминал забавные истории и военные кампании из прошлого, где они с отцом принимали участие под руководством своего командира, тогда еще капитана Могутова, Евгений Михайлович поддерживал беседу, впитывая в себя информацию, как губка, и только я ждал, когда же, наконец, смогу пообщаться с отцом наедине.

Только поздним вечером я смог узнать, как дела дома, как поживает моя семья, что нового у них произошло. Увы, никакой новой информации о Юдиных в целом, и об Иллирике в частности отец не сообщил. До сих пор полная неизвестность. На этом фоне, я уже добился, куда больших результатов.

Мы разговаривали до глубокой ночи. Я рассказывал о своей службе, и учебе, задавал множество вопросов. Мне было очень приятно, что папа откровенно радовался за меня, моим успехам. Про покушения я предпочел умолчать, зачем расстраивать, если вопрос почти решенный? А вот ответы на мои вопросы, это отдельная тема разговора….

И вот, настало утро. Мы, весь первый курс академии, стояли в парадной форме, при полном вооружении, на огромном плацу ровными шеренгами, делясь на морских пехотинцев, и флотских. Напротив нас располагались небольшая трибуна, за которой собралось все командование академии, и множество других, незнакомых нам офицеров в генеральских чинах, и религиозных служителей, и широкий постамент, на котором будут лежать священные книги, соответствующие различным религиозным конфессиям. Рядом с постаментом занял позицию военный оркестр.

За спинами командования можно было увидеть множество гражданских лиц, которые приехали на присягу к своим детям и родным. Я сразу заметил отца, который стоял в парадной форме, сверкая наградами, рядом с Ерастовым Александром Ярославовичем, и о чем-то разговаривал с незнакомыми мне военнослужащими, хотя, кажется, я узнал Абаимова, но не могу быть точно уверенным, что это был он.

Видел я и отца Арины, который стоял вместе с дородной женщиной маленького роста, матерью Ярослава, которую за руку держал мальчик лет пяти. Недалеко от них расположилась шумная компания из семьи Бекетовых и четы графов Земных. Не знаю, подтвердились ли переживания Елены, но ее мама в форме контр-адмирала оживленно и весело разговаривала с родственниками Гадела, активно жестикулируя руками, и явно найдя отличного собеседника в лице матери татарина, а вот ее отец, очень тихо стоял рядом, постоянно кивая, как китайский болванчик.

Все ждали только Генерал-Адмирала, который задерживался по неведомым нам причинам, на целых десять минут. Невиданный случай. Ходили слухи, что он крайне пунктуальный, и сам не приемлет опозданий от других. Рассказывали, что он мог за опоздание и адмиралов с генералами в наряд отправить, наверняка врали.

– Может, случилось что? – еле слышно прошептал стоящий рядом незнакомый мне морпех.

– Не, навряд ли. – не согласился с ним кто-то дальше по строю.

Чувствовалось, что курсанты нервничали, переминались с ноги на ногу, кто-то громко, и часто дышал, кто-то покашливал, были и такие, кто издавал какие-то звуки, то ли в попытках себя успокоить, то ли развеять скуку, благо, рядом со строем не было ни одного офицера, и никто не мог сделать замечание, но, и некому было нас приободрить.

– А правду говорят, что у него индекс за семьдесят пунктов? – шепотом спрашивал кто-то рядом.

– Да, говорят, он на одной силе может всю базу уничтожить. – отвечали неизвестному.

– Говорят, в Москве птиц доят. – зло шикнул кто-то.

– Ты еще скажи, что так птичье молоко делают…

Разговоры, как отрезало, когда на плацу появился сам генерал-адмирал Меньшов Валентин Севович. Без адъютантов, и иного сопровождения, он не казался маленькой букашкой на асфальте в окружении толпы. От его фигуры расходилась невиданная мощь, я такой еще ни от кого не чувствовал. По телу прошлись мурашки, хотелось встать на колени, и клясться в чем угодно, лишь бы быть на его стороне. Все-таки правду говорят, семьдесят пунктов, а то и больше.

Генерал-адмирал встал перед трибуной, повернулся к нам, и громким, подкрепленным внутренней силой голосом обратился к нашему строю:

– Сегодня, знаменательный день в Вашей жизни! Сегодня праздник в Российской Империи! Сегодня Вы станете частью огромной семьи, обретете ее честь, что бы преумножить! Слава русскому оружию! – он замолчал, а мы грянули во всю мощь тысячи глоток.

– Слава!

– Слава русскому флоту!

-Слава!

– Слава русской морской пехоте!

– Слава!

– Слава батюшке Императору!

– Слава!

– Слава матушке нашей, Российской Империи!

– Слава!

Взыграли трубы, зазвучал наш гимн. Абсолютно все пели, голоса наполнили воздух настолько плотно и сильно, что не было слышно музыки, хотя, порой ее обрывки доносились до моих ушей.

Оркестр закончил играть, и началась сама торжественная часть. На коммутатор приходило сообщение, и курсант покидал строй, направляясь, чеканя шаг, к Меньшову, который стоял около постамента. Туда же подходил священнослужитель той конфессии, к которой принадлежал дающий присягу, и клал на серебряную подставку священное писание, на котором и приносилась клятва.