Золотошвейка (СИ) - Шведова Анна. Страница 34

Я допытывалась у Иолля о значении и названиях рун до тех пор, пока совсем не стемнело, а я окончательно не продрогла. Только тогда мы расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. Я устала. День, признаться, был чрезвычайно богат на знания, догадки, чувства и эмоции. Но возвращаясь в свою спальню, я думала только об одном. И пыталась смириться с неизбежным.

* * *

...Мне снился чудовищно огромный циферблат, на котором вместо цифр горели ослепительным светом руны. Именно так, как рисовал Иолль. Во сне я знала все их названия, все, что они означают, как знала буквы алфавита. Я читала таинственные письмена, написанные тремя стрелками этих гигантских часов, я их понимала. Стрелки... Они дрожали и извивались упитанными питонами, подозрительно похожими на разбухшие до размера корабельных канатов золотые шнуры, и двигались отнюдь не так, как положено нормальным стрелкам часов. Вот они остановились: одна на восемь часов вечера, вторая - на два часа ночи, третья - на пять утра. В моей голове билась догадка, но я никак не могла понять, почему так важно знать, что это означает. Три знака. Три руны.

Тарил Эдо, вдруг сказала неизвестно откуда появившаяся Элена, усаживаясь на подобострастно изогнувшуюся под ней стрелку, как на кресло. Неужели ты ничего не поняла, простушка? Это Тарил Эдо. Это подарок к нашей свадьбе. Распустить Бутон, что может быть лучше?

Нет, возразила я. Какая свадьба? Разве он не болен? Разве он не умирает...?

Но ведь не умер? А Иолль не так прост, как тебе кажется, милая, шептала Элена, лукаво хихикая. Далеко не так прост.

Как выдержанное вино, голос Элены становился ниже и грубее, ее облик менялся, превращаясь в Иолля, и действует так же. Тарил Эдо - опасная руна... Орез Туггье превращает все окружающее в скорлупу вокруг тебя. А ты оказываешься внутри и выбраться наружу не можешь... Ты внутри моих рук и тебе не вырваться... Руки Иолля тянулись ко мне, пытаясь обнять. Опасно... Опасно... Опассссно...

Я проснулась с чувством, что знаю что-то, только вспомнить не могу. Что-то важное, настолько важное, что срочно требуется что-то делать. Срочно. Делать.

Но почему? Я неторопливо умылась, оделась, размеренно отправилась по длинному коридору, дошла до столовой, рассеянно поздоровалась с Наратом, скоро позавтракала. И все это время меня не оставляла мысль, что я упускаю нечто важное. И только вернувшись в свою комнату и наткнувшись взглядом на скомканный платок, на котором Иолль рисовал руны, меня осенило. Руны! Три руны, которые так обеспокоили меня во сне. На восемь часов вечера, на два часа ночи, на пять часов утра - Тарил Эдо, Орез Туггье и Вам Рубот.

Тарил Эдо, или как его называют по-другому, "Распустить Бутон". Ни Дневная, ни Ночная руна, так себе, сумеречная. Он не плохой и не хороший, этот знак, как говорил Иолль, он просто позволяет человеку на время освободиться от пут, связывающих его, и посмотреть на все как бы со стороны. Тарил Эдо можно сравнить с хорошим выдержанным вином, поскольку действие их примерно одинаково - раскрепощение, легкость, даже беззаботность. Но так же, как и вино, опасен - выпей больше, чем нужно, и сам себя забудешь.

Орез Туггье в моей памяти остался знаком крайне опасным: отсекает от человека все внешнее, а иной раз и внутреннее - привычки, желания, привязанности. Впрочем, и так было понятно, что руна, расположенная близко к полуночи, ничего хорошего в себе не несет.

А вот о Вам Руботе я ничего сказать не могла - ни плохого, ни хорошего. Не помню. И плевать бы мне на этот самый Вам Рубот, если бы не сложились эти три злосчастные руны в одну большую и неприличную фигу.

Именно эти три руны Элена уложила в рисунок, который я приняла за монограмму. Именно их я вышила вчера и оставила на столе. Вечером я была так ошеломлена рассказом Иолля, что на вышивку и внимания не обратила, но утром-то ее точно не было на столе!

Можно делать какие угодно предположения, но если меня втихомолку подпоить вином, а потом обездвижить, если заставить меня забыться, то делать со мной можно, что угодно, и вряд ли такие усилия требовались для того, чтобы это "что угодно" было мне приятно. А тем более хозяину, всегда явно демонстрирующему нелюбовь к вмешательству в его дела. И кто может гарантировать, что не убийство замышляется? Почему бы и нет? Может, он и умирает от неведомой болезни, но насильственное лишение жизни мне нравилось еще меньше.

Впрочем, я могла быть и не права, и Элена вовсе не задумала ничего дурного, но сейчас в моей голове крутился только один вывод о том, где может находится эта злосчастная вышивка. И если графу удастся и на этот раз выкрутиться, то как я буду доказывать, что опять не при чем? А Иолль и на этот раз будет доказывать, что графа Хеда Ноилина никто "из присутствовавших" и пальцем не тронул?

Под ногами обеспокоенно крутилась кошка, добавляя нервности в мои и так уже расстроенные чувства.

- И что ты об этом думаешь, Мартина?

Мартина юркнула куда-то под тахту и исчезла.

Я сорвалась с места и побежала к Крылатой башне. Теперь я неплохо ориентировалась в запутанных коридорах, лестницах, залах и галереях, но добежав до личных покоев графа Ноилина, остановилась. Где искать эти дурацкие вышивки? Или сначала стоит найти Джаиля? Ага, еще чего!

Ни в кабинете, ни в спальне никого не было ни видно, ни слышно. Я осторожно двинулась по боковому коридору и увидела стоящего перед дверью библиотеки Нарата, который медленно повернул ручку, обнаружил, что дверь заперта, постоял немного и развернулся, чтобы так же невозмутимо уйти. Я юркнула назад, к кабинету.

Меня била нервная дрожь. Раз библиотека закрыта и это непривычно даже для Нарата. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что там происходит. Предчувствие мне подсказывало, что я если не опоздала, то явно опаздываю, и от отчаяния я готова была кричать в голос. Но хороша буду я, если мои опасения не подтвердятся, а я подниму на ноги весь замок! Здравый смысл советовал не обнаруживать своего присутствия раньше времени. Хотя бы до того, как я узнаю, пуста ли библиотека.

Раз дверь заперта, внутрь можно попасть способом мною уже проверенным. Дернув и так, и этак деревянный завиток на знакомой панели и дождавшись, пока она отъедет в сторону, я юркнула в темный проход, ругая саму себя на чем свет стоит. Ну почему я вечно умудряюсь влезть в какую-нибудь историю?

Потайной ход ничуть не изменился со времени моего последнего и единственного здесь пребывания. От застоявшейся пыли я сначала оглушительно расчихалась, но даже боязнь того, что буду услышана, не заставила меня остановиться. Один раз я уже проходила этот путь, а оттого не боялась непредвиденных неприятностей в виде ям или лежащих на полу камней. До библиотеки я добралась очень быстро и прильнула к до сих пор отодвинутому глазку.

...Он полулежал в глубоком кресле, на спинку которого была наброшена огромная пятнистая шкура. Руки безвольно опущены, длинные пальцы почти касаются пола. Голова запрокинута, волосы разметались по меху. Лицо белое, бескровное, до ужаса спокойное и расслабленное. Удивительно, до чего ж он хорош, когда все наносное сошло на нет... Глаза закрыты, губы слегка приоткрыты, дыхание ровное и глубокое. Он выглядел так, будто безмятежно спит. Я даже заколебалась в первую минуту: неужели я ошиблась? Но потом заметила то, ради чего спешила. На его полуобнаженной груди тускло блестела вышивка, с наскоро обкромсанной ножницами тканью вокруг золотого шнура. Только шнур изменился. Выцвел, потерял блеск, красоту и даже форму. Теперь это мало походило на мою вышивку, и тем ужаснее стали мои подозрения.

Мне послышался какой-то звук и в поле моего зрения вошла Элена. То-то я думала, куда она делась! Элена неторопливо подошла к спящему графу, оперлась ладонями о подлокотники кресла и наклонилась вниз, закрыв мне весь обзор: