Красные камзолы (СИ) - Ланков Иван. Страница 34

— Разговорчики! — зло бросаю я через плечо.

Мне было откровенно не по себе. И от недобрых взглядов нарвских, и вообще. Я заметил, что мои ребята непроизвольно втягивают голову в плечи. Да и у меня чего-то мышцы напряглись. Подсознательно ожидал, что сейчас кто-то громко свистнет и скажет "Слышь, э! Сюда иди! Ты с какого района?".

Команду Ефим сформировал нестандартную. Мой шестак в полном составе, с которым мы вот уже полгода практически неразлучны. И три пары более опытных солдат, в которое вошли все три капрала тех капральств, что были расквартированы в нашей деревне. Ефим с кожевенником из Кексгольма, капрал Смирнов с солдатом своего капральства — пожившим мужиком лет под сорок и третий капрал из нашей деревни — Максим Годарев. Из дворян, между прочим. У него под Кексгольмом целая деревня во владении, почти двадцать душ народу. Что характерно, все мужики из его деревни — охотники-промысловики. При барине-ландмилиционере у них промысел шел, наверное, особенно хорошо. Интересно, а кто же у него тогда на земле работал, если все его крепостные были охотниками? Вроде ж крепостной должен быть к земле прикреплен… Впрочем, то не мое дело.

Так вот и порешили. Я иду шестаком по самому большаку, а пары во главе с капралами, бывшими ландмилиционерами, идут краями да перелесками, подходя с расспросами к каждой стоянке и костерку, что стихийно образовались вдоль тракта. Опыт подобных дел у них есть, что и как спрашивать — они знают по своему приграничному прошлому. Затем собираемся у приметного верстового столба, что недалеко от круглого озера, устраиваем совещание, после чего вновь разбегаемся. И так до самых предместий Риги, чуть больше десяти верст. Достаточно простенький план. Вот только что-то мне подсказывает, что наши капралы специально придумали себе повод не идти сквозь чужой полк, а обойти его краешком. Впрочем, нам выбора особо никто не предоставил. Сказали идти прямиком — мы и идем.

Тракт здесь еще называют прямоезжей дорогой. Она отличается от просто дороги тем, что с помощью просек и засыпания мелких овражков ее попробовали сделать максимально прямой. Хотя получился далеко не автобан. К примеру, первый раз словосочетание "прямоезжая дорога" я услышал в аккурат на повороте. Но это еще весной, когда мы из Луги шли. Сейчас же Рижский тракт выглядел и вовсе плачевно. Грунтовка была разбита до состояния грязи усилиями многих полков, прошедших здесь за последние недели. Потому возницы все время пытались найти место получше, чтобы катиться не замешенной грязи, а хотя бы по связанному дерном грунту. В итоге все пространство, не занятое лесом было раскатано до состояния "добыча глины карьерным способом".Так и шла дорога — то в местах просек сужалась, то, выбиваясь на опушки расширялась до сотен метров. Прокатив телеги по более-менее целому грунту — если повезло и не попал в скрытую травой яму- возницы снова собирались в пробку у очередной узкой просеки. В итоге средняя скорость движения телег с учетом всех остановок была хорошо если километр в час. Потому солдаты, сопровождающие свое добро и подталкивающие телеги успевали меняться, отходя по очереди на отдых. Не менялись только злые возницы да чахлые лошадки, запряженные в телеги.

И не только лошадки, кстати. Через пару верст мы нагнали артиллерийскую команду, где пушки тащили в упряжке монструозного размера быки. Ну то есть волы. Холощеного быка так называют — вол. Здесь принято четко различать кто нормальный, а кто холощеный. Для местных это важно — жеребец это или мерин, хряк или боров, бык или вол. Так что — волы. Серьезные такие звери. Крупные, мощные, с огромными рогами. И запряжены попарно в каждый артиллерийский передок. Это пушкари свои специальные двухколесные тележки для буксировки пушек так называют — передок. Ну так-то и обоз у них не как у людей называется — обоз, а пафосно, по-заграничному — фурштадт. Пижоны эти пушкари, одним словом. Ребята говорят, что больше чем пушкари выпендриваются только матросы. У тех так непонятных словечек вообще до черта. Даже больше чем у тебя, Жора. Ну не знаю, с матросами не сталкивался еще.

Волы — они вообще послушные. Скажут идти — идут. И мощи у них хватает. Даже если телега за что-нибудь цепляется колесами — ну там, за грязевой отвал по краю колеи или за камень — волам пофигу. Прут себе и прут всей своей бычьей мощью. Прямо на наших глазах у очередной просеки волы потянули упряжь с поля на дорогу, колеса пушки набрали грязи и перестали крутиться, сцепка пушки с передком завиляла из стороны в сторону. А волы знай себе, тащат по грязи всю эту колесно-грязевую сцепку будто сани.

— Стой! Да стой же ты!

То ли возница забыл, где у этих монстров кнопка "выкл", то ли еще что, но они продолжали тянуть, упрямо мотая головами. Передок подпрыгнул на пересекаемой поперек колее, встал боком и юзом потащился по грязи. Затем накренился, что-то громко треснулоь и этот самый артиллерийски передок медленно завалился набок. А пара волов спокойно шла дальше, волоча за собой отломанное тележное дышло.

Раздался многоголосый гвалт, среди ругани пушкарей у телеги мое ухо уловило знакомое словечко:

— Merde!

От заднего колеса отошел голый по пояс мужик с выражением полного отчаянья на лице и закрутил головой, оглядываясь. Потом он посмотрел в нашу сторону и крикнул:

— Слыште, чумазики! Сюда идите! — и сам пошел в нашу сторону.

Я оглянулся. Ого! А у нас за спиной немаленькая толпа собралась. Человек десять нарвских шли за нами на небольшом расстоянии, метров в пять, рассыпавшись полукругом. Значит, пушкарь это им кричал?

Обходивший сбоку один из нарвцев потянул Сашку за локоть и зло сказал:

— Вам что, черти, особое приглашение? Быстро пошли!

— Отвали, у нас рунд! — ответил Сашка ему в тон, перехватил мушкет обеими руками и резко толкнул им нарвца, сбивая с ног.

Рунд — это он, конечно, железную отмазку придумал. Рунд, вообще-то, это здесь так называется обход постов офицером или начальником караула, а не вот такие прогулки по дорогам. Сашка дерзкий, конечно. И почему маленькие такие наглые и безбашенные? Может, и правда, потому что голова близко к заднице?

Мужик брякнулся задницей в грязь. Обходившие нас вокруг нарвцы повернулись, загудели… Сейчас кто-то крикнет "Наших бьют!" и все, каюк кролику. Ну Сашка, ну отморозок, а?

Надо успеть крикнуть что-нибудь первым. Желательно чтобы с резкой сменой темы, чтобы был разрыв шаблона. Авось и… Там кто-то сказал "merde"? Наверное вон тот.

Путь мне заступил один из нарвских, а я спокойно шагаю вперед, глядя прямо ему в переносицу и отрывисто бросаю:

— Va t"en! — это то же "отвали", только на французском. И потом сразу кричу в сторону опрокинувшегося передка:

— Monsieur, puis-je dire quelques mots?

Двинувшиеся было в нашу сторону с недобрыми намерениями нарвские настороженно замерли, услышав нерусскую речь. Не, ну мало ли. Раз лопочет не по нашему — может, из дворян или еще какая важная птица?

А я продолжал выстреливать скороговоркой французские слова, пытаясь придать голосу уверенный тон. И наш шестак, даже не сбившись с ноги выходил из полукольца нарвских. Вроде пока пронесло.

— Месье, мы ищем бродячую шайку разбойных людей, что проходила этой дорогой недавно. Вы не могли бы нам помочь?

Мужик с белым шейным платком, поливавший французской бранью орудие и развалившийся передок повернулся ко мне и спешно изобразил высокомерное выражение лица. На ломаном русском отрывисто бросил столпившимся пушкарям:

— Волов отцепить! Тащить бревна, делай рычаг, делай вот тут палка! Давай-давай! Вы! — и жест рукой в сторону толпы нарвских, что собрались вокруг нас — Помогай!

После чего повернулся ко мне и перешел на французский.

— Фенимор Ландер, старший на этой батарее — и после формального приветствия пушкарь перешел на более грубую, простонародную версию французского — Чего надо, солдат?

Слышу, сзади Степан обратился на латышском к одному из артиллеристов. Ну вот теперь вообще хорошо. Кажется, прямо сейчас нас бить не будут. Вон сколько мы всяких непонятных слов говорим! Сейчас, еще буквально пару фраз, чтобы иноземец мне чего-нибудь ответил — неважно что — и можно будет идти дальше. Нарвские отвлекутся на свои дела и нас проигнорируют. Наверное.